Хотелось бы начать рецензию на Венок сонетов Темура Варки с цитаты:

"Если задаться целью определить самую сложную, самую изысканную и в известном смысле самую парадоксальную поэтическую форму, освещенную многовековой традицией, предпочтение без долгих колебаний следует отдать венку сонетов…" - пишет известный стиховед и сонетолог Олег Иванович Федотов в книге "Основы русского стихосложения"[4].

О том, что собой представляет эта форма, я подробно говорила в рецензии на Венок сонетов Татьяны Касьяновой: http://www.litsovet.ru/index.php/recenses.view?recense_id=18639
Здесь повторюсь очень коротко: "Венок состоит из пятнадцати сонетов. Первая строка каждого сонета повторяет последнюю строку предыдущего; заключительный сонет, так называемый магистрал, повторяет каждую строку каждого сонета, связывая их воедино. Таким образом, Венок сонетов представляет собой двести десять строк, четырнадцать из которых употреблены троекратно".

Сложность данной поэтической фигуры связана не только с каноническими формальными требованиями, но и с логикой воплощения авторского замысла в рамках твердой циклической формы.

Сонетолог А.В. Останкович отмечает, что "основными структурными скрепами <…> Венка сонетов являются идея круга и рекуррентный повтор. <…> Венок каждым сонетом выражает структурно-содержательную идею цикла, художественное целое которого складывается из отдельных частей и дополнительного содержания, рожденного системой связей"[2].

С.Д.Титаренко сравнивает Венок с "кругом на кресте"[3], т.к. в Венке присутствуют и линейные и радиальные связи. Однако более верно в геометрическом смысле развитие поэтической материи отражает спираль, в которой каждый смысловой виток есть и возврат к предыдущему, и, одновременно, прогноз будущего.

Смыслы сплетаются в Венке так же, как сплетаются строки: каждая строка магистрала, еще дважды повторяясь в сонетах Венка, существует, таким образом, в разных контекстах, являясь их причиной и создавая их. Венок отображает чувственный мир героя в становлении и развитии, в системе дополняющих друг друга точек и углов зрения, суммируя и преумножая инварианты прочтения и понимания.

Парадоксальность, противоречивость формы Венка сонетов заключается в том, что сам Венок, как целое, отрицает суть составляющих его частей. Т.е. состоящий из сонетов, Венок нарушает своим существованием один из основных сонетных канонов: запрет на повтор значимых слов, повторяя не только слова, но и целые стихи, а потом и весь магистральный сонет составляя из повторенных уже не раз строк.

Нарушается и такое сонетное требование, как лаконичность, концентрированность смысла. Многословие, велеречивость, громоздкость Венков отмечают и М.Л. Гаспаров, и О.И.Федотов. Однако семантическая ненасыщенность венка преодолевается при помощи взаимопротиворечивого синтеза лирического и эпического аспектов. "Развивающийся мир образов от первого до четырнадцатого сонетов формирует сюжетную ситуацию, которую магистрал переводит в лирический регистр" [2]. Т.е. эпическое содержание реализуется через лирическое осмысление. Возможно и обратное движение, когда лирическое содержание переводится в область эпического, "надчувственного" понимания, лирическая любовная медитация переходит из плоскости быта в безвременье божественного бытия.

Именно этот вектор можно проследить в Венке Темура Варки[1]. Причем, характерно то, что если рассматривать Венок с точки зрения формы, то препозиция (в отличие от традиционной постпозиции) магистрального сонета дает направление вектора от эпического к лирическому развитию. Если же рассматривать Венок с логической точки зрения, то вектор направлен от лирического к эпическому, т.к. общий смысл Венка – воспевание возлюбленной, зашифровывается в магистрале настолько, что тема любовной лирики затемняется и практически полностью уступает место философским обобщениям.

Эта особенность – препозиция магистрала - выделяет исследуемый Венок из общего ряда, сдвигает "точку сборки", фокусировку читательского восприятия.

Традиционное расположение магистрального сонета в финальной части придает ему функцию, сходную с сонетным "замком" - суммирование инвариантных тем, затронутых в Венке, концентрация смысла, подведение итогов. Т.е. развернутые в 14-ти сонетах смыслы сворачиваются в последнем, концентрированном, вобравшем в себя главное резюмирующем магистрале.

Вариант, выбранный Темуром, когда Венок начинается сразу с магистрального сонета, меняет направление действия от сворачивания к разворачиванию. Из скупых, суховатых зерен – стихов магистрала – прорастают и разворачиваются богатством смыслов и чувств четырнадцать сонетов Венка.

Еще одной характерной особенностью данного Венка является то, что автор в течение длительного времени возвращался к тексту, неоднократно редактировал его, стараясь придать своему творению совершенство форм, уйти от излишнего пафоса, но при этом сохранить искренность и яркость переживаний. Рамки данной рецензии не позволяют отследить все моменты авторской правки, но, благодаря наличию у рецензента двух вариантов, двух "редакций" текста, есть возможность отследить наиболее интересные или значимые моменты работы над текстом.

Итак, используем для рецензии тот же прием, который употребил автор при создании Венка, и в первую очередь подробно рассмотрим магистральный сонет, который станет отправной точкой нашего исследования:

Магистрал

1. Мне думать о тебе - такая мука!

2. Недуг и плен - равняют - век и миг.

3. Так точит камни ласковый родник

4. И обещает скорую разлуку.

5. Мерцает время и разводит руки,

6. Во всем знакомый проявляя лик.

7. Аллах велик! Воистину велик!

8. Твоих имен я повторяю звуки.

9. Вчера без цели нес я неба груз.

10. Сегодня исцелиться не боюсь,

11. Открывшись для того, что до и после.

12. Под солнцем распластается орел

13. И золотым пером распишет осень. -

14. Кто каплей был, тот океан обрел.

Первый стих магистрала: "(1)Мне думать о тебе - такая мука!" - несет сообщение о том, что Лирический герой (далее ЛГ) мучительно думает о ком-то, являющимся, предположительно, адресатом послания. Стих крайне мало информативен, т.к. ни сам ЛГ, ни адресат не названы, и даже ключевое чувство – "мука", определяется не каким-либо качеством или признаком, а маскируется местоимением "такая". Доминанта – эмоция.

Второй стих: "(2)Недуг и плен - равняют - век и миг" – не вносит ясности, напротив, создает еще большее ментальное напряжение. Нездоровье и несвобода, возможно, связанные с мучительными раздумьями ЛГ, приравнивают век к мигу (или миг к веку?), т.е. каким-то загадочным способом влияют на время. Доминанта – время.

Третий и четвертый стихи: "(3)Так точит камни ласковый родник (4)И обещает скорую разлуку" – уводит внимание в сторону, но, опять же, ничего не проясняет. Думы об адресате не только искажают время, но влияют на ЛГ, подобно роднику, обтачивающему камни. Но почему родник обещает скорую разлуку? Вопрос – на который пока нет ответа. Доминанта третьего стиха – пространство, четвертого – эмоция, ощущение близкой разлуки.

Пятый и шестой стих (начало второго катрена): "(5)Мерцает время и разводит руки, (6)Во всем знакомый проявляя лик" – сначала возвращает внимание ко времени, которое "мерцает", видимо от века к мигу и обратно, и "разводит руки", что можно истолковать двояко. Первое, это характерный жест олицетворенного времени, второе, не менее вероятное, это время, разводящее в разные стороны руки ЛГ и его адресата. Доминанта – время. Потом вектор внимания перемещается в пространственном направлении: во всем окружающем проявляется некий, знакомый для ЛГ лик. Если следовать логике синтаксической конструкции, то это – лик времени. На этой версии пока и остановимся.

Седьмая строка: "(7)Аллах велик! Воистину велик!" – меняет горизонтальное направление читательского взгляда на вертикаль, идущую в божественную бесконечность. А заодно осеняет догадкой: так вот о чем речь! Стихи-то о Боге! Вот Кто заставляет страдать, превращает миг в вечность, и являет всюду Свои лики! Выводы о том, насколько верна или не верна эта мысль, делать пока не будем. Доминантная составляющая – эмоция.

Восьмой стих: "(8)Твоих имен я повторяю звуки" – только усиливает догадку о божественной направленности поэтических переживаний. Читатель видит написанное с заглавной буквы местоимение "Твоих" (хоть и расположенное в начале предложения и стихотворной стоки) и позицию после восклицания: "Аллах велик! Воистину велик!" и это наводит на мысль о том, что речь идет об именах Бога. Так же восьмой стих, являющийся для сонета переломным, переходным от катренов к терцетам и требующий альтернанса и логического реверса, дает новую доминанту, выходящую из круга стабильных чередований эмоций времени и пространства, повторяющихся в первых семи стихах. Эта доминанта – активное действие.

Первые три стиха терцетной части сонета:

"(9) Вчера без цели нес я неба груз

(10) Сегодня исцелиться не боюсь,

(11) Открывшись для того, что до и после" – представляют ряд внутренних трансформаций, которые происходят с ЛГ на протяжение трех временных констант: прошлого ("еще вечера"), настоящего ("сегодня"), и активного вектора из прошлого в будущее ("до и после"). Девятый стих повествует о некой бесцельности, с которой в пошлом ЛГ нес "неба груз". Десятый – о том, что в настоящем у ЛГ нет страха перед исцелением, можно предположить, что от того недуга, который упомянут во втором стихе. Одиннадцатая строка рассказывает о предполагаемом способе излечения: открыться "для того, что до и после", т.е. в нашем понимании – принять свое прошлое и будущее, не зависимо от того, каким оно будет, т.к. страха уже нет. Доминанты терцета: (9)время-состояние, (10) время-состояние, (11) состояние время.

Последний терцет магистрального сонета:

"(12)Под солнцем распластается орел

(13) И золотым пером распишет осень. -

(14) Кто каплей был, тот океан обрел." – не проясняет ситуацию, а лишь еще больше усиливает загадочность. Некий орел, парящий в солнечных лучах и расписывающий золотым пером осень, видимо символизирует внутреннее состояние ЛГ, сумевшего подняться над недугом, пленом и страхами. Эту догадку подтверждает и последний стих сонета, представляющий собой философско-эзотерическую формулу обретения внутренней гармонии. Доминанта 12 и 13 стихов – пространственно временной крест: вертикаль – парящий орел и солнце над ним, горизонталь – окрашивающаяся золотыми оттенками осень. Доминанта последнего стиха объединяет в себе как внешнее, так и внутреннее пространство и время, замыкая его в круг метафизического ощущения цельности, достигнутого ЛГ.

Таким образом, магистральный сонет, вынесенный в начало, не является "кратким содержанием" последующих сонетов, он не открывает читателю тайну Венка. Напротив, малоинформативный и загадочный магистрал срабатывает по принципу fishhook, он цепляет внимание и ведет из малого круга начального (нулевого) сонета в большое четырнадцатисонетное путешествие, раскрывающее, расшифровывающее и обогащающее смысл (смыслы) первых стихов.

Итак, давайте посмотрим, как раскрывается в первом сонете смысл главной, кольцевой строки: "Мне думать о тебе - такая мука!" – которая начинает магистрал, первый сонет, и в итоге – завершает Венок, создавая идеальный замкнутый круг.

Сонет 1

Мне думать о тебе - такая мука!

Я до ее конца не доживу.

В венок сонетов, в тонкую канву

Я имена твои вплету. И внукам

Ты сможешь рассказать, какой змеюкой

Бывала та, которую в халву

Медовый мастер, коим я слыву,

Преображал, не прибегая к трюкам.

Есть много у Всевышнего имен.

Но вот Его любимицей пленен,

Шепчу одно, другое, третье имя.

Я их твержу, как горе-ученик,

Как пьяный до беспамятства алхимик, -

Недуг и плен - равняют - век и миг.

Продолжая разговор, хотелось бы напомнить читателю известный парадокс: "Что было раньше — курица или яйцо?". Что было написано раньше: магистрал или 14 сонетов Венка? Ответ на этот вопрос можно найти, проанализировав интонационную окрашенность текстов: спокойный, уравновешенный, даже несколько отстраненный по тону магистрал и – на резком контрасте – ироничный, кипящий эмоциями первый сонет, содержащий, к тому же, массу разнообразных сведений.

Возьмусь предположить, что первый сонет по праву носит название первого. Он знакомит нас с личностью ЛГ, который оказывается "медовым мастером", способным "змеюку" преобразить в "халву". Проясняет цель создания Венка – вплести в него имена возлюбленной, о которой сообщается, что она – любимица Всевышнего с далеко не ангельским характером ("змеюка"). Т.е. проясняется целый ряд вопросов, возникших при чтении нулевого сонета, а не только первая (она же и последняя) "мучительная" строка.

Догадку о том, что первый сонет написан раньше магистрального, подтверждает и анализ авторского поиска различных вариантов ключевой строки Венка. Вот лишь некоторые из них:

/Быть без тебя и жить тобою – мука/

/Мне думать о тебе восторг и мука/

/Ты для меня спасение и мука/

/Мне думать о тебе уже не мука/

Даже не располагая варианты в хронологической последовательности, можно последить, как менялось внутреннее отношение автора к описываемой ситуации: мука, восторг, спасение, затем – уже не мука (!), и в результате – не отпускающее, но уже сдержанное, спрятанное за местоимением: "такая мука". Но автор сделал свой непростой выбор, и стратегически оказался скорее прав, чем не прав, т.к. эмоциональная нейтральность выбранного варианта в первом и четырнадцатом сонете восполняется общей, контекстной, напряженностью, и гармонично вписывается в общую тональность магистрального сонета.

Доминантная составляющая первого магистрального стиха – эмоция – выдерживается и разворачивается в первом сонете в виде сублимированного в творчество чувства любви и проясняет для читателя смысл создания Венка – вплести в тонкую канву сонетов имена возлюбленной. Хотелось бы отметить, что обращение к возлюбленной, любовь к которой поэт желает обессмертить, является традиционным для поэзии Возрождения, а так же и для более поздней поэтической традиции. Однако классический образец в воплощении Темура приобретает специфический колорит, связанный с индивидуальными особенностями автора – восточными мотивами и стилистической неоднородностью (стилистически сниженная "змеюка" соседствует c возвышенным "недугом", разговорное "слыву" – с "преображал" и т.д. на протяжении всего Венка).

Завершает первый и начинает второй сонет строка "Недуг и плен - равняют - век и миг", доминантой которой выше уже было названо время, искажающееся под влиянием нездоровья (недуг) и несвободы (плен) ЛГ. Каким же образом раскрываются варианты и приращения смыслов строки во втором сонете?

Сонет 2

Недуг и плен - равняют - век и миг,

Когда ты ждешь звонка и эсэмэски

И стрелы шлешь беззвучные в завесы

Молчания с любимыми людьми.

Умом попробуй женщину пойми!

Здесь не помогут чудеса прогресса.

Твой путь в дуэли ангела и беса

Усеян щедро рыцарей костьми.

Сломал и я затем, похоже, ногу,

Чтоб верной тенью, ниже ланьих ног,

Их каждый шаг мог целовать венок. -

В моих руках? Да нет, в ладонях Бога -

Проснутся имена твои. Они...

Так точит камни ласковый родник.

Первые два катрена вводят читателя в мир напряженных переживаний ЛГ, ожидающего вестей от возлюбленной. Первая строка первого терцета проясняет природу "недуга и плена" - это сломанная нога, которая одновременно лишила ЛГ и здоровья и свободы. Таким образом пространство сужается до микроскопической трещины перелома, через которую ЛГ выпадает в некое межвременье, где миг равен веку, а век – мигу. Даже скудное смс-общение оказывается невозможным, и начинается процесс сотворения Венка, цель которого – целовать шаги неких "ланьих ног".

Должна отметить, что второй сонет представляется наименее удачным из 14 сонетов данного Венка. Здесь чрезмерно проявлена упомянутая выше стилистическая неоднородность. Буквально режет глаза неологизм "эсэмэски" в соседстве с "рыцарей костьми", "ланьими ногами" и проч. Рифма "эсэмэски/завесы" весьма сомнительна. Слишком много рук, ног, ладоней и костей для одного сонета. Образные ряды второго катрена и первого терцета смазаны и не совсем понятны. Смущает амфиболия: "Чтоб верной тенью, ниже ланьих ног, Их каждый шаг мог целовать венок". Кто кого в данном случае целует? Венок – шаги, или шаги – Венок? Так же не четко прослеживается логика перехода от имен любимой, проснувшихся в ладонях Бога, к роднику, который точит камни. Сомнительно звучит сочетание слов "Так точит".

Большая часть замечаний снимается при чтении ранней редакции второго сонета:

CОНЕТ 2 (ранняя редакция)

Когда б о том забыть я мог на миг,

Уже не жду звонков и СМСок.

Иная в ниспадающих завесах

Есть тайна связи меж двумя людьми.

Поди попробуй женщину пойми!

Здесь не помогут чудеса прогресса.

Твой путь в дуэли ангела и беса

Усеян весь поклонников костьми.

Сломал и я себе нелепо ногу.

Так, видно, просто нужно было Богу,

Чтоб каждый шаг хранимых свыше ног

Живых сонетов целовал венок.

Чтоб не завяли за сто лет они,

В груди открылся золотой родник.

Очевидно, что рифа четче, образы более прозрачны и понятны, логика выдержана. Однако отсутствует удачный образ с ладонями Бога и образ родника, обтачивающего камни, что видимо принципиально важно. Поэтому мы безоговорочно оставляем автору право работать над текстом и менять его по своему усмотрению.

Третий сонет называет еще одно имя любимой, но называет неоднозначно. Возникло два предположения – это либо роза, либо ключик-мотылек. Можно было бы решить, что и то и другое, т.к. в последующем оба этих образа обыгрываются, но в четвертом сонете названо четко обозначенное и пронумерованное третье имя "Змея-горынча".

Сонет 3

Так точит камни ласковый родник

Внутри скалы, у вековых прогалин.

Еще, - ты знаешь? - Грудь мне обжигая,

Бутон огня там трепетный возник. -

Как будто, обходя со мной цветник,

Садовник выбрал лучшую из рая,

И розу жизни жгучую, играя,

Над солнечным сплетением воздвиг.

Там, говорят, у каждого есть чакра -

На перекрестке алого пентакля -

Дрожит и дышит яркий уголек.

Чудны дела небес и наши глюки!

Пробьется к свету ключик-мотылек

И обещает скорую разлуку.

Доминантой третьего сонета можно назвать такое пространственное качество как глубина. Глубина скалы, глубина души "На перекрестке алого пентакля". А так же ярко выраженная противоречивость: огонь, окруженный водой. Вода (родник) сменяется огнем (бутон огня, роза жгучая, уголек яркий, сплетение солнечное), а потом снова водой (ключик-мотылек). Впрочем, на символическом уровне и вода и огонь связаны с проявлением чувственности, и в целом сонет выглядит гармоничным и целостным. Хотелось бы отметить фразу "Чудны дела небес и наши глюки!", как пример того, что стилистическая неоднородность проявляется не минусом, а фирменным авторским знаком.

Четвертый сонет открывает сразу два новых имени: "чеми-туки" и "змея-горынча".

Сонет 4

И обещает скорую разлуку

Луч солнца. Лужа, музыка... - Все это

Со мной? А вне меня живет ли где-то?-

Молчит окно. Не ведает наука. -

В кого и кто глядит? - Скажи мне ну-ка!

Мы - рядом под окном в лучах рассвета,

Вот бабочка спешит к тебе - раздетой.

И словно - голос детства: "чеми туки". *

Ну вот, я третье имя произнес.

Еще немало в памяти заноз.

Одну из них зовут "змеей горынчей". *

Прозрачной кисти этой нежной злюки,

Улыбки той не целовал да Винчи.

Мерцает время и разводит руки.

И если в магистральном сонете четвертый стих вызывал доминирующее ощущение близкой разлуки, то в развернутом виде четвертого сонета это чувство сглаживается, если не теряется вообще. Основной доминантой является время, направленное из настоящего в прошлое – сначала в недалекое (встреча с возлюбленной), потом в детство, а затем еще дальше, к да Винчи. Не удивительно, что время в последнем стихе сонета начинает мерцать и совершать движения руками. Не совсем ясен образный ряд первого катрена: луч солнца, лужа, музыка… Возможно, это некий ассоциативный ряд, связанный у ЛГ с моментом встречи с любимой, но для читателя это остается непонятным, а потому и не воспринимается. В очередной раз портит впечатление амфиболия: "Вот бабочка спешит к тебе – раздетой". Не понятно, кто раздет, лирическая героиня, или все-таки бабочка. Так же не понятно, почему бабочка спешит? В начальной редакции строчка выглядела так: "Вот бабочка вокруг тебя, раздетой...". Изменено одно слово, но пропадают и двусмысленность и смысловая неточность.

Сонет 5

Мерцает время и разводит руки. -

Прохлада виноградинок в ладони. -

На улице, в подземки ли вагоне

Приватные звучали перестуки.

Из рук соединенных, как из лука,

Амур стрелял. А я попал. И понял:

Аркан когтистый в бешенной погоне

Опутал с головой башибузука. *

Опять по коже дрожь волною нервной

Взбежит пугливой легкой тенью серны.

Хоть лед потом прикладывай к ушам.

Ты далека. Но солнца - рядом блик.

А ночи снова стены сокрушат,

Во всем знакомый проявляя лик.

В пятом сонете время плавно перетекает в пространство, переводя вектор читательского внимания в горизонтальную плоскость улиц и подземных туннелей метро. Однако нельзя сказать, что оно полностью уступает свои позиции пространству, т.к. разомкнутые в настоящем руки вновь смыкаются в памяти ЛГ, образуя лук, из которого стрелял Амур. Очень интересно обыграна сама ситуация выстрела и его результата:

"Амур стрелял. А я попал. …"

Т.е. употребленное как неологизм словосочетание "я попал", в значении "оказался в нежелательной, неожиданной для себя ситуации" после выстрела Амура, придает традиционному образу стреляющего ангелочка совершенно новое, более жесткое и ироничное звучание.

Так же, помимо упомянутого в первом сонете "медового мастера", читателю открывается еще одно имя самого ЛГ – башибузук, к которому прилагается сноска, щедро расшифровывающая смысл этого слова с помощью 32-х (!) синонимов.

В первом терцете вызывает сомнение звучание строки: "Взбежит пугливой легкой тенью серны". Спотыкаясь о неблагозвучное сочетание согласных звуков в первом слове "взбжт", читатель вязнет в прилагательных и существительных, с трудом улавливая не плохой в целом образ. Несовершенство строки тем более бросается в газа из-за соседства с удачной и по звучанию и по яркости образа строчкой : "Хоть лед потом прикладывай к ушам".

В последнем катрене эмоции снова уступают место пространственно-временному коловрату: удаленность любимой компенсируется находящимся рядом солнечным бликом, который сменяется ночью, сокрушающей стены и проявляющей повсюду некий знакомый лик, перекидывая тем самым мостик к шестому сонету.

Шестой сонет можно назвать переломным, а точнее сказать переходным, т.к. описание в первых пяти сонетах ситуации влюбленности и личных переживаний ЛГ уступает место философским осмыслениям и обобщениям.

Сонет 6

Во всем знакомый проявляя лик,

Луны мне улыбается калачик.

Привычный путь приветствует иначе,

И птицы захмелели и "зажгли"!

Мы в эту дверь по одному вошли,

Но жизнь и смерть уже иное значат,

Когда свечи во тьме огонь маячит

Для мотылька на краешке земли.

Он долетит, раскрыв оковы страха. -

За лепестком свечи не больше мрака,

Чем там, где дышит светом полушар.

Ты не ищи следов моих в пыли,

Но улыбнись себе, моя душа.

Аллах велик! Воистину велик!

Несмотря на то, что все вокруг, в том числе и улыбающийся калачик луны, проявляет знакомый, ставший привычным лик, точка зрения уже изменилась, ведь: "Привычный путь приветствует иначе!".

Сонет наполнен огнем и светом – от крошечного лепестка свечи (восхитительный по красоте и точности образ!) до космического, дышащего светом полушара и метафорически-неологического пения птиц, которые "зажгли". Тьма и страх отступают, а чувственная любовь трансформируется в Божественную. В седьмом сонете раскрываются причины этой трансформации:

Сонет 7

Аллах велик! Воистину велик!

