Глава 1. МЫШКА
Этой ночью выпал первый снег, но к обеду успел растаять (добавил слякоти ландшафту). Смотреть в окно - моя прямая обязанность, за это мне деньги платят. Кому-то покажется странным, что я работаю сторожем. Но это случилось со мною, а значит, так Богу было угодно.
В сторожке тепло и тихо; слышно, как мышь грызет сухарик. На столе, среди кухонной утвари, лежит потрепанная книга Януша Леона Вишневского «Одиночество в сети». Чем дальше я листаю книжку, тем больше во мне растет чувство досады. Понравилась разве что первая часть - о бродяге, который ожидает скорый поезд, чтобы пристроить башку под колеса, и о человеке, по воле случая спасшего ему жизнь.
Показалось, что эта повесть о любви, одиночестве, милосердии. Оказалось, не все так просто. На самом деле автор пытается объяснить природу мужской эрекции и женского либидо с точки зрения генетики и личного сексуального опыта.
Начну с того, что слова «регулы» и «секси», простые по сути слова, употребляемые автором в тексте не раз и не два, произвели на меня крайне неприятное впечатление (с чего бы это?) Отдельные моменты огорчили еще больше, перечислю некоторые из них:
а) случившаяся у главного героя эякуляция, вызванная воображаемой картой генома тифозной бактерии (это круто);
б) череп Эйнштейна, напичканный газетами (это жутко);
в) блюющая сожранным хомяком свинья (это мерзко);
г) сперма Сальвадора Дали, добавленная в краски для улучшения цвета (это полный маразм).
Пожалуй, хватит для начала. Выражение боцмана, которое я убрал из списка по гуманным соображениям, рекомендую прочитать самостоятельно - глава 8, страница 322.
Кроме всего прочего, книга переполнена вереницей историй, скучных и длинных, как нити ДНК. Большинство из них не имеют отношения ни к главным героям, ни к основной теме. Когда исполняется симфония, одна неудачная нота может все испортить и разрушить.
Впрочем, миллионам читателей повесть понравилась, и мое мнение никого не волнует. Сочиняет человек, как умеет. Молодец. Пускай пишет на здоровье!
Раздался щелчок, я вздрогнул от звука сработавшей мышеловки. Закрыл книгу, вынес на улицу труп животного и выбросил в контейнер…
Глава 2. СОБАКИ
Я вышел на улицу - проверить посты, так сказать. Ходят слухи, что мой коллега из сопряженной смены делает это прямо с порога. Двери ногой распахнет, закинет голову к звездам и орошает газон вдохновенно.
Кроме подобной дерзости, некоторые приписывают ему воровство топлива, досок, арматуры. Изловить его, подлеца, невозможно, как ни стараются, и собаки не трогают, потому как свой. Сторож-вор - это нонсенс!
Вот и они, собаки наши неправильные. Увязались за мною, покинув вольер для прогулки. Знакомьтесь: Пальма - немецкая овчарка. Небольшого роста от плохой кормежки, слепая от старости. Правда, спину держит прямо, как аристократка. А еще у нее отменный нюх - посторонних чует за километр и с ними не церемонится. На раз порвет штаны в районе ляжки, а то и метку на заднице оставит. А своего никогда не укусит, не станет кровь своим пускать (так приучена, скотина).
Ободранный пес без роду и племени - это Жук. Правая задняя лапа у него не работает - щенком попал под самосвал. Вынужден таскать обрубок за собой, как дорогую, но бесполезную игрушку. От Жука смердит псиной, он глупый, грязный, по нему гарцуют блохи, но я его тоже люблю. Хотя, в отличие от Пальмы, по голове не глажу, потому что он вонючий и плешивый. Шерсти на тщедушном теле почти не осталось, непонятно, каким образом кобель переживет еще одну зиму.
Первым делом я настелил соломы в Жуковой будке, а крышу покрыл телогрейкой. По-моему, она была бесхозной (по крайней мере, пока меня в воровстве не обвинили). Пальма немедля сменила место дислокации, выгнав Жука из его собственной будки. Ей почему-то и кость всегда достается лучше, и мясо жирнее, а если Жук проявит отвагу, пытаясь найти справедливость, то будет укушен в тупую кудлатую морду. Там шерсти побольше, но тоже клочками...
В сторожку кто-то постучал, я выглянул наружу, поразившись, что собаки умеют стучать (в данном случае в прямом и переносном смысле). На пороге крутилась Пальма, она скулила и пыталась мне что-то сказать. Пригнувшись к земле, собака направилась к боксам.
- Что случилось, Пальмушка? Куда ты меня тянешь? – я с неохотой поплелся за нею.
В гараже горел свет, дежурный механик сливал в канистру солярку из машины.
- Что ты делаешь, Валера? Мы ведь чай с тобою пили! – растерялся я, не зная, как быть в подобной ситуации. В лоб его ударить что ли? Или спичку горящую бросить в бак, и живо покончить с этим безобразием?
- Во - ру - ю! – тихо промолвил ворюга (вот гнида!) И сплюнув мне в ноги, добавил, – А хуля?
Убирая соплю со штанины, я отправился писать рапорт о правонарушении. Собака бежала впереди, виляя хвостом.
- Умница, Пальма! Заходи, гостьей будешь. – Я потрепал собаку по загривку, впуская в сторожку. - Хорошая собачка, на вот, возьми, заслужила котлетку. И это… Что я хотел тебе сказать, старушка? Ах, да, вспомнил. Извини, что называл тебя «неправильной» и «скотиной»…
Глава 3. ВАЛЕРА
- Как ты мог, Валера? – задал я интимный вопрос, входя в роль следователя. – Ты ведь коммунист, не так ли?
- Какой нахрен коммунист, издеваешься! Меня жена из дома выгнала, йорштвоюметь!- ответил он резко, закончив фразу сложным недетским словом.
- Не ругайся, не маленький. Сиди, куда ты? Менты скоро приедут! - соврал я, пытаясь сформулировать вопрос по существу.
Механик порылся в кармане и вытащил сигарету. Пальцы дрожали, но в целом он держался молодцом. Валера был симпатичным парнем - высоким, стройным, с черными бровями и дерзким взглядом. Женщины любят таких красавцев, перед их обаянием сложно устоять.
- Ты в разводе, я слыхал? – задал я второй вопрос (не для протокола) и пристыдил воришку: - Развод - не повод воровать! Тебе не стыдно, а? На алименты не хватает, дурья твоя башка?
- Угадал, - Валера прикурил сигарету, потерев пальцем воспаленные глаза. - Выгнала, тупая корова, как собаку! Какие же они бляди! Да-да, все бабы бляди, это факт.
- Скажешь тоже, прямо все? Без исключения? – я заинтересовался философией механика. - Значит, твоя мать, Валера, тоже блядь? И сестра, и тетя?
Валера покраснел лицом, на шее выступили коричневые пятна. Сейчас, думаю, даст мне по фейсу за сестру. Как иначе? Помолчав с минуту, Валера подтвердил свой вердикт и не стал травмировать чужое лицо.
- Так и есть, наверное. Если не все, то многие! Знаешь что, Юра, давай договоримся по-мужски. Порви протокол! Я тебе коньяк куплю, шоколадку. Тут такое дело: после развода все стало вдруг пороться. Видишь, экзема на теле? Это от нервов.
- Нашла другого или как? – я посочувствовал больному.
- Не-а, сам виноват.
- Расскажи, у нас есть пять минут. Скоро приедут. Чай будешь?
- Давай. Стирала Маня робу, а там телефон. Поинтересовалась моей личной жизнью, дура, посмотрела видео. На свою голову, мать ее ети!
- Не ругайся, не дома. Что там, криминал?
- Хуже! Минет одна кобыла делала, а я заснял. Не смог устоять, красиво строчила!
- Ну, ты мудак! Зачем же снимать? – ругнулся я невольно.
- Да так, для искусства. Ебенстрацего! – Валера отхлебнул кипятку и поежился (и где он набрался таких выражений)?
- А знаешь, Валера, иди ты домой. Ты где проживаешь?
- В общаге. А где же еще?
- В общаге - это хорошо. Это правильно. И то, что случилось с тобою, тоже правильно. Так и должно быть: что посеешь, то и жрать будешь! Такой афоризм вот родился. Ты знаешь, порву я протокол. Вот так, смотри, раз-два. Ступай-ка, Валера, домой. В твой дом, настоящий. Стань перед женой на колени и попроси у нее прощения. Иди, и больше не воруй и не прелюбодействуй! В одной священной книге так записано. Почти так. Хочешь - верь, а хочешь – нет. Свободен, пошел вон…
Глава 4. ЗАГАДКИ ДОКТОРА ФРЕЙДА
Иногда я дежурю не в гараже, а в Торговом доме, который находится при заводе. Здесь работают белые воротнички – светлые умы, трезвые головы, пухлые барсетки.
Сняв объект с сигнализации, открываю дверь, захожу на территорию вверенного объекта, раздеваюсь, усаживаюсь в кресло, поправляю галстук и поджидаю работников. В круг моих обязанностей входит регистрация и время прибытия служащих.
Потом я пью кофе, жую бутерброды и читаю книжки. В этот раз я взял с собою Зигмунда Фрейда, о чем в конце концов пожалел.
К завтраку прочитал «Психологию сна» - бред больного человека, ко второму завтраку одолел «Печаль и меланхолию» - историю про общий недуг человечества, а к обеду закончил главу с интригующим названием «Жуткое». Ничего жуткого эта часть не содержала, напугать меня доктор Фрейд не сумел (надо полагать, плохо старался).
Начитавшись известного психиатра, я стал напевать свою любимую песню. Исполнял я ее про себя, голосом Марка Бернеса:
Отчего ты мне не встретилась, юная, нежная,
В те года мои далекие, в те года вешние?
Голова стала белая…
На слове «белая» я запнулся, позабыв текст, но не включил тормоза, а продолжал мычать, пытаясь всколыхнуть ячейку в мозгу, в которой укрылось искомое слово. Наконец я вспомнил всю фразу, целиком, и запел с новой силой и вдохновением:
Голова стала белая,что же с ней я поделаю?
Ты любовь моя последняя, боль моя…
Я пел очень красиво, хотя мой настоящий голос весьма отличается от внутреннего (причем не в лучшую сторону). К сожалению, я пропустил момент, когда потерял контроль над собой и мелодия вышла наружу. Через пару минут в зале появился человек из отдела внутренней безопасности.
- Уважаемый, что ты себе позволяешь? Прекрати выть! Здесь не филармония и не опера, здесь люди работают!
Уважения в голосе было не больше, чем у патриция к плебею. Соблюдая субординацию, я вежливо ответил:
- Я не вою, гражданин начальник, то душа поет!
- Это хорошо, когда душа поет, - вдруг подобрел суровый мужчина. - Как служба, солдат?
- Солдат спит – служба идет. Вот как.
- Все верно, с этим не поспоришь. Ну ладно, служи. А я пойду. Завидую тебе, если честно.
- До свидания, гражданин начальник, – вторично употребил я тюремный жаргон и показал удаляющейся спине язык.
Переведя дух, я спрятал дедушку Фрейда в рюкзак и стал бесцельно бродить по зданию Торгового дома. В конце коридора я обнаружил стенд с дюжиной фотографий большого размера. С точки зрения искусства особой ценности снимки не представляли - обычные картинки из жизни родного завода.
Первые пять снимков были черно-белыми: выпуск первого насоса, продажа тысячного в Туркмению, дальше - группа инженеров склонилась над кульманом, еще дальше - станочник-передовик мудохается с чугунной заготовкой. Видно, как жилы на запястье вздулись черными узлами, а по виску стекает капля пота. Эта фотография мне понравилась больше других.
Шестой снимок я пропустил сознательно: что-то в нем явно было не так.
Дальше шли цветные работы: гости из Арабских Эмиратов в оранжевых касках, свежевыкрашенные станки в сборочном цеху, вагоны под погрузкой насосов, радостные лица работниц столовой (откормленные, как поросята перед убоем).
Следующее фото я не разобрал - какие-то сертификаты качества, а на последнем снимке была представлена нефтеперекачивающая станция, напоминающая большой электронный коллайдер.
Я вернулся к шестому снимку и сразу обнаружил там кучу несуразностей. На фоне башни танка Т-34, подвешенной за хобот к потолку, позировали молодые рабочие. Лица у ребят были грустные, серо-зеленого цвета, а звезда на башне желтая, шестиконечная.
Странным было и то, что я хорошо знал этих ребят и помнил их имена: Володя Бойцов, Олег Козырь, Валера Литовченко, Саша Нидермаер-Иванов. В сорок втором году Сашу расстреляли как шпиона и диверсанта (в качестве Нидермаера). Но самый большой эффект произвело мое угрюмое лицо, снятое в профиль. Сам доктор Фрейд пришел бы в замешательство, столкнувшись с подобной чертовщиной!
Я смотрел на фото и понимал, что это вздор, что такого в жизни нет и быть не может! Хотя когда дело касается человеческой психики, провести грань между привычным и аномальным не всегда представляется возможным.
За этим занятием меня и застал коммерческий директор (между прочим, мой знакомый). Когда-то мы жили в одном доме, на Садовой улице.
- Ну здравствуй, Юра! Почему ты в форме? Служишь? Как это тебя угораздило?
- Привет, Сережа. Угадал - стрелком работаю; нашел тихую гавань на старости лет. Тебя вот охраняю, собак кормлю в гараже, книжки читаю. Не собакам, разумеется, они неграмотные. Хочешь, я поделюсь с тобой одним секретом? Я и раньше здесь работал, в предыдущей жизни!
- Это, допустим, ты врешь. Я тридцать лет на заводе, с семьдесят девятого, даже больше, тридцать два. Знаю тут всех как облупленных.
- Ты не понял! Это было в прошлой жизни. Не веришь? Откуда я, по-твоему, все входы и выходы знаю? Любой объект с закрытыми глазами найду – буфет, партком, клозет, кассу. Ловишь мысль, Сережа? Я могу быть гидом на заводе, правду говорю. Вам часом экскурсовод не нужен, на полставки? Подойди-ка сюда, посмотри. – Я подвел его к шестой фотографии и ткнул пальцем в свое изображение. – Только не падай в обморок. Видишь? Это я!
- Ага, есть немножко. Надо же, и вправду похож. Как ишак на лошадь! Ха-ха-ха! – заржал Сережа Козлаускас, радуясь своему остроумию. И прервав веселый смех, продолжал издеваться: - Ай, молодца, развеселил. Похож, похож! Внешне ты совсем не изменился, выглядишь как мальчишка. Только с головой у тебя того… проблемы. А знаешь отчего? Книжек много читаешь! Угадал, старик? Что за хрень ты читал, признавайся!
- Зигмунд Фрейд. «Жуткое».
- С тобой все ясно: после такого крыша поедет на раз. Но фото «из прошлой жизни» - это круто! Полный пиздаускас. Не думал, что ты с юмором дружишь, а с головою нет. Ха-ха-ха! Никому не рассказывай об этом, и мой тебе совет: не читай доктора Фрейда. Никогда, особенно на ночь. И даже не надейся, что такого шизофреника, как ты, будут держать на заводе! Ха-ха-ха…
Глава 5. РЕВИЗИЯ
Как я ни прятался, ни прикидывался дураком, серьезная работа все же нашла меня, настигла, как неизбежное зло. В настоящее время я совмещаю две должности, постепенно превращаясь в раба денег, системы, рынка…
Много лет тому назад мне довелось служить ревизором, поэтому с первым заданием на новой работе я справился успешно; опыт, как известно, не пропьешь. К сожалению, эта аксиома иногда не срабатывает, потому что при определенном желании пропить можно все!
Помню слезы пожилой кассирши, которую по моей вине оштрафовали за лишний пятачок, обнаруженный в сейфе школы-интерната. Мне было жаль несправедливо наказанную женщину, но, если быть честным до конца, ушел я из управления не из-за жалости.
Несколько позже я отличился на другой проверке, раскрыв серьезное преступление - подлог в сельском Совете. Вместо числившегося на бумаге жеребца я обнаружил в конюшне жующую сено кобылу. В результате конь в акте фигурировал как недостача, а кобыла как излишек. После того случая я сочинил гимн ревизору, который декламировал при всяком удобном случае.
За особые успехи я получил премию; шальные деньги меня и погубили - я был уволен из КРУ за банальное пьянство…
Однако вернемся из прошлого в настоящее - ревизия, как водится, началась с Центрального рынка. В первом киоске я посчитал деньги, товар, записал приход, учел затраты, возвраты, уценки-наценки. Соблюдая другие формальности, занес в ведомость остаток. По той же схеме проверил вторую торговую точку.
Ближе к вечеру провел инвентаризацию в третьем киоске, на Петровском рынке. Везде всплыли недостачи, как и положено в классической торговле.
На следующий день вывел остатки в двух палатках на Южном рынке; там тоже было не все гладко.
Над продавщицей шестого, последнего, киоска я провел эксперимент - сообщил ей дату и время своего прихода, то есть предупредил заранее, что приеду сегодня, в двадцать ноль-ноль. А сам решил не ехать вовсе, решил попить в это время пива в домашних тапочках. Или поиграть в покер на компьютере. Или почитать Шопенгауэра с его правильной философией. Или засесть за Набокова, прозу которого я люблю и читаю запоями, пока не почувствую легкую тошноту, как от изысканных сладостей, потребляемых сверх меры. После чего испытываешь непреодолимое желание засунуть собственноручное творчество в известное место*.
Или все же приехать, но не в восемь, а позже, часам к девяти, когда продавец изведется, как мартышка, обзывая меня последними словами: где же этот Юрий Иванович, паскуда?!
Именно так я и поступил – прибыл на Северный рынок в последний момент, когда Люба опускала неподъемные ставни. После нехитрых подсчетов я загрустил - остатки рвали безбожно (прошу прощения), перекрывая все разумные нормы, зашкаливая за допустимые рамки приличия. Когда я объявил сумму недостачи, Люба извлекла из пазухи заначку и, как ни в чем не бывало, разложила купюры на прилавке в форме цветастого веера. На тупом, индифферентном лице продавщицы появилась крайне обидное и весьма неожиданное пожелание: «Подавись, гнида!»
Парадокс состоит в том, что в розничной торговле никто, даже самый честный продавец, не застрахован от недостач. Особенно когда товар вкусный, а весы механические. Хотя электронные весы проблемы не снимают (а порой наоборот), потому что главное здесь не инструмент, а человеческий фактор.
Если деньги всегда под рукой, значит, ими можно распорядиться по своему разумению: мужу полтинник дать на опохмел, детей в кино отправить за счет заведения или чаю попить с куском казенного сыра. Это нормально, такова природа человека за прилавком.
Но ревизору от этого не легче, ему нужно не только зафиксировать недостачу, но и выслушать различные версии, оправдывающие нарушения кассовой дисциплины. Потому что чувство стыда присуще даже самым бессовестным гражданам!
Не усматривая в результатах ревизии причинно-следственных связей, продавщицы объясняли недостачу объективными факторами, но быстро исчерпав аргументы, переходили к личным проблемам. Как правило, все заканчивалось жалобами на здоровье и отклонения в интимной жизни. Например:
- весы китайские врут (азиаты во всем виноваты)
- дала неправильно сдачу (передала, естественно)
- обманули поставщики товара (у-у, подлюги)
- хулиган обокрал витрину (одно ворье кругом)
- дочка умерла восемь лет назад (здесь без комментариев)
- я мать-одиночка, одна воспитываю ребенка (отцы-подлецы)
- недавно перенесла инфаркт (или инсульт, как кому «повезет»)
- зять с дочкой не спит (импотент несчастный)
И так далее и тому подобное.
Я все выслушаю, дам совет, пожалею (разве что по голове не поглажу). В киоске под номером пять за моральную поддержку мне пытались подарить брикет крестьянского масла. Я расценил дачу взятки во время Великого поста как отягощающее обстоятельство. Потом удивляемся, отчего в стране тотальная коррупция!
С юной продавщицей (матерью-одиночкой) я поделился уникальным способом обмана сограждан, придуманным на досуге. Если бы я захотел, то стал бы очень богатым человеком, причем довольно быстро. Схема настолько простая, а пользоваться ею так легко и безопасно, что, как только я поделился тайной, невольно введя в искушение молодую женщину, тут же пожалел о содеянном. Впрочем, я предупредил ее (как бы между прочим), что этот способ от дьявола, что его лучше забыть и не использовать никогда и ни при каких обстоятельствах! Надеюсь, мои слова дошли до ее сердца…
На прощание я читал женщинам стихотворение, написанное в глупом возрасте:
Ревизор – такая сука,
Сволочь, гнида, негодяй,
Гадина ползущая, всюду нос сующая -
В общем, стыд вам и позор,
Кто носит имя ревизор!
