Остаток осени и часть зимы Филимон провёл в построении и реализации грандиозных планов по расстройству психического равновесия Анфисы и Викинга, а заодно и их тёплых взаимоотношений, таких неуместных и противных, по убеждению ворона. Друзья же хранили беспристрастность и на все происки ворона-искусителя отвечали полным безразличием.
Правда, Викинг поначалу крепко злился и даже бросался на решётку, пытаясь ухватить зловредного Филимона за остатки куцего хвоста, но вскоре понял, что лишь доставляет удовольствие недругу своей неуёмной агрессией. А потому перенял поведение мудрой подруги и стал делать вид, что все подлости ворона ему безразличны, хотя и давалось равнодушие неугомонному волчонку с трудом.
И вот в один совсем непрекрасный день с Филимоном случилась беда. Он настолько был увлечён своими кознями, что не заметил притаившейся за вагончиком владельца зверинца рыжей опасности с зелёными глазами. А между тем гроза всех чужаков, а особенно назойливых и охочих до чужого добра птах, кот Кексик уже давно приглядывался к обнаглевшему ворону. Котище приходил в непередаваемое состояние дикого невроза и головной боли при виде облезлой фигуры ворона, прижившегося на территории, ревностно оберегаемой Кексиком. Любимец людей, лицемерный пушистый зверёк неоднократно давал понять зарвавшемуся ворону, кто тут хозяин, но все попытки урезонить наглеца были тщетны.
Наконец Филимон настолько утомил царя горы пищевых отходов, что у последнего созрело единственное решение проблемы – устранить соперника физически. И поскольку ворон птица, что ни говори, крупная и в бою жестокая, Кексик решил дождаться момента, когда Филимон всецело погрузится в увлекательный процесс терзания Анфисы и Викинга. И тогда, рассуждал коварный кот, можно будет, оставаясь незамеченным, подкрасться к противнику, вероломно напасть на него и одним махом избавиться от опостылевшего негодяя, а заодно на будущее показать прочим чирикающим особам, кто тут держатель продуктовых запасов и перед кем надо трепетать в священном поклонении.
Как уже было сказано, раздобревший на чужих харчах Филимон по уже сложившемуся ритуалу изводил медведицу и волка. Ворон ухитрился накидать за ограду целый ворох смрадных отбросов. Анфиса и Викинг шагу не могли ступить, чтобы не споткнуться или не поскользнуться. Но Филимон не унимался: он издавал звуки, копирующие язык волков, чем крайне тяготил бедного волчонка. Сколько бы длилась экзекуция, остаётся на совести ворона, но он так заигрался, что проворонил знаменитый убийственный захват лютого Кексика. Острые, как бритва, клыки впились в крыло Филимона. Птица завопила и затрепыхалась, но вырваться было уже не так-то просто. Кот крепко держал свою жертву, прижимая лапами её плотное тело к земле. Филимон понял, что еще несколько мгновений – и его душа хулигана отправится к праотцам.
Но в этот трагический для ворона момент раздался спасительный голос человека. Он звал своего пушистого любимчика к ужину или обеду (для Кексика эти понятия слились в один непрекращающийся процесс приёма пищи). Кот на долю секунды ослабил хватку – и ворон тут же выскользнул из маленьких пухлых лапок с наточенными, совсем не маленькими когтями.
Кексик давно уже был таков, а Филимон забился под клетку с енотами и дрожал от пережитого кошмара. Наконец, когда страх отошел, на первый план вышла невыносимая боль. Пернатый понял, что нападение стало для него роковым – сломано крыло, и это невосполнимая потеря. Его теперь или Кексик добьёт, или свои же сородичи заклюют. Филимон гордо вскинул голову и поковылял прочь из убежища, будто осознав в этот момент всю степень ничтожности своего положения. Потрёпанное крыло кровоточило и ныло, но ещё больше страдала душа ворона. Такого позорного конца он себе не желал – он мечтал погибнуть в настоящем бою. Но даже в самых страшных снах ворон не предвидел такого унижения от ручного обжоры и увальня.
…Смеркалось. Небо окуталось сизой дымкой, по промёрзшей земле струилась позёмка. Крещенские морозы загнали зверей в глубины клеток, и лишь огоньки их глаз вспыхивали, означая беспокойство или бессонницу.
Филимон стоял у клетки двух так не полюбившихся ему друзей. В упор смотрел в глаза Анфисы. Наконец, он решился сделать свой последний ход. Ворон зажмурил здоровый глаз и сделал шаг навстречу верной гибели: вошёл в клетку к хищникам и замер, ожидая последнего в своей жизни удара. Но ничего не произошло, Анфиса кряхтела и вздыхала, а Викинг притаился, готовый в любой момент отразить очередную атаку хитрого ворона. Филимон еле дышал, от потери крови кружилась голова, жизнь по капельке покидала израненное тело.
