- Лена, - Галя серьезно посмотрела на меня, когда я раздумывала, какую майку мне положить в чемодан: черную с белой каймой, или белую с оранжевой. - Послушай меня. С Толяном ехать нельзя.
- Почему? - невозмутимо проговорила я, проверяя подошву босоножек. - Он Париж знает. Да и ты сама говорила - развеется мужик, и что… ну, это... если что, я с ним не пропаду - деньги получил.
- Он на грани, - Галя закурила. - Понимаешь?
- Галя, - я опустилась на стул. - Ты что, ревнуешь? Прекрати. Мне твой Толян, извини, не нравится. Ты же знаешь, Ромку я люблю.
- Лена. Да какое там - ревнуешь... - Галя мрачно изучала огонек своей сигареты. - Ты едешь по делу! А Толян на грани! Что ему там шататься?
- Да не будет он там шататься, - я отбирала в отдельный сундучок косметику, которую хотела взять с собой.
- Будет!

Я действительно ехала по делу. Нужно было заключить договор с несколькими Парижскими магазинами о продаже моего литературного журнала. Но я не понимала такой Галиной внезапной перемены.
Все уже было давно оговорено. Толян и билетами занимался, и гостиницу пробил на центральной улице. Да и мужик он компанейский, Париж знал хорошо, при деньгах. У меня имелись, конечно, свои «евры» - но всякое случается. А знакомы мы были давно.

Галя с Толяном составляли идеальную ячейку общества, ложкой дегтя которого являлась я, в смысле составления ячеек. У меня жизнь, как лоскутный коврик, состояла из романов, перетекающих один в другой, без перерывов и лишних страстей.
Между Галей и Толяном страсти вообще не наблюдалось, зато у них было двое прелестных детей, собака, загородный дом, две машины, квартира в центре города с джакуззи, ну, в общем, всё то, что мне в моей жизни было не нужно. Я считалась другом семьи, но встречались мы редко: с годами общие интересы становились все уже, стекаясь к дружеским застольям по праздникам.

Почти на каждый такой праздник я приходила с новым возлюбленным, и Галя, выпив, оттаскивала меня на кухню, где начинала нашептывать:
- Ленка, ну кого ты выбираешь - сразу же видно: гол, как сокол! Зачем тебе эти художники-поэты? Сама скоро в дурдом со своей Музой отправишься. Тебе мужик нужен, пусть дубовый, но чтобы на земле стоял, а не на анаше сидел. Улетишь как-нибудь на Пегасе своем педальном - не докличешься!
- Галя, но я его люблю, - только и могла ответить я.
- Ай, - отмахивалась она, - это твое люблю... Слышала уже сто раз. Люблю, а потом через два месяца слезы в подушку и рассказы, какой свиньей паршивец оказался.

И, в принципе, она была права. Романы мои длились недолго.

Но теперь появился Ромка. На восемь лет младше… - это так возбуждало! Я чувствовала себя моложе и бодрее. Ромка пел в рок-группе, говорил, что довольно известной, но я плохо разбиралась в современной музыке. Пару раз сходила на его концерты. Ничего, песни мелодичные. Я так ему и сказала за кулисами, когда он спросил - как мне его музыка. Мелодичные, сказала я, у тебя песни, Ромка. Он почему-то расстроился. Стал мне что-то объяснять, я не понимала что, но мне было приятно его слушать - очень любила. Да и он меня. Я даже подумывала о замужестве... Ну, пора, наконец-то. Ромка мне казался подходящей кандидатурой.

Гале так не казалось. Когда я приехала посоветоваться с ней об этом, она чуть не онемела - опала на плюшевый диван, придавив дремавшего пекинеса, схватилась за сердце.
- Лена. Ты совсем сошла с ума. Эта богемная жизнь сделала тебя идиоткой! Какой кошмар!
- Галя, ну ты что, - заулыбалась я.
- Сколько ему лет? Восемнадцать?! - она тяжело дышала.
- Почему, двадцать два, он уже институт закончил... Какой-то там.
- Какой-то там! - передразнила меня Галя. - Причем тут институт! Погляди на себя. Это сейчас ты цветешь, как августовские лилии, а скоро начнешь желтеть как осенние листы! И твой певец, которому к тому времени будет все еще «немного за двадцать», найдет себе что-нибудь посвежее!
- Галя, ну подожди. Он очень серьезный мальчик.
- Вот, вот, мальчик! - закивала она.
- Мы хотим создать семью, ребенка завести...
- Ребенка?! - с надрывом произнесла она. - Да ты подумай сама, о чем говоришь! Этот ребенок, когда вырастет, начнет у папы спрашивать, где его мама, и почему они живут с бабушкой!
- Галя, ты бредишь? - я уже не улыбалась.
- Нет, это ты бредишь. Не хочу даже слышать об этом! Не хочу.

И теперь она сидела у меня в комнате, курила одну за одной сигареты и объясняла, почему я не могу поехать с Толяном в Париж.
- Возьми своего хомячка лучше, - так она называла Ромку, с которым мы к этому времени прожили уже почти год, и она смирилась с его существованием.
- Ромка не может, у него гастроли. Галя, ну мы подруги - расскажи, в чем дело?

Она внезапно прослезилась:
- Пьет Толян. Сильно пить стал. С этой новой работой. Что ни вечер - собирается и говорит: «Мне нужно с напарником бизнес-план обсудить», и возвращается на четвереньках. Я долго терпела, потом на работу к нему ездила. Напарник такой нормальный мужчина - говорит, что действительно обсуждают. Тогда я не понимаю: на Толяна что, - так мозговые напряжения действуют, что он после этого ходить не может? - она разрыдалась. - И дома пьет. Дети уже спрашивать стали, что с папой. Ну, я припугнула его, что уйду, от детей отлучу, будешь, говорю, с бизнес-планом и напарником шведской семьей жить. Испугался вроде. К врачам походил. Перестал пить. Но сейчас я чувствую, он опять на грани.
- Прекрати, - спокойно сказала я, - Не дам я ему там пить. По музеям походим. Некогда ему будет. У меня Ромка тоже после концертов навеселе частенько приходит.
- Твой хомяк минуты свободной не имеет! - буркнула Галя. - Репетиции, концерты, записи, гастроли. А Толян что? Составил три раза в неделю бизнес план, потом за прибылью съездил, и свободен, как крокодил на площади... да и если бы навеселе! Я сама, знаешь, люблю рюмочку тяпнуть - нет, он же такое вытворяет - я иногда начинаю думать, что мне его где-нибудь на курорте подменили. Рожа-то у него простецкая. Таких гирлянды по городу бизнеспланят... Это твой хомяк породистый, ни с кем не перепутаешь.
- Галя, ну не заговаривайся. Всё будет окей!
- Ну, окей, так окей, я тебя предупредила. Там, в Париже, я тебе руку помощи протянуть не смогу. Далеко.

В аэропорте нас провожали Галя с детьми и Ромка. Галя мрачно допрашивала Толяна, все ли он взял, причем выглядело это так:
- Бритва.
- Взял.
- Щетка зубная.
- Взял.
- Зонтик.
- Зачем?
- Идиот.

Мы с Ромкой сжимали друг друга в объятьях, и он шептал мне что-то по-французски - я не понимала что, но мне было приятно до мурашек.

Объявили наш рейс, мы с Ромкой поцеловались. Толян потрепал макушки детей, похлопал Галю по плечу, и мы двинулись к терминалу.

Пройдя паспортный контроль, и очутившись во фри-зоне, сели ждать объявления посадки. Ждать нужно было где-то с полчаса.
- Ленок, - сказал Толян. - Пойду, пройдусь по магазинчикам.
- Я с тобой!
- Да сиди, не тревожься. Я недолго. Потом вместе сходим.

Вернулся он минут через десять с початой и наполовину выпитой бутылкой коньяка.
- Хочешь? - протянул он мне бутылку.
- Нет, спасибо. Толя. - я поглядела на него строго. - Меня Галя предупреждала.
- Да ну ее! Она уже всю страну предупредила. Собиралась даже Медведеву письмо писать. Совсем ополоумела. Мужик должен выпивать! Это, в конце концов, культурный пласт! - он смачно присосался к горлышку.

Я недовольно глядела на часы. Ждала, когда объявят рейс.
- Кстати, Ленка, а твой молокосос, он в постели как вообще?
Я вздрогнула. Толян никогда, за долгие годы нашей дружбы, не позволял себе ничего подобного.
- Молчишь! - он поднял палец. - Вот! А всё твоя легкомысленность. Что они, эти безусые малолетки, могут? Вцепилась в него, будто мало вокруг тебя нормальных мужчин ходит.

Я встала. Таким Толяна я видела впервые, - видимо, это подразумевала Галя, когда говорила о подмене. Тут он шлепнул меня по заду.
- Хороша! Нет, тарапуньку я твоего понимаю. Но ты-то куда смотришь?
- Анатолий, - повернулась я. - Прекрати!
- Да ладно... - он допивал коньяк.
- Сиди здесь и никуда не ходи, сейчас вернусь, - сказала я и отправилась по окрестным «дьюти-фри».

Вернувшись, я обнаружила, вернее, - НЕ обнаружила Толяна. Меня заколотило от тревоги. Я стала носиться по фри-зоне, заглядывая во все магазинчики, и, наконец, нашла его в каком-то кафе, где в окружении нескольких негров, он играл на гитаре и пел «Затопи-ка мне баньку по-черному». Я схватила его за рукав:
- Толя!
Он обернулся:
- Гляди, обезьянки, а музыку уважают! - он подмигнул одному из негров, остальные заулыбались и захлопали. - Я, Ленка, специально песню выбрал - мол...
Я выволокла его из кафе.
- Толя! Ну, возьми себя в руки! Скоро самолет! И откуда у тебя гитара?
- Купил! - гордо ответил он мне и вытащил из кармана что-то фиолетово-розовое. - Вот, и шорты себе купил, «Адидас». Буду бегать по утрам по Монмартру!
Фиолетовые шорты, с розовой каемкой, явно - женские. Я представила в них Толяна, и мне стало смешно.
- Ладно, - сказала я, сдерживая смех. - Пойдем, упакуем твою гитару, и скоро уже на посадку.
- А зачем паковать? Инструмент дышать должен! - воспротивился он.
Я, было, открыла рот возразить, но тут объявили наш рейс. Мы прошли к двери, ведущей в коридор, соединяющий аэропорт с самолетом.
- Только не шатайся, - шепнула я Толяну.
- Не вопрос, - важно кивнул он и тут же завалился на меня.

Взяв его под руку, я доковыляла до самолета, показала наши билеты, доволокла своего попутчика до наших мест, засунула его к иллюминатору, а сама села у прохода. Тем самым заковав Толяна, на всякий случай, между небом и собой.
- Ты не думай, Ленка, - сказал Толян, застегивая ремень безопасности. - Это всё Галька тебя настроила. Климакс у нее ранний. Точно говорю. Я выпил за отъезд, чтобы лететь было комфортно. Да и вообще, - он пригнулся ко мне, дыхнув перегаром, - я высоты боюсь, понимаешь?

Самолет взлетел.
Через какое-то время по коридору стали фланировать стюардессы с тележками.
- Соки! Минералка! Вино! - выкрикивали длинноногие красавицы, потом то же самое повторяли на французском и английском.
- Яблочный, пожалуйста, - улыбаясь, попросила я, ощущая, что сейчас заговорит Толян.
И он заговорил:
- Красотка! Дай-ка мне винца красненького!
Стюардесса протянула ему маленькую бутылочку вина - крошечную, похожую на сувенирную.
- Что это? - брезгливо рассматривал «малек» Толик. - Это на полстакана.
- Возьмите еще, - пожала плечами девушка.
- Еще таких же пять! - заказал Толян. - И закусить, яблочко какое-нибудь.
Стюардесса покосилась на меня:
- Завтраки будут позже...
- Мне не нужен завтрак. Яблочко, говорю, закусить! Не понятно, что ли?
- Толя, я дам тебе яблоко, - сказала я и, натянуто улыбаясь, кивнула стюардессе, которая покатила тележку дальше.