Поэма вызвала единодушный восторг у коллег - некоторые аплодировали стоя, одна дама плакала. Это заставило меня задуматься: не пора ли сменить амплуа, не стать ли мне поэтом? Будем, братцы, с этим разбираться (видите, опять рифма проскочила). Обещаю подумать над этим вопросом! Зарыть в землю свой талант мы всегда успеем…
*лирическое отступление
Часть 6. КАРИЕС
- Дай закурить, Митрич! – не знаю зачем попросил я у напарника сигарету.
- Ты не по адресу, парень, я куревом не делюсь. Не то чтобы жалко- травись на здоровье, просто не дам. У меня такой принцип.
- Как знаешь. Я, собственно, не курю. Бросил. Знаешь, Митрич, жадность и дружба понятия несовместимые.
- Дружба дружбой, а табачок врозь! Если не куришь, че просишь? Пощупать меня захотел, проверить на вшивость?
- Отнюдь, - вставил я интересное слово. - Скорее, поговорить по душам захотелось. Ты кем был в прошлой жизни, шофером?
- Подлый прием, - задумчиво произнес Митрич, не ответив на вопрос.
- Согласен, - кивнул я и сменил тему. – Чувствуешь, какой здесь запах неприятный? Вроде как мышами дохлыми пахнет.
- Это я всех мышей перебил. Ненавижу грызунов!
- За что же их ненавидеть? Божьи твари…
- Вот именно, твари! Жируют ночами, спать не дают.
- Сторож должен ночью бдить! Так, давай вместе думать, что у нас смердит. Может, в мышеловке труп разложился? Или это от тебя так пахнет? Послушай, может, у тебя кариес? Знаешь, что означает слово «кариес»?
- Отстань со своим кариесом.
- Кариес означает гниение. Запомни, Митрич.
- Зачем мне это нужно - помнить всякую глупость? Не должно быть у меня кариеса, у меня зубы вставные.
- Странно. Все равно я чувствую, что ты, Митрич, в этом деле замешан - прямо или косвенно. Какой сегодня день недели? Среда, сам знаю. Жаль, баню по средам не топят, а то отправил бы я тебя, Митрич, помыться.
- Ненавижу среду, черт ее дери! И баню не люблю. Мой тесть покойный говорил: зачем мыться, все равно загрязнюсь! Царство ему небесное…
- Какое абсурдное заявление! Как можно не любить среду? Бред. Значит, ты шофером работал, Митрич? – повторил я вопрос из пятого абзаца.
- А тебе зачем знать? Сильно ты любопытный.
- Отвечай, когда спрашивают старшие по званию! Между прочим, мой родной брат тоже водителем работает. На маршрутке. У него такой же картуз, как у тебя - чтобы лысина не мерзла. Ты бы снял головной убор, здесь не холодно.
- Тебе что за дело? Может, я в нем спать собираюсь.
- Спи, Митрич, я не против. Тем более тебе идет; будто ты в кепке родился. Весьма цельный образ!
- Отстань.
- Отстал. А теперь послушай притчу, тебе будет интересно. Как-то я спросил у брата: если бы у меня была маршрутка, делился бы он со мной прибылью по совести? Машина моя, работа твоя. Все очень просто - выручку за минусом бензина и прочих издержек делим пополам. Пятьдесят на пятьдесят, по-братски. Знаешь, что…
- У тебя есть микроавтобус? Какой маршрут, сколько посадочных мест?
- Не перебивай, дед. Машины у меня нет, естественно, я ему так предложил, гипотетически.
- Как это?
- Не взаправду, вот как. Чисто теоретически. Понимаешь меня?
- Проверял его, что ли? Как меня с куревом?
- Да нет, не проверял. Я по-доброму спросил, без задней мысли. Знаешь, что брат мне ответил?
- Я там не присутствовал, потому и не знаю.
- Э, нет, говорит брат, так не пойдет. Какие пятьдесят на пятьдесят? Это исключено, все равно обману. Что с того, что мы братья?! Да, так и сказал. Слово в слово.
- И правильно сказал, ты же в роли хозяина выступал, а хозяина грех не ограбить!