Первой пришла в себя медведица: она тяжело поднялась с насиженного теплого места и, громыхая цепью, подошла к птице. Вы не поверите, но чуткое сердце Анфисы сострадало несчастной жертве побоев. Она могла в один момент расправиться со своим мучителем, положив конец его никчёмному существованию. Однако вместо этого медведица притянула к себе похолодевшего ворона, обняла его своей мощной лапой и уложила на свой тёплый, мягкий живот. Волчонок наблюдал за всеми манипуляциями подруги со смешанными чувствами: с одной стороны, ему тоже было жаль побитого ворона, но с другой – он прекрасно помнил, сколько обид им довелось стерпеть от маленького вредителя. Филимон же, оказавшись в уютном, пышущем жизнью гнёздышке, погрузился в беспокойный сон хворающего существа.
Так втроём в полной тишине, изредка нарушаемой пересудами соседей об очередной причуде своевольной Анфисы и её верного последователя-волчонка, они и провели ту холодную январскую ночь. Ворон отогрелся и под утро даже смог попить немного воды из миски Викинга. А через пару дней слух о том, что двое друзей впустили в своё тайное сообщество третьего, расползся по всему зоопарку и даже вышел за его пределы. Со всей округи стали слетаться, сбегаться и сходится крылатые, четвероногие и прямоходящие. К тому моменту Филимон немного окреп, правда, изломанные кости крыла срослись неправильно, а потому оно безвольно свисало и стало больше походить на небрежно упавшую с плеча мантию фокусника. Но, похоже, ворона совершенно не беспокоило очередное увечье: он с воодушевлением представал перед взорами поражённой публики, проявляя великолепные актёрские способности. Филимон садился на плечо Анфисы, Викинг устраивался у её лап, и начиналось маленькое представление: ворон вышагивал по медвежьим плечам, волк затягивал песню, а медведица поочередно их угощала из своих когтистых лап. Зеваки восхищённо ахали и бросали в клетку сласти, фрукты и кусочки колбасы, пока трое друзей демонстрировали противоестественные для разных видов животных отношения.
Несомненно, хозяин зверинца теперь только и успевал, что подсчитывать ежедневную выручку: такой прибыли и грандиозного успеха в жизни кочевого зоопарка ещё не было. Дружба трёх животных даже привлекла внимание репортёра из местной газеты. Правда, по мнению директора зоопарка, статью писака опубликовал злобную и лживую. Журналист рассказал о тяжёлых условиях, в которых живут питомцы: о тесных, грязных клетках и грустных глазах всех без исключения зверушек. А заодно пригвоздил администрацию балагана за антисанитарную помойку, что раскинулась на задворках, привлекая к себе бродячих кошек, собак и птиц.
Однако никакая критика больше не могла помешать процветанию и финансовому благополучию людей, которые крепко ухватили удачу своими цепкими, жадными ручонками. А потому, когда первая капель забарабанила по крышам вагончиков, зоопарк двинулся в долгое турне по маленьким городам огромной страны. Его путь лежал через бесконечные поля, волнующие свободой леса, высокие горы и везде мяукающих, рычащих, хрюкающих, свистящих, молчаливых, галдящих гостей встречали радушно. И каждому хотелось прикоснуться к чуду, настоящей, невымышленной истории трёх друзей: медведицы Анфисы, волка Викинга и ворона Филимона.
Так тянулись недели, сменяясь месяцами, безликие города всё больше стали походить друг на друга, а населявшие их люди перестали радовать. Они скорее утомляли своей беспардонностью и чрезмерной активностью. Взрослые, стремясь порадовать своих чад, считали необходимым непременно раздразнить кого-то из великолепной тройки, чтобы сделать эффектное фото на память. Дети же частенько забрасывали клетку воздушной кукурузой и сладкой ватой. После каждого визита очередной партии посетителей у медведицы появлялось горькое чувство досады. Она словно бы понимала, что все они для маленьких и больших - лишь насмешка природы, уродцы, непохожие на всех остальных и заслуживающие одного: быть безопасным развлечением из клетки. Но настроение какой-то старой медведицы вряд ли кого интересовало, а потому зоопарк продолжал свой бескрайний путь. Пока однажды ночью волчонок не проснулся от знакомого запаха хвойного леса…
Викинг вскочил на лапы и заметался по клетке, теперь его ноздри щекотал и дразнил дымок. Он увидел сквозь решётки пожелтевшее поле, по которому давным-давно его привёл в кочевую жизнь Петрович, и на мгновенье сквозь заволакивающую вагончики пелену дыма волку даже показалась фигура предавшего его друга. Однако это был один из работников зоопарка. Он суетливо и беспорядочно размахивал руками и громко кричал. Вскоре подле него оказались и прочие во главе с директором: все они тоже шумели, кидались от клетки к клетке, таскали вёдра с водой, расплёскивали её по пути и снова, бестолково толкаясь и переругиваясь, разбегались в разные стороны.
