Тяжело дыша и оглядываясь, молодая волчица петляла по занесенному первым колючим снегом лесу. Она уже поняла, что все ухищрения бесполезны и от погони не уйти, за ней предательским шлейфом тянулся запах раненого животного и алая лента её собственной крови. Всё отчетливее были слышны лай собак и гортанные голоса людей с ружьями, и это означало для волчицы лишь одно – погибель. Молила она в те минуты своего волчьего Бога об одном: не дай теперь появиться на свет моим малышам. Но волчица не была услышана, судьба её детёнышей больше ей не принадлежала: подошёл срок, и волчата рвались покинуть тёплое материнское пристанище.
Мать-волчица устала, сил на дальнейшую борьбу и сопротивление не осталось. Она тяжело опустилась на еловые ветки и закрыла глаза. Хищница поняла, что укрыться от преследователей ей не удастся, а через несколько минут свора собак, жизнерадостно помахивая хвостами, с победным лаем ринулась в сторону молодой еловой рощи. Всего этого волчица уже не знала, её жизнь оборвалась, успев, однако, дать новую.
Возле волчицы охотники нашли пятерых её новорождённых щенков. Слепые малыши прижимались к остывающему телу матери и жалобно, тоненько скулили…
Викинг не знал о своих братьях и сёстрах ровным счётом ничего, да он и не помнил их. Своей статей он считал семью егеря. Петрович – так звали хозяина – вырвал волчонка из рук браконьеров в тот самый злополучный день, когда погибла молодая волчица. Как сложилась судьба остальных её щенят, осталось неизвестным.
В деревянном доме егеря было тесно и душно, его переполняли лесные жители: енот со сломанной лапой, почему-то бесхвостый заяц-беляк, две шустрые, вороватые белки и степенная пучеглазая сова. Волчонок сразу не пришёлся ко двору, все звали его "хищником". Пока волк был маленький и питался молоком из заботливо подставляемой Петровичем соски, звери его не боялись, напротив, старались побольнее задеть или оттолкнуть в дальний угол избы. Но волчонок был терпелив к их тычкам и неприятию, другой семьи он не знал. А потому принимал суровое отношение со стороны "стаи" как данность и даже пытался ответить на неприкрытую злобу зверей игрой.
Когда же Викинг подрос, все, включая беспрестанно ухающую сову, к слову, большую любительницу полакомиться мирно сосуществовавшими в подполье до её появления мышами, стали его избегать. Егерь не мог не заметить беспокойства в среде своих питомцев, он отлично понял причину их страха – это был Викинг. И как ни тяжело было на сердце у добродушного старика, но пришла пора расстаться с полюбившимся ему маленьким волком.
В тот злополучный день Петрович накинул на шею Викинга ошейник, привязал к нему верёвку, угостил напоследок питомца с рук свежим кусочком мяса – и они покинули негостеприимный дом и его неприветливых обитателей. Волчонок и человек сначала шли через лес, и эта прогулка очень занимала Викинга, отовсюду исходили приятные его носу, едва уловимые запахи проснувшейся после зимы земли, а в какой-то момент ему даже почудились серые тени и блеснули где-то среди белоснежных берёз жёлтые, как луна, глаза. Егерь тоже почувствовал присутствие волков и, не дав Викингу шанса на встречу с соплеменниками, ускорил шаг. Вскорости они покинули лес и вышли на большую поляну, снег почти сошёл и из захмелевшей от долгого сна земли то там, то здесь выглядывали робкие ростки будущих скромных красавцев – полевых цветов. Викинг с удовольствием поиграл бы и побегал, но хозяин крепко держал поводок и волчонок решил не гневить его своими легкомысленными играми.
Только теперь, когда эйфория от новых, неизвестных ощущений прошла и волчонок вволю надышался весенними запахами, он смог рассмотреть поляну как следует. Викинг понял, что они с Петровичем идут по направлению к каким-то ярко разукрашенным вагончикам на колёсах. И чем ближе они подходили к этому пугающему, неприятному месту, тем больше становился необъяснимое беспокойство, в груди Викинга с каждым шагом рос страх, волчонок даже попытался увлечь хозяина в другую сторону, но силы были не равны. Егерь, не колеблясь, твёрдо шёл к одной ему понятной цели их долгого путешествия.
- Наконец-то! Мы уж собирались уезжать, - брюзжал и скрежетал незнакомый голос по ту сторону свободы. - Дед, давай рассчитаемся за твоего выкормыша, и в путь.
- Голубчик, вы уж его не обижайте. Хороший же волчик, а вырастет, много прибыли вам принесёт, - потупившись, сказал Петрович, передавая в руки незнакомцу верёвку, которую отчаянно грыз, извиваясь и скуля Викинг.