- Вот я и говорю, кепка у него точно такая, как у тебя…
- При чем здесь кепка? Кепку не каждый водитель носит, это не шлем летный и не каска. Многие пыжика носят, к примеру. А люди все одинаковые, норовят друг дружку поиметь. У меня недавно случай вышел, с месяц назад, ага, на Крещенье в самый раз. Пошел я к колонке за водой, смотрю - на дороге номер под снегом валяется…
- Какой номер, три шестерки?
- Нет, обычный номер, автомобильный. Кто-то потерял, а я подобрал. Пять дней хозяина разыскивал, ментов знакомых подключал. Знаешь, у меня зять в ГАИ работает. Бывший зять… Не важно. Коньяк ему за помощь купил - «Борисфен», три звездочки. Потратился, сам понимаешь.
- Понимаю, кажи дальше.
- Так вот, помог мне затек, раскопал телефон того типа. Вечером ему и позвонил: так и так, нашлась ваша потеря, приезжайте. Рассказал, что новые номера в ГАИ стоят триста шестьдесят гривен, предложил рассчитаться по-честному: сто пятьдесят и бутылка водки. В счет компенсации, я ведь сам влетел в копеечку. Ненавижу зятя! Я время свое потратил. Нервы. Здоровье. А попросил меньше половины, понял?
- Понял, понял, дальше рассказывай.
- Приехал он, значит, под ужин, да не один, а с целой бригадой. Группа поддержки, едрить твою налево! И дал мне сто гривен, крохобор. Жлоб. Обещал одно, а вышло говно! Пришлось уступить, пусть ему там икнется.
- Жлоб, говоришь?
- Ну да, а кто же? Кто он после этого? Но это еще не все, слушай дальше. Когда они уехали, я почему-то разнервничался до такой степени, что сунул в стиралку штаны с мобильником. И с правами! У меня «Москвич», четыреста двенадцатый… Постирал штаны два раза. Сам не пойму, зачем два раза стирать? Пришлось новый телефон покупать, а права еще не восстановил - побегай по инстанциям в моем возрасте. А сотне той хоть бы хны, высохла на батарее!
- Эх, хорошо, Митрич!
- Что значит - хорошо? Ты что, билинов объелся?
- Белены, Митрич. Бе-ле-ны.
- Нет, ты скажи, что здесь хорошего?
- Это я о своем, не обращай внимания.
- О своем? Ну ладно. Подожди, мне нужно позвонить любовнице, крале моей. Скажу, что завтра не приеду.
- У тебя есть краля? Ты же старый!
- Че это я старый? Если хочешь знать, у меня даже не одна любовница, а целых две. Вторая в резерве, про запас. С виагрой могу такое вытворять, что дым стоит коромыслом!
- От трения?
- От какого трения?
- От чего дым, спрашиваю?
- Не понял.
- Ладно, проехали, это я образно... Был душой я молод, а теперь гаплык! - напел я вполголоса.
- Ага, гаплык подкрался незаметно. А у тебя есть любовница? – в мутных глазах старика появилась надежда.
- Есть. Жена.
- Жена-любовница? Скажешь тоже! Народная мудрость гласит: жена - это тяжелый чемодан, который нести трудно, а бросить жалко! И еще одна умная мысль: хорошее дело браком не назовут. Как тебе?
- Ценители пошлых афоризмов, Митрич, обязательно заинтересуются твоей мудростью. Но я считаю, что наличие любовницы - это всего лишь признание собственного поражения, публичное свидетельство неудачного брака. Поэтому гордиться здесь особо нечем. Это тупик, фиаско, это…
- Да брось ты, оставь свою философию! Ты мне лекций не читай, я жизнь прожил, что ты учишь меня?
- Извини, Митрич, давай закроем тему. Не будем ссориться. Я не претендую на истину, то были просто мысли вслух. Не боле того… А запах все-таки от тебя, Митрич. Ничего не понимаю! Постой-постой, я, кажется, определил диагноз.
- Какой диагноз?
- Похоже, я знаю источник запаха. Пахнет не из ротовой полости, однозначно. Тут ты прав, у пластмассы не может быть кариеса.
- А что же пахнет тогда?
- Возможно, нутро у тебя гнилое, Митрич, – предположил я и вышел на улицу, оставив старика в одиночестве… |