Некоторое время волк как зачарованный вглядывался в зарницу, полыхающую где-то в начале их пёстрого каравана, но по мере приближения алого пламени его беспокойство нарастало. Он и не заметил, что его друзья давно проснулись и тоже прильнули к решётке. Ворон переминался с ноги на ногу и от волнения задвигал здоровым крылом, будто собирался взлететь. Медведица же обречённо гремела цепью, вцепившись передними лапами в ненавистную решётку, отделившую их жизни от права на спасение. Да, они были невольники, и их судьба сейчас находилась в развевающихся грозных языках пламени, пожирающих вагончик за вагончиком. Отовсюду раздавались вопли ужаса, звери безуспешно пытались вырваться из плена, кое-кому это всё же удавалось, и тогда люди загоняли "счастливцев" в уцелевшие или залитые водой клетки. Наши герои понимали, что времени у них всё меньше, огонь подбирается ближе и ближе: вот уже загорелся вагончик с лисицами, а ведь это совсем рядом. И тогда Анфиса бросила своё могучее тело на деревянную заднюю стенку их камеры, упёрлась лапами в пол и с рёвом вытолкнула ограждение. Ворон и волк устремились к спасительному выходу, но на полпути, не сговариваясь, остановились. Филимон знал, что опьяняющая воля больше ему не принадлежит. Кому нужен калека?! Волчонок же замер в нерешительности из-за чувства вины перед товарищами. Только теперь он понял, что шанс вырваться и покинуть это проклятое место есть только у него. Анфиса прикована цепью, а Филимон – однокрылый ворон.
Медведица, разгадав мысли маленького друга, уверенно подталкивала его в сторону выхода. Но волчонок не торопился и двинуться с места, он переводил свои жёлтые глаза с ворона на медведицу, как бы предлагая воспользоваться шансом на побег. Да, молодость наивна и доверчива. Откуда было знать юному волку, что даже если бы его друзья и совершили бы невозможное, покинув застенки тесной клетки, то вряд ли бы нашли приют в диком лесу; ведь один из них был безнадёжно немощен, а вторая никогда не знала жизни без людей.
Друзья встали на самый край своей клетки и разделили между собой глоток вольного воздуха, сказочную картину шумящего за полем леса и вкус свободы. Каждый из них принял своё решение, ставшее в итоге одним на троих…
Зима вступила в свои права, остудив горячие головы заезжих городских охотников. И лишь самые отчаянные из них даже в эту суровую пору снимали ружья со стен и отправлялись в лес. Гостеприимный егерь Петрович радушно встречал страждущих путников на крыльце своего маленького деревянного дома, а с рассветом вёл охотников через белоснежное, уснувшее поле в чащу леса. В один из таких приездов старик и отправился с двумя горожанами по давно изученному пути, всё было буднично и знакомо глазу егеря. Зверьё притихло, ожидая первых выстрелов. Охотники безрезультатно побродили по пролеску и, наконец, выбрались на поле, за которым, как клятвенно обещал Петрович, раскинулся лес, полный фазанов.
Первым оторопел проводник, затем и два его попутчика, проследовав за поражённым взглядом егеря, от удивления раскрыли рты. Так все трое и стояли, не проронив ни звука, а перед ними в нескольких метрах двигалась удивительная троица. По пушистому снегу степенно и горделиво шла бурая медведица, шкура её лоснилась и переливалась в лучах солнца, на её плече сидел чёрный ворон, он взмахнул сильными крыльями и взмыл ввысь, к прозрачному от мороза небу, чтобы через минуту вновь опустится на плечо подруги. Возглавлял шествие молодой волк. Он тщательно обнюхивал встречающиеся на пути следы зверей и постоянно оглядывался назад, словно бы поторапливая сотоварищей.
Петрович выдавил из себя только одно слово: "Викинг!" Но бывший друг его не услышал. Или не захотел услышать. Три товарища уходили прочь, удаляясь всё дальше от людей, пока, наконец, не скрылись навсегда в диком бескрайнем лесу.
Миф о неразлучных животных-путешественниках долго бередил умы многих охотников, они вновь и вновь пересказывали окружающим необыкновенную сказку, обрастающую всё новыми и новыми подробностями. Пока однажды рассказ не превратился в легенду. Мне же оставалось одно: выслушать охотничьи байки, соединить их в одно целое, исключив откровенную чепуху о небывалых размерах медведицы, беседах ворона с рыбаками и следящими за грибниками сквозь деревья горящими жёлтыми, как луна, глазами, и поведать вам историю трёх друзей, познавших большую тайну и справедливо обретших долгожданную свободу.