Я отдала Толяну свой сок:
- Возьми.
- Э-э-э-эх, Ленка. Ну кто же запивает вино? Ты мне яблоко обещала!
- Нет у меня яблока, - зашипела я.. – Толян, прекрати. Это международный рейс, на нас уже оборачиваются.
- Ну и пусть! Русские мы или кто? - он наполнил из двух бутылочек стакан, приподнял его и произнес. - Чтобы не было страшно! - и выпил залпом.

Короче говоря, с остальными бутылочками он расправился в течение пятнадцати минут, и мрачно поглядел в иллюминатор:
- Летим высоко. Землю не видно.
- Толик, - я попыталась собрать все свои приятные интонации в одну. - Дорогой Толик. Ну давай не будем портить такую замечательную поездку. Давай обойдемся без алкоголя!
- Уже не обойдемся, - все так же мрачно проговорил он и поднял руку. - Стюардесса!

Девушка подошла.
- Еще шесть, - сказал Толян.
- Что? - улыбнулась она.
- Шесть бутылочек красненького. И когда у вас будут завтраки раздавать?
- Извините, - сказала девушка. - Завтраки подадут через полчаса, тогда же и напитки развозить будут.
- Я полчаса ждать не собираюсь!
- Извините, - повторила стюардесса и удалилась.
- Толя, не надо.
- Надо! - он вскинул гитару, которую протащил в салон. Неловкие хмельные пальцы пробежались по струнам. - Мой сосед объе-е-ездил весь сою-ю-юз! - Толян принялся яростно бить по струнам. - Что-то ище-е-ет, а чего не видно! - он прикрыл глаза. - Я в дела чужие не сую-ю-юсь!

Появилась стюардесса.
- Мужчина, здесь не положено.
Он открыл один глаз, покосился на девушку, перестал петь и сказал:
- Принеси вина, а?
На задних сидениях послышалась радостная французская речь и аплодисменты.
- Не надо оваций! - выкрикнул Толян, а потом добавил что-то по-французски. Французы замолкли.
- Ты что им сказал? - спросила я.
- Они знают, - зло произнес Толян и снова вскинул гитару.

В проходе показался помощник пилота:
- Мы сообщим в Парижский аэропорт, вас будет встречать жандармерия, - серьезно сообщил он.
- Но-о-о мне очень больно и оби-и-дно!
Я схватила его за руку:
- Толечка, милый, потерпи до Парижа!
- Увидеть Париж и умереть?! - высокопарно произнес он, одернул руку и снова взялся за гитару.
- В таком случае, по законам Франции, вы не имеете права покинуть самолет, и вам придется возвращаться обратно в Россию, - сказал помощник пилота.
- Это что еще за правила! - возмущенно воскликнул Толян и запустил в помощника пластмассовым стаканчиком, но промахнулся, и попал в пожилую французскую даму. Дама заохала и побледнела. - Я деньги платил и за себя, и за бабу свою! - он ткнул пальцем в мою грудь.
- Толя, - тихо проскулила я, - хватит...
- Я только начал! - возвестил он.
- Вам всё возместят, с вычетом платы за моральный ущерб и штрафа за хулиганство, - я понимала, что помощник запугивает, но Толян уже не понимал ничего.
- Какое хулиганство? - Толян попытался приподняться. - Может, пойдем - выйдем?!
- В случае крупного хулиганства, - сказал на это помощник. - Вас возвращают в Россию без возмещения денег.

Это на Толяна подействовало. Тихо ругнувшись, он замолк, втянул голову в плечи, отвернулся к иллюминатору, и просидел так до самого конца полёта. Я его не трогала, а в мыслях молила Бога, чтобы всё и дальше было нормально. Но Бог меня не услышал.

В Аэропорте «Орли» Толян, все еще мрачный, пошел искать кафе. Я его пыталась останавливать, но он только одергивал руку. В какой-то момент дорогу нам перегородил улыбчивый француз в униформе, с большой тележкой, и что-то проговорил.
- Толя, что он сказал? - спросила я.
- Он хочет довести наши вещи до такси, - с этими словами Толян пнул ногой тележку и что-то прокричал по-французски.

Человек улыбаться перестал, поднял опрокинутую тележку и, испуганно оглядываясь, ушел.
- Толя, что ты сказал? - воскликнула я.
- Слушай, Елена, - прорычал Толян. - Ты бы хоть разговорник с собой взяла! Я тебе не переводчик карманный!
- Толя, ну ты же знаешь, я не знаю... - я запнулась, потому что поймала на себе его недоверчивый взгляд.
- Елена, на хрена ты сюда приехала? Я понимаю - я! Все видят - русский мужик менталитет демонстрирует, державу свою пиарит! А ты что? Тебя от местных-то не отличишь.
- Толя, ну поехали уже... Я устала ходить по этим коридорам...
- Нет, без заправки, я в Париж не поеду! - он решительно зашагал вперед, волоча за собой чемодан на колесиках и гитару.

Наконец, кафе нашли, Толян заправился двумя порциями виски, купил с собой бутылку, спел бармену песню «Я был душой дурного общества», и мы отправились к стоянке такси.

Таксист имел внешность юго-восточного беженца-нацмена. Он постоянно улыбался во все лицо, похожее на мозаику из десятков крупных белоснежных зубов. Когда наши вещи упаковали в багажное отделение, а Толяна с гитарой и бутылкой виски - на заднее сидение, я запрыгнула вперед, я мы поехали.
- Ты ему скажи, куда ехать! - услышала я слова Толяна.
- А ты разве не сказал? - оглянулась я.
- Делать мне больше нечего - с пигмеями разговаривать!
- А куда он нас везет? - спросила я.
- В Париж! Это - столица Франции. Мы заграницей, Елена! - Толян присосался к бутылке.

Я занервничала. Нам нужно было в определенную гостиницу, но в какую - знал только Толян.
- Толик, - я обернулась. - Скажи, а как называется наша гостиница?
- Приедем, узнаешь, - он отложил бутылку в сторону и начал тихо перебирать струны гитары. - По-моему, у меня начинается ностальгия...

Тут шофер обратился ко мне по-английски:
- Where exactly do you want to go? *
- I'll tell you!** – радостно откликнулась я, поскольку английский знала, и снова обернулась к Толяну:
- Толечка, скажи только название.
- Только название нам не поможет, нужен адрес.
- А ты не знаешь? - медленно произнесла я.
- Нет, - ответил он, не отрываясь от гитары.
- Where exactly do you want to go? - снова улыбнулся шофер.
- Wait a minute!***
Я обернулась к Толяну:
- А где ты жить собираешься?
- Знаешь что, Ленка. - он снова стал отпивать от бутылки, - Раньше я тебя не понимал, теперь не понимаю твоего хомячка. Ты такая зануда!
- Но, Толя, ты говорил...
- Возьми, - он вздохнул и протянул мне карточку с адресом и названием гостиницы.

Я передала карточку шоферу, и скоро мы были уже на месте.

Гостиница оказалась небольшой, и вписывалась в ряд вливающихся друг в друга домов, которые составляли одну из сторон узкой улочки.
- Толя, - шепнула я, - ты же говорил - в центре, воздух Парижа, и все такое...
- Воздух Парижа... да тут везде одинаково воняет, что тебе не нравится? - он толкнул ногой стеклянную дверь гостиницы. - Мы на центральной улице, шопинговая она, понятно? Шопы тут везде. А на Монмартре жить нельзя! Туда гулять ходить нужно! И вообще, кто из нас лучше с Францией знаком? Ты или я?
- Ты, но...
- Ну и всё, - оборвал он меня и подошел к ресепшну, за которым стоял молодой розовощекий француз. После недолгих разговоров с французом и заполнения документов - я была потрясена, как Толян ловко со всем этим справляется, - мы поднялись к номеру.
- Толя, - тихо сказала я. - А мы что, в одном номере будем жить?
- А ты как хотела? - он открыл дверь, и я увидела тесную комнатку с двумя кроватями, маленьким двустворчатым окном, и небольшим шкафом.
- Классика! - оценил это все Толян, и тут же, бросив вещи на кровать, устремился к миниатюрному холодильнику, который стоял у окна. - А вот и мини - барчик.

