Не надо, товарищ лифтёр, не надо! Не надо больше водки, не надо! Пущай все зырятся, как я умираю! Пущай на морду мою синюю пугаются, пущай пробуют в глазыньки мои битые заглянуть. И ухи не трожь, еле висять... Скоки крякал лишнего не
вякать – нет – словно за «рашпиль» кто тянет.

А с чегось началося –то?..
Суббота была. А по энтим дням я всегда принимаю. Тут уж молчи в платочек. Мне по херу, шо на дворе: перворот в государстве, али война в ближайших кустах; я свои две поллитры скушаю!..
Ну, вот, суббота значить. Подъезд, пузыри и первый этаж...
А я ж так просто не могу бухать; мне движение подавай, а на таксю денег нема. Вызвал я лифт и сразу притих там, спичкою первую кнопку блокнув.
Отхлебнул, лежу, тащусь, как народ в подъезде технику лифтовую обзывает, и лифтёра Зин Иванну заодно...
Лежу, балдею, поперёк кабины устроился, из сапогов столик устроил, картон сверху положил, хлеба наломал, у кильки головы рву. Как вдруг дверь открывается и входит наш лифтёр Зина Ванна...
– Подвинься, – говорит, – я тоже лягу...
Приняли мы по стакану, она закрыла двери, и поехал я с нею наверх... в ею будку.

Тама, возле мотора, мы ещё по стакашику чебурахнули. Расслабились до снимания верхней одежды, задышала она в мене страстью, а я, дурак, и говорю: «Водки почти одна бутылка, а у меня зять по службе в Америку улетел...»
– Ну, и?
– Так у них, того, гастрономы всю ночь работают...
– Брешешь, не верю, шоб ихней пьяне такая расслабуха была! Им до такогу гуманизму во век не допереть. Нажрался, зараза, а соображения нет.
А я ей в ответ.
– Я свому зятю Николаю во как верю! Хучь у них и человек человеку зверь, но охладить пыл завсегда можно, даже ночию!..
А тут ещё один дружбан на прогулку вышел, Славик. Пробрался, значит, по крыше с соседнего подъезда.
А Зина Ванна его увидала и шумит: «Подь сюды, Слава, Серёга тут анекдоты про Америку травит, упадёшь». Славик подходит, хлебало до ушей, чует, что выпить есть.
Надо бы мне на этом месте завязать с трансляцией, но я ещё полстакана в жерло залил и Славе всё выложил. Слава от смеха уписался, даже в шахту пролил.
– Там, – говорит, – и водку делать не могут, одни виски продуцирують.
– Может и прав ты, – не хочу с ним спорить, – но вином и пивом там круглые сутки торгуют! Зять мой брехать не станет!..
Тут ещё на лифте алкашей дворовых подъехало, кто с одеколоном, а кто и с одним ртом. Слушают меня, но чувствую – не верят. Да мать их оп. Я им дальше:
– Мой зять, – говорю, – полтретьего ночи, босиком через дорогу за «добавить» рванул. На бензоколонке девушка сидит, ни в одном глазу и трезвая! Взял он пузырь рому и снова в хотель...
Смотрю, братва гудеть начинает, ноги мнут, кочанами двигают.
Тут один из ханурья, Федя Бурбон, подходит ко мне и две грязные «дули» в глаза тычет, типа затолкнуть их в голову хочет.
– Погундось ещё мне, дебил, – эт он мне, – гад международный. – Тож прессу по сартирам читаем, и кое-что кумекаем. Урыть тебя мало!
Нахохлилась тут вся братва, рожи озлобила, носы, как ножи заострила.
А я им тут помалёху и объясняю, что энто в мире капитала не от любви к работягам происходит, а из шкурного их интересу. Типа им всё равно, когда торговать, лишь бы монета валила... Капитал прибавляют!
Тут Витя-доминошник вперёд выступил.
– Вот, оно наше будущее, – говорит, – и мы когда-то на рыночную экономику перейдём. И у нас когда-нибудь ночью водку открыто продавать будут. Но, чую я , не скоро это свершится! Выпить есть?
Тут они как с цепей сорвались. Били меня за наше позорное прошлое и настоящее, а измундюрив в лифт сверзили и в светлое будущее отправили.
Господи, да святится имя твое, да прийдёт царствие твое на земле, как и в лифте!