Сильно пахло Харьковом, огромным серым мегаполисом, который я так и не смог полюбить. Подали локомотив, весь в разводах от мелких дождевых капель. Я видел, что происходит - это соединение одного тела с другим, но все равно в момент сцепки вздрогнул, испытав перепонки на силу мощного тупого удара. Поскрипело, грохнуло еще раз-другой, и неприятный для уха скрежет прекратился.
Шел двадцатый день Великого поста; мы с Сергеем топтали перрон - ехали на похороны Сашиного отца в Сумы. Дождь перешел в ливень, застав нас врасплох, и вдруг затих. Игнорируя христианские правила и ценности, я жевал хот-дог, изучая вялое ничтожество, упакованное в булку мертвецкого цвета. Хлеб украсили морковкой, морковку утопили в ядовито-красный соус. Жуя производное импортного скотоводства, я оправдывал собственное малодушие  статусом путешественника, а также равнодушием ко всякой еде. Странникам разрешается вкушать скоромное - оттого я жевал сою, запивая еду пивом.
  Увы, поездка не удалась. Она не принесла ничего, кроме чувства безысходности. Что-то не склеивалось, не лепилось, не срасталось. Совместное будущее не вырисовывалось, как я ни старался его малевать. Система была безнадежно больна, прошлое, как призрак, присутствовало везде и повсюду, воспоминания рвали душу на части. Но глупое сердце, терзаемое аритмией, билось с неистовой силой и надеялось на чудо…  
Очередной глоток приближал аллергию, вызванную алкоголем: я покрылся пятнами, как мраморная гурами. Допил пиво и еще раз вздрогнул; на этот раз от детского голоса:
 - Дядя, подайте Христа ради!
   Два пацана лет двенадцати смотрели мне в пах, протягивая детские ладони. Нарывши в кармане мелочь, я дал копеек шестьдесят мальчику, который был пониже ростом. Вспомнив о неиспользованном жетоне на метро, достал и протянул зеленый потертый кругляш.
- Юноша на метро ездит? Или ты местный, вокзальный? - обратился я к нему, игнорируя напарника, который казался немного старше товарища. К тому же тот был упитаннее и носил дорогую куртку.
 - Местный я, дядя. Но на подземке езжу, естественно. По бизнесу. Так шо пригодится!       Забыв сказать «спасибо», мальчики исчезли, растворившись среди пассажиров. Сергей и на этот раз отделался молчанием; допил пиво, вынул из моей пятерни порожнюю тару и припарковал ее возле осветительной вышки. В надежде, что потенциальные сорок копеек кому-нибудь да пригодятся. Закурили, послушали, как редкие капли падают в грязную заплеванную лужу. Все было переговорено за два дня и три ночи...
В спину что-то заорало, уже не по-детски. Будет нелишним добавить, что я вздрогнул и в третий раз.
- Дяденька, подайте Христа ради! - голосил знакомый мальчик, одетый в «аляску». Спасаясь от вечерних заморозков, а скорее, для конспирации он надел вязаную шапку, попытавшись изменить внешность.
Я оценил находчивость юного мошенника и стал читать лекцию:
- Мальчик, если ты помнишь, я взнос уже делал. Видишь ли, иногда мне самому  приходится перебиваться дотациями друзей.
- Как же, помню вашу запухшую морду! Сунули мелочь да жетончик сраный, а сами, небось, «Marlboro» курите?
- Верно, «Marlboro» курю; друг угостил. Бутылки можешь взять, это тоже деньги.
- Шутишь, дядя?! Стекло бомжи собирают, а мы с Виталиком птицы другого, особого полета!
- Ну-ка, брысь отсюда, попрошайки! Отстаньте от пассажиров. - Заступилась за нас миловидная проводница, отвлекаясь от разговора с некрасивой напарницей, у которой сильно закисли веки. Тут же отвернулась к подруге и затараторила о каких-то собаках, часто и неосознанно упоминая бригадира поезда.
- Так что мужики все одинаковые - кобели они и есть кобели! Редко кто полюбит по-настоящему, а если полюбит вдруг, так то и не мужчина, а выродок какой-то. Педераст. Этот оказался редкой сволочью - добивался меня без малого месяц. А сделал дело, посмотрел как на блядь!
   Она топнула ножкой, из-под юбки повеяло запахом свежего арбуза. Ей было жарко - расстегнутый китель и галстук набекрень говорили об этом. И я подумал стыдное:  наверняка она без нижнего белья, и свидание с бригадиром состоялось совсем недавно.
   Однако мальчики не уходили, вдвоем протягивая руки. Не знаю почему, но юные мошенники были мне чем-то симпатичны. Я задал вопрос в лоб:
 - Значит, вы сироты?
- Ну, не совсем, дядя. Мы сироты не в натуре, а как сказать… Не по форме, а по образу мышления!
   Поняв, что возле нашего вагона ловить больше нечего, мальчики отошли к фонарю. Мелкий, заметив бутылки, поднял одну, понюхал и вылил на язык остатки жидкости. Затем извлек из тары незамысловатую мелодию, подув в дырку, и со всей дури швырнул ее под вагон, в ближнюю колесную пару. При этом крякнул по-взрослому, аж сопля вылетела и портупеей упала на пальто. Подняв вторую бутылку, поелозил языком по горлышку и со словами: «Эх, взорвать бы этот поезд! К херам собачим!» - отправил и ее вслед за первой.
   Мы переглянулись с другом; он почувствовал мое состояние, когда самому хочется выплеснуть страх и отчаяние и запустить снаряд под вагон не целясь, куда попало.
   Мальчики принялись пересчитывать выручку.
- Что у тебя, Кеша, план сделал?
- Похоже на то, Виталя! Почти двести. Старик отстегнет десять процентов; небольшие бабки, но жить можно. «Marlboro» и мы покурим. Между прочим, мой старик в начальники решил податься. В мэры шагает батя!
- Да и мой отец не пальцем сделанный, девятую маршрутку пробивает. Учит меня: «Не важно, сынок, на чем зарабатывать капитал. Любая работа в почете - хотя бы и криминал!»
- Ладно, пошли, Виталя. На вторую платформу московский прибывает. План выполнили, поработаем для себя.
   Заметив на груди товарища зеленую бахрому, мальчик заржал не по-детски, тыкая пальцем в соплю. И пошли «бизнесмены» вразвалку, понесли свое сиротство с достоинством, словно познали в совершенстве суть и изнанку жизни.
Какое-то время мы еще слышали ненормальный смех, пока звук не растворился и не утонул в подземном переходе. Возможно, так смеется его отец - будущий мэр бывшей украинской столицы...