Из мини-барчика он извлек две мини-бутылки «Мартини» для себя и мини-бутылку «Кока-колы» для меня.
- Ну, здравствуй, далекая страна! - воскликнул он, и добавил. - Родина Красной Шапочки! - после чего осушил обе бутылочки до дна.

Я уже окончательно поняла, что Галя предупреждала меня не зря, а очень даже правильно. Но паниковать, а тем более - что-то предпринимать было поздно: я оказалась во власти Толиной «на грани», и теперь не могла ничего поделать.

- Пойду наряжусь, в Лувр тебя поведу, - сказал он, вытащил что-то из чемодана и скрылся в ванной. Через какое-то время предстал предо мной в зеленой футболке, строгом дорогом коричневом галстуке и фиолетовых шортах «Адидас», которые купил в аэропорте. Шорты ему были сильно малы - до степени неприличности. Я попыталась не улыбнуться, а только сказала:
- Толя, мне кажется, в музей надо идти все-таки в брюках.
- Ты серая женщина! - воскликнул он. - Запад - это тебе не наше захолустье! Здесь люди раскованы и продвинуты! Здесь, что в музей, что на похороны короля - в трусах и в кедах ходят, и никто, повторяю - никто! Не обращает на это никакого внимания!

Я поняла, что спорить бесполезно, и мы поехали в Лувр.

Насчет раскованности жителей Запада, Толян перегнул, потому что на него оглядывались исключительно все, но, должно отметить, что при этом улыбались и приветливо махали мне - мол, какой у вас мужчина оригинальный. А мужчина шел по улице, гордо подняв голову, широко расставив ноги, - потому что по-другому расставить он их не мог - шорты не позволяли. И так уж эти шорты облегали его тело, что, сказать по совести, если бы он шел вообще без них, то выглядел бы менее вызывающе.

В Лувре мы спустились по эскалатору и очутились в просторном фойе. Оказалось, что в этот день в музей привезли выставку рисунков и эскизов Леонардо. Выставка находилась в полуподвальном отсеке.
- Пойдем туда, - утвердил Толян и встал в очередь.
- Толя, ну я же тут в первый раз! Давай, сначала по Лувру походим. А потом, и сюда...
- Походим, - проворчал Толик. - Там нет ничего! Кроме духоты и туристов.
Покорившись судьбе, я промолчала, успокаивая себя тем, что выставка Леонардо - тоже неплохо.

Мы зашли внутрь, и оказалось, что все помещение состояло из переплетения коридоров, усеянных экспонатами. В самом конце был «чил-аут», где уставшие туристы могли посидеть прямо на полу, а на стене горел большой экран, на котором демонстрировали все то, что находилось на стендах. Когда мы с Толяном туда попали, он сразу лег. На живот. В центре зала. Все остальные как-то ближе к стенам старались сидеть, я шепнула ему:
- Толя, давай к стеночке, неудобно как-то.
- Мне лично очень удобно, - спокойно проговорил он, беззаботно болтая ногами. - Но учти, я тут ненадолго - меня улица зовет! Уже душа стонет.
- Но мы же так мало посмотрели... - грустно ответила я.
- А где твоя фантазия?! - воскликнул он. - Остальное в уме дорисуешь.