Волчонок не понимал, чем он так провинился и за что его друг не хочет следовать с ним дальше по вольным, пахнущим жизнью лесам и полям. Но мнение Викинга никого не интересовало. Человек с отвратительным голосом, больше напоминающим скрип ржавого затвора, потянул Викинга в сторону чернеющего нутра клетки. Волчонок упирался и пытался вырваться, ему удалось даже обернуться и с надеждой посмотреть на то место, где ещё минуту назад находился Петрович, провозглашённый Викингом вожаком стаи, и пересчитывал сальные купюры. Но вера в доброго защитника быстро рассеялась, волчонок смог увидеть только лохматую, некрасивую женщину со злыми глазами гиены. Тётка широко расставила толстые ноги и почему-то безудержно хохотала. Она стала первой в жизни Викинга, кого он люто возненавидел.
В тот же вечер разъездной зоопарк тронулся в свой бесконечный путь по свету. Викинг тяжело переносил переезды, его укачивало, он отказывался принимать пищу, рычал на уборщиков и страшно тосковал за своими родными местами, Петровичем и даже вредным ухающим филином. Сначала волчонок жил в "карантине", так люди называли крошечную холодную деревянную коробку для вновь прибывших питомцев. А через некоторое время его перевели в более просторную клетку, расписанную нелепыми аляповатыми узорами. Соседние клетки пустовали, и малышу было очень одиноко и страшно. Днём волчонок спал, а ночами вглядывался во мрак, будто силился различить знакомые очертания деревянного тесного домика на лесной опушке, он принюхивался к незнакомым запахам в ожидании чуда. Но чуда не происходило, и красочный, шумливый балаган отдалялся всё дальше и дальше от дикого леса, где родился и вырос Викинг.
Однажды ночью, когда волчонок уже перестал надеяться и ждать, у него вдруг появилась соседка. Это была медведица Анфиса. Она была очень вялая, в её печальных глазах застыла тоска. Косолапая всё время спала или что-то пережёвывала. Но Викинг был рад даже такому неподвижному, безучастному попутчику, как-никак, а живая душа рядом, к тому же от Анфисы исходило такое родное тепло и материнский молочный запах, что волчонок впервые за последние недели захотел поиграть и даже разделить с молчуньей свою скудную трапезу.
Но на все попытки маленького непоседы завести знакомство Анфиса в ответ лишь недовольно ворчала и неповоротливо ворочалась. Однако Викинг был не робкого десятка, к тому же идея расшевелить толстуху придала его скучному, монотонному существованию смысл.
И всё-таки наступил тот долгожданный момент, когда волчонок добился своего и привлёк внимание равнодушной медведицы. Дело было ночью, когда зоопарк остановился на ночлег прямо на обочине бесконечной дороги. Викинг долго возился возле решётки, отделяющей его от безответной соседки. Малыш пытался протиснуть своё худенькое тельце между металлическими прутьями, он так громко пыхтел и сопел, что Анфиса не могла больше оставаться равнодушной. Этот неугомонный волчонок стал явно забавлять медведицу, она, как бывшая артистка цирка, оценила всю прелесть развернувшейся перед её глазами клоунады и с любопытством стала следить за шустрыми, но крайне неловкими телодвижениями серого, ожидая развязки комичного действия. Но единственное, чего удалось достичь Викингу, так это позорно застрять на полпути между стеной и решёткой.
В такой неловкой и неудобной позе Викинг и встретил рассвет. Он затёк и устал, глаза слипались, желая погрузить уставшую сущность волка в спасительный сон. Волчонок положил морду на передние лапы, при этом все остальные части тела остались на его территории. В какой-то момент Викинг услышал лязг металла – это Анфиса поднялась с места и, тяжело волоча за собой железную цепь, двинулась в сторону непрошенного, настырного гостя. Но сил проявить любопытство у малыша не было, и он положился на судьбу: "Будь что будет! Если она теперь отгрызёт мою несчастную голову – значит, не нашлось для меня места даже в заплывшем жиром сердце старой медведицы". Но ничего ужасного не происходило, лишь влажный, теплый нос Анфисы сопел где-то в районе навостренного уха волка. Почувствовав ветёрок на своём затылке, Викинг приоткрыл глаза и оторопел. Матёрая медведица ласково поглаживала языком волчонка по загривку и с видимым наслаждением обнюхивала дерзкого кроху. Она приняла его. Детский запах, исходивший от Викинга, наполнил её душу любовью, а глаза нежностью.
Смотритель зоопарка, обнаруживший утром странную пару, расчетливо решил, что эти двое и их необыкновенные отношения могут принести немалую прибыль разъездному балагану. В тот же день рабочие перевели волчонка в клетку медведицы. А ещё через некоторое время поднялась шумиха вокруг дружбы волка и медведя, в любом городишке зеваки сбегались к одной лишь клетке бродяжьего зверинца, чтобы поглазеть на друзей.
Так нежданно-негаданно, благодаря двум разбитым сердцам диких животных, на хозяина зоопарка к его неописуемой радости обрушился дождь из денежных купюр.