«Мы живём  под одной крышей уже восемь лет, а ты для меня так и остался загадкой. И с каждым годом отдаляешься всё дальше. Самым  безоблачным был, пожалуй, только наш первый год. Тогда ты  был милым и ласковым, и почти не отходил от меня. Помнишь, ты спал на моей груди, просыпаясь только для того, чтобы спеть  одну из твоих песен, или устроить свою голову поудобнее. Был ли ты счастлив тогда? Я, думаю, что был. Мне было хорошо с тобой, я гладила тебя по спине и придумывала для тебя   разные нежные слова.

Когда ты изменился? За житейской суетой я не заметила, когда. А теперь… почти привыкла. Изменить я ничего не могу, только с тревогой смотрю на тебя, когда ты уходишь вечером из дома. Я знаю, что – на всю ночь. Удержать мне тебя – невозможно, как невозможно и узнать, куда ты идёшь, зачем. Единственное, что могу позволить себе, спросить: «Разве тебе плохо дома?» В ответ – твоё презрительно - ледяное молчание. Конечно, плакать я не стану. У тебя – своя жизнь, у меня – своя. И мы оба к этому привыкли.

Ты возвращаешься с рассветом, молча проходишь мимо меня и ложишься на диван, который я поставила для тебя на кухне. Вообще – то он сначала предназначался для всех, но  потом получилось –  только для тебя. Потому что после ночных загулов ты спишь на нём целыми днями. Спишь, или следишь за мной? Иногда я ловлю на себе твой  взгляд и не могу понять, что в нём – безразличие, презрение, равнодушие. Он меняется, когда ты, выспавшись, решаешь, что пришло время перекусить. Да, в это время я могу прочитать в твоих глазах, что твоё сердце переполняют самые нежные чувства ко мне, может, даже… любовь. Особо не обольщаюсь, потому что знаю, насытившись, ты снова будешь спать. Спать, спать…сколько  ты можешь спать! Иногда я пытаюсь поговорить с тобой. Но мои слова натыкаются на  твой  высокомерный взгляд, и я умолкаю».

*********************

«Как  она надоела  со своими нотациями. Где шлялся, где шлялся всю ночь? Почему – шлялся? Других слов не знает, что ли? Можно бы и повежливее  как – то. Считает себя образованной, а словечки… уши бы мои их не слыхали. Одно и то же, каждое утро. Зачем спрашивает? Сама туда пойдёт, если скажу? Ладно, что на неё внимание обращать. Перекусить даёт… сейчас на скорую руку поем и – греться. Куда лечь – то? Печка гудