Этим летом, на нашем хуторе "Ветряк", случился небывало богатый урожай зерна. Всe гумно было просто завалено пшеницей!
Под вечер мы с отцом, страшно устававшие от обмолота, замертво валились на землю, а мать с дедом, на самодельной тележке, увозили нас домой.
И вот однажды утром, придя на место, мы с отцом про себя отметили, что часть зерна обмолочена, и на току стоят приготовленные к работе новые снопы пшеницы!
По простоте крестьянской мы с батей почесали наши репы и помолотили дальше.
На другой день - та же картина. На третий - тот же пейзаж.
Наконец, на седьмые сутки, мы с отцом "въехали", что кто-то нам помогает! Мать с дедом были не в счeт. Тогда, кто же?
Однажды вечером мы с батей не поехали на "такси" домой, а спрятались в углу под телегой и стали ждать.
Ближе к полуночи, со стороны леса, послышалось низкое сопение и на току появился... медведь!
- Ёшкин двадцать, Михал Ивыныч! - хрюкнули мы с отцом одновременно.
Топтыгин схватил цеп и принялся за работу...
Под утро, мишка, собрав нам с батей новые снопы опять укосолапил в лес.
Весь день отец молчал, и только изредка весело мне подмигивал, - он явно что-то задумал!
К вечеру на току появился запряжeнный в тележку дед. "Таксист" привeз трeхлитровую бутыль самогона.
- Михал Иванычу аванс за работу! - хохотнул старик.
И тут до меня наконец дошло, чего это мой отец весь день лыбился. Таким манером они, хитрые, с дедом, надумали заполучить дешeвого работника!
"Аванс" мы с отцом поставили на видном месте, подальше от нашего схрона, а сами под телегу нырнули, в ожиданиях пребывать, значит.
Скоро в свете полной луны появился и наш работник.
Топтыгин, по привычке, схватил цеп, размахнулся и, заметил бутыль с самогоном.
Видно не веря своей находке, он минут пять, как участковый милиционер Панин, живущий у нас в райцентре, крутил своей ушастой башкой, и усиленно нюхал воздух. Потом бросил орудие труда на землю и радостно начал скакать вокруг бутылки.
- Ну, мужики. Ну, спасибо! - проревел он, как нам с отцом показалось, "панинским" милицейским голосом. - Пусть таперя молотит, кто хочет. Гулять буду!
Михаил Топтыгин-Панин схватил самогонку, бережно прижал еe к могучей волосатой груди, и пропал в темноте...
Больше мы его с отцом никогда и не видели.