Короче говоря, минут через десять мы уже были на улице, и сидели за столиком небольшого открытого кафе. Я наслаждалась окружающей архитектурой, а Толян - вкусом только что купленного вина.
- Толя, - сказала я. - Скажи мне откровенно, зачем ты сюда поехал? Ведь... Ну, ты же только пьешь! Для этого надо было ехать в Париж? У нас дома и напитков больше, и вообще... дешевле.
Толян посмотрел на меня глазами спаниеля, которого три дня не выгуливали:
- Ленка. За кого ты меня принимаешь? Конечно, я не просто так приехал. И вообще всё не просто так!
- Что - всё?
- Узнаешь позже, - сказал он тише, нагнувшись ко мне. - Хотя, нет, пора раскрыть мне эту тайну! Пойдем!

Он вылетел из-за столика, схватил меня за руку и куда-то потащил.
- Сейчас! - выкрикивал он, запивая свои возгласы вином, прямо из горла бутылки. - Ты всё узнаешь, Елена!
- Толик, - упиралась я. - Ну, подожди... Я не хочу всё знать, ну честно.

Мне хотелось плакать. Одновременно с этим я была зла на Галю, на себя, на Толяна, даже немного на Ромку, и чуть-чуть - на Монмартр.

Мы неслись по Парижу. Мелькали лица шарахающихся французов, обрывки листвы, элементы архитектуры, и, среди всей этой кутерьмы, - фиолетовые шорты... Я решила их не выпускать из поля зрения, и, словно крыса на дудочку, стремилась за ними, уже не обращая внимания больше ни на что. Ни на то, что Толян поймал такси, ни на то, что он залил вином сидение, на которое потом меня запихнул, ни на то, что чуть не разбил бутылку об голову таксиста...

Очнулась я, когда Толян тряс меня за рукав блузки:
- Гляди, вот Она! - кричал он, и я стала бессмысленно блуждать усталым взглядом вокруг, - Да задери голову, дура, ты, дура!

Я покорно задрала, и, действительно, увидела, ее - Эйфелеву башню.

Это было нечто. Мистическое переплетение непереплетающегося, несуразная величественность, громоздкость, которая, казалось, стесняется себя, и в то же время, чувствует, что здесь она - самая главная. Я открыла рот.
- Хватит стоять, как манекен в секонд хенде. - проговорил Толян. - Подниматься будем.

И мы поднялись.
Я так и пребывала в состоянии манекена.
Толян тут же слетал в кафе, вернулся с очередной бутылкой вина и двумя бокалами:
- Ленок, ну тут уж ты обязана со мною выпить, - он откупорил бутылку и разлил вино по бокалам. - Ну, пошло родимое! - он залпом осушил бокал, а потом поглядел вперед, и я вдруг опешила - Толян плакал!
- Ты чего? - проговорила я. - Толя!
- Вот Ленка, вот и тайна моя...
- Какая тайна? - от волнения я тоже расправилась с вином. - Ты о чем?
- Эх, Ленка, знала бы ты. А ведь я столько раз говорил ей, Галя, ну пойдем в паспортный стол, ну пойдем... - он вытер кулаком глаза.
Он, несомненно, бредил. Я стала судорожно соображать - что мне делать. Еще немного, и его придется транспортировать, а впереди десять дней! И я ничегошеньки не сделала по работе! Даже не сообщила своим местным коллегам, что я приехала

- А она... - продолжал Толян. - Не пойду! Меня так родители нарекли!
- Ты о чем? - снова спросила я.
- Имена я хотел поменять. Мне и ей!
- Какие имена?
Он нахмурился и покосился на меня:
- Наши… Имена...
- А зачем?
- Вот, - Толян вырвал у меня из руки бокал и налил в него вино, потом налил и себе. - Вот, Лена, вот, о чем я хотел тебе рассказать!
- Ну, так расскажи. Я ничего не понимаю.
- Посмотри на меня, так вот, чуть в профиль, - он немного повернул голову. - Видишь?
- Что?
- Похож?
- Не очень, - на всякий случай ответила я.
- А ты внимательней приглядись - ведь на самом деле очень похож!
- Толик, пригляделась, похож, - я грустно осознавала, что уже совсем его не понимаю, поэтому на всякий случай согласилась.
- Похож! Ёжкин кот! Эх, Галюха, такого мужика ты профукала!
- Почему это она профукала?
Он оперся о перила и поглядел вниз:
- Уйду я от нее...
- Да ты что говоришь? А дети? Толик, поехали в гостиницу. Тебе поспать надо.
- Нет! Я тебе тайну еще не рассказал! - он сделал глоток вина. - Понимаешь, я однажды проснулся как-то... Умыться пошел. Подхожу к зеркалу, а на меня из зеркала того, понимаешь, Высоцкий смотрит.