Себя вверяю милости Аллаха,

Допрыгался. Одна нога - у плахи,

Другая - ковылять к тебе велит.

Сломалась кость под тяжестью улик. -

Наказан небом, охай или ахай,

За то, что разум я послал к монахам.

Что мне костер? Что угли, что угли?

Сжимая розу, из толпы глядишь ты.

В изломах, ветви расцветали трижды.

Какой ты сообщила им секрет?

Замыслю под конец побег бамбука.

В пустом стволе для тайны места нет.

Твоих имен я повторяю звуки.

Сломанная нога воспринимается как наказание за неожиданно вспыхнувшее чувство, за некое безумие, граничащее с богохульством: "За то, что разум я послал к монахам". Однако ЛГ не пугает гнев судьбы: "Что мне костер? Что угли, что угли?" И он превращается в дудочку из пустого бамбука, чтобы воспеть свою любовь. Однако образ этот прописан не четко: "Замыслю под конец побег бамбука", и проясняется лишь из дальнейшего контекста. Тогда как в начальной редакции эта строка звучала проще и яснее: "Я прорасту сквозь боль свою бамбуком". Это еще не музыкальный инструмент, а всего лишь зеленый росток, но он идеально вписывается в образный ряд сонета: роза у любимой в руках, изломанные, но трижды расцветшие ветви, и в финале, проросток бамбука, помогающий преодолеть боль и формирующий внутри себя некую мистическую пустоту, которая неизбежно прольется мелодией любви.

В восьмом сонете автор уверено и целенаправленно реализует поставленную перед собой задачу: "Твоих имен я повторяю звуки".

Сонет 8

Твоих имен я повторяю звуки,

Как тот бамбук. Над трубочкой пустой

Вспорхнула дрожь мелодии простой,

Легко коснувшись истины и духа.

Так льется грусть армянского дудука:

Над устьем тута бархатный настой

В горах парит божественный, густой,

Непостижимый для людского слуха!

Там поражен мечтой о крыльях тут,

О бабочках, что в коконах растут.

Раскроются личинки шелкопряда.

Недолгим был неравный их союз.

Вернутся ли в период листопада? -

Вчера без цели нес я неба груз.

Гармония восьмого сонета контрастирует с несовершенством второго: насколько неровно и вымученно звучит второй сонет, описывающий бесплодные ожидания и мучения ЛГ, настолько прекрасно, глубоко и тонко звучит выведенное на совершенно новый уровень описание чувства в восьмом. Пространство, суженное во втором сонете до трещины в сломанной кости, распахивается до бесконечных горных просторов, наполненных ароматами и волшебной музыкой. Время и социальные условности теряют свое значение: "Недолгим был неравный их союз". И не важно, вернутся ли крылатые красавицы к питавшему их дереву. Главное, что сам тут прикоснулся к их легкости и красоте, научился любить и мечтать.

Единственное замечание к восьмому сонету – неоднозначность звучания строки: "Там поражен мечтой о крыльях тут". Из-за того, что строка начинается местоимением "там", название дерева "тут", т.е тутовник, воспринимается, как омонимичное местоимение "тут", противоположное по смыслу местоимению "там". Эту смысловую накладку не сложно устранить, заменив первое слово.

По аналогии с традиционным членением сонета, можно сказать, что восьмой сонет замыкает "катренную" часть Венка. Т.е. первые четыре сонета представляют собой тезу: заявлена тема Венка, прорисован образ возлюбленной, чувства захлестывают и бьют через край. Следующие четыре сонета (5-8)– антитеза: эмоции переходят на новый уровень. Меняется тональность, кипение страстей уступает место философским осмыслениям и обобщениям. Логично ожидать, что следующие шесть сонетов будут представлять собой синтез тезы и антитезы. Итак, давайте рассмотрим девятый сонет.

Сонет 9

Вчера без цели нес я неба груз:

Простит ли пес побитый, и надолго ль?

Теперь я знаю, - я не горд нисколько, -

Ты не уйдешь некормленною, грусть.

Ты не уйдешь. Я помню наизусть

Все имена в звучании нестрогом. -

"Любимая, любовь моя", - их много

На ниточке медитативных бус.

Ей нет конца. Пойду по этой нити,

Распутывая света тонкий шелк,

По узелкам фантазий и забытий -

За поцелуй моих колючих щек,

За ту черту, где с грустью расстаюсь.

Сегодня исцелиться не боюсь.

Поэт вновь открывает перед читателем интимные переживания ЛГ (например, ощущение себя "псом побитым", который "не горд нисколько"), перечисляет новые имена любимой, но общий тон стихотворения уже не истеричен, а скорее медитативен. Образный ряд великолепен, переплетенье простоты и утонченности придают сонету необыкновенный шарм.

Девятый сонет, помимо своих несомненных литературных достоинств, представляет собой блестящий пример успешной работы автора над текстом. Позволю себе подробно остановиться на сравнении начальной и окончательной редакций девятого сонета, который изначально выглядел так:

СОНЕТ 9 (начальная редакция)

1.Еще вчера тащил я страхов груз:

2.Душа, не оставляй меня надолго. -

3.Теперь я знаю, Богу так угодно, /из дома /от порога /надолго /как пес бездомный

4.Ты не уйдешь, моя родная грусть.

5.Ты не уйдешь. Я знаю наизусть

6.Все имена в чередованье строгом.

7."Любимая любовь моя", их много

8.На ниточке медитативных бус.

9.Ей нет конца. Пойду по этой нити,

10.Распутывая куклы тонкий шелк,

11.Как узелки фантазий и забытий -

12.За поцелуй моих небритых щек.

13.За то, чтоб ты жила во мне, молюсь.

14.Теперь тебя утратить не боюсь.

Первый стих избавлен от неблагозвучного просторечного слова "тащил", которое значительно снижало общую тональность сонета. Звучание строки стало более мягким (и фонетически и лексически) в результате изменения словосочетания "страхов груз" на "неба груз". Изменения второй строки дают внутреннюю рифму "нес/пес", и дают более точную картину переживаний ЛГ. В четвертом стихе появляется удивительно точное и неожиданное причастие "некормленою", благодаря которому формируется емкий и очень насыщенный образ: "Ты не уйдешь некормленою, грусть". В пятом стихе "я знаю" меняется на "я помню". Казалось бы незначительное уточнение, а ведь если вдуматься - знать наизусть можно таблицу умножения, но имена любимой – именно помнить. Шестой стих тоже получил важное уточнение: вместо "в чередованье строгом" - "в звучании нестрогом". Нет и не может быть строгой очередности в перечислении имен возлюбленной. Пусть они и "нанизаны на нить медитативных бус", но все же перебирает их ЛГ именно так, как на душу легло "в звучании нестрогом". В десятом стихе меняется только одно слово, но эта замена превращает невнятный и смазанный образ ("куклы тонкий шелк") в маленький, идеально ложащийся в общую канву шедевр: "распутывая света тонкий шелк"! В одиннадцатом стихе меняется только местоимение и падежное согласование, но это небольшое уточнение мощно работает на графичность и утонченность образа.

Из приведенных сравнений становится очевидным то, насколько важной и эффективной может быть авторская работа над текстом, как повышается качество стихотворения при избавлении от, казалось бы, незначительных неточностей и досадных мелочей. Стихи также как алмазы нуждаются в шлифовке и огранке. Чем тщательнее работают поэт и ювелир над совершенством своего творения, тем выше становится его ценность и красота.

Сонет 10

Сегодня исцелиться не боюсь.

Но сотни раз, от поцелуя рока,

Прошу Творца хранить тебя до срока,

До дальнего. Не вместе. Ну и пусть!

Впечатает число змеи укус

В билет в один конец, где света кокон.

Тебя узнаю по медовым токам

И там однажды, помня соты вкус.

Я обойду запретные миры.

Пусть слышат подворотни и шатры,

Как ты звучишь в имен многоголосье!

Приходим мы со страхом в кулачках,

Владеет же свободная рука,

Открывшись для того, что до и после.

Десятый сонет развивает и углубляет тему соединения божественного и чувственного аспектов любви. ЛГ отпускает свою возлюбленную: "Не вместе. Ну и пусть!", разрушая тем самым обыденную ограниченность своего чувства и придавая ему уже не просто космические, а метафизические масштабы, распространяя его в потусторонние "запретные" миры.

Одиннадцатый сонет представляет собой ряд философских сентенций на тему жизни и смерти, точнее сказать бессмертия. Развивается тема прорастания сквозь преграды, затронутая в седьмом сонете, и тема обретения свободы через собственную открытость и готовность освободить другого, прозвучавшая в десятом. Не самой удачной в 11-м сонете представляется строчка: "Сломаю клетку и расправлю крылья", как образ слишком часто употребляемый.

Сонет 12

Под солнцем распластается орел.

В глазах закрытых тают прутья клетки.

В вольере сидя, сгорбившись на ветке,

Свободен в грезах между гор и дол.

Держусь и я за памяти подол

И слепну там и путаюсь нередко.

Напрасны мантры наставлений предков:

Не до гнезда, пока сыро гнездо.

И все же удержать хочу синицу.

Тебя звала так мама. Хоть лисица

Ты нравом. От тебя к чертям уносит.

Я расстреляю небо из ружья. -

Прольется песня светлая моя

И золотым пером распишет осень.

Двенадцатый сонет называет еще одно имя любимой и представляет ряд антонимичных образов. Образ распластанного под солнцем орла в магистральном сонете воспринимался как символ простора и свободы, и представляет вертикальный вектор вверх: от парящего орла к солнцу. В сонете же происходит двойная смена вектора: с высоты в клетку и снова на свободу, но уже в грезах и мечтах. ЛГ – слепнущий, путающийся в "подоле памяти", но все же стремящийся удержать любимую хотя бы в воспоминаниях. Синица с нравом лисы дает, возможно, точный психологический портрет, но нагружает стих сомнительного качества рифмой "синица/лисица". Не совсем понятен образ ЛГ, расстреливающего небо из ружья: за что? с какой целью? откуда вдруг выплыло ружье? почему в результате этого расстрела прольется его светлая песня? (Надо отметить, что в начальной редакции 12 сонета ЛГ ружье разбивает вдребезги. Это снимает часть вопросов, но не вопрос о том, откуда же все-таки взялось ружье и как с ним связаны золотые перья осени?)

Сонет 13

И золотым пером распишет осень -

На фантиках исполненных желаний -

Венок сплетенный в знак сердечной дани

Бесцельной половинкой цифры 8.

Завесят хляби окна в купоросе.

И лес в слезах готовится к нирване,

Стыдясь последних разочарований.

"Ну, все. Пока", - мы скупо произносим...

"И что? И все?" - "Ты плачешь? Боже!.." - Словом,

В ладонях засыпая птицелова,

Вернусь другим в тебя, уже другую...

Но прежде здесь.. - Не плачь. Мы не умрем. -

Нисколько сердцем в храме не торгую.

Кто каплей был, тот океан обрел.

Тринадцатый сонет являет собой кульминацию терцетной части и Венка в целом. Перед читателем – встреча влюбленных, которая одновременно является их прощанием. Диалоги, наполненные междометиями и восклицаниями, слезы, предельное эмоциональное напряжение и потрясающий инсайт: "Вернусь другим в тебя уже другую"! Не здесь, не сейчас, но вернусь. И не просто к тебе, а именно "в тебя", как в обретенный океан. Ведь рамки личных, частных переживаний сметены, и уже ни время, ни пространство, ни смерть не властны над этой любовью. И пусть с присущей ему скромностью поэт пишет о Венке как о "бесцельной половинке цифры восемь" - восьмерка здесь является символом бесконечности и божественности чувства любви.

Сонет 14

Кто каплей был, тот океан обрел.

Меня на полуслове оборвало

Молчанием звенящим интервала

Меж болью капли и блаженством волн.

Прибой меня не так перемолол,

Как страх пустого. Многих поломал он.

Но я... Я исцеляюсь в круге малом, -

В венке сонетов для тебя и - пчел.

Пусть опылят тобою белый свет.

Мы не исчезнем вовсе. Смерти нет

В игре неповторимой постоянства.

Там места не найдет себе разлука.

Прощай, моя хорошая, и здравствуй!

Мне думать о тебе - такая мука!

В самом начале рецензии четырнадцатая строка магистрального сонета была охарактеризована следующим образом: "Доминанта последнего стиха объединяет в себе как внешнее, так и внутреннее пространство и время, замыкая его в круг метафизического ощущения цельности, достигнутого ЛГ". Действительно, автор блестяще замыкает исцеляющий круг Венка сонетов, выводя своего литературного героя и его возлюбленную за пределы смерти страданий и разлук. И если в 13-м сонете мы видели встречу, которая превратилась в прощание, то в 14-м вектор меняется, и прощание превращается в новую встречу. А безликое на первый взгляд местоимение "такая" в замыкающей круг строке "Мне думать о тебе такая мука!" наполняется множеством смыслов и значений.

Таким образом Венок сонетов Темура Варке вполне вписывается в схему креста в круге. В семантическом плане горизонтальным вектором являются переживания ЛГ личного характера, желание прославить имена возлюбленной. Вертикальный вектор – осмысление божественной природы чувства любви. Круг – катарсический выход за пространственно-временные пределы, где центром круга являются личные переживания, сконцентрированные в образе капли, а собственно окружностью – обретенная каплей океаническая бескрайность. В структурном плане схема креста в круге реализуется в традиционной архитектонике сонета и ее проекции на сонетный Венок. Т.е. теза и антитеза, представленные в первых восьми сонетах являют собой крест, а синтез тезы и антитезы в шести последних сонетах, соответственно, круг. Причем препозиция магистрального сонета дает возможность говорить о замкнутом круге, т.к. начинает и завершает Венок одна и та же ключевая строка.

Библиография

1. Варки Т.А. Венок сонетов. http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=152169

2. Останкович А.В. Гармония сонета: Монография. – М.: Изд-во МГОУ, 2005.

3. Титаренко С.Д. Сонет в русской поэзии первой трети XIX века. – Томск. 1983.

4. Федотов О.И. Основы русского стихосложения. Метрика и ритмика. – М., 1997.

Рекуррентный - характеризующийся повторным возникновением проявлений

Говоря здесь об "эпическом" я имею в виду не столько жанровые особенности, сколько способ творческого мышления автора, для которого характерны широта охвата изображаемых явлений, свобода в организации художественного времени и пространства, максимальная объективность отображения.

Рыболовный крючок. От этого английского слова произошло модное ныне словечко "фишка".