Я молчала.

- ... И так он на меня смотрел! Ну, потом-то я понял, что это не он, что это я смотрю. Но в тот момент! Нет, ты не подумай, что у меня это, - он покрутил пальцем у виска.
- Что ты, - наигранно ответила я. - Я не думаю.
- Так вот с того момента и началось... - туманно произнес он, и я поняла - Толян уходит в себя. Его срочно нужно ловить.
- А дальше что? Толя! - громко произнесла я.
- А дальше я стал писать песни.
- Ты? - я искренне удивилась.
- Да! Я! - передразнил он меня. - Не только хомяк твой челюстями двигать умеет, я тоже кой-чо мыслю. Головой.
- Но ты никогда не пел свои песни.
- А кому я их буду петь? Правда, пел один раз во дворе - кому не помню. Похлопали… мне по тыковке…
- Толик, песни, это - прекрасно! Но причем тут Галя?
Он помрачнел:
- Галя... Люблю ее, курицу, а она! Я сказал ей тогда - пошли имена менять. Я Володей буду, а ты Мариной, ну в честь Марины Влади. А она, ты понимаешь? Говорит - давай уж сразу Надей стану - это она меня подкалывала, что я в честь Ленина... тьфу... баба деревенская.
- Да какая же она деревенская?
Но Толян меня уже не слушал:
- Я говорю - волосы выкрасишь в белый, глаза сделаешь побольше. А она - как я тебе глаза побольше сделаю? - он опять стал смотреть вниз. - Я и сказал ей - распахивай. А она мне - мои глаза тебе не халат, чтобы их распахивать. Нет, ну ты слышала что-нибудь глупее? И я стал пить, чтобы хоть через это, да через песни к Нему стать ближе. Если уж с бабой не повезло, в отличие от него, так пусть я буду как он, но без бабы.

- Толя, - меня во всем этом бреду больше всего беспокоила Галина участь. - Ну почему же с Галей не повезло-то?
- Да Марина Влади его любила! Она все прощала! И глаза распахивала, если он просил!
- О господи... - выдохнула я, а сама - соображала - что же делать дальше. Франция. Десять дней. У Толяна белая горячка. Я не знаю французский.

Решение родилось мгновенно.

- Толя, поехали в гостиницу, ты мне споешь свои песни! А потом мы с тобой посетим все места, где был Высоцкий в Париже, мы съездим в книжный магазин и купим все-все книжки об этом! А потом ты возьмешь гитару, и будешь петь на площади, на Монмартре. И когда мы вернемся в Россию, я попрошу Ромку, он подключит свои музыкальные связи, и мы тебе концерт забабахаем! И потом альбом запишем, под названием «Высоцкий возвращается», а я уговорю Галю покрасить волосы, и еще мы ей тут купим специальную тушь, которая делает глаза в два... нет, в три! Раза больше! И она станет даже лучше, чем Марина Влади! И тебе не нужно будет больше пить! Толян, поехали в гостиницу!
- Да? - он повернулся ко мне, и я в его глазах увидела разум.

Толян был, конечно, пьян, но по его взгляду я поняла, что все, сказанное им до этого, было правдой.
- Поехали, - кивнул он, немного помолчав. - Только мне нужно одну важную вещь сделать. Я, можно сказать, ради нее в Париж приехал!

Я испугалась. И напряглась, готовая к самому непредсказуемому.

А Толян как можно ближе нагнулся к ограждениям, и, чмокнув губами, смачно сплюнул вниз, после чего громко воскликнул:
- И плевал я с Эйфелевой башни на головы беспечных парижан!
_____
* - Куда именно вам ехать?
**- Сейчас я скажу!
*** - Сейчас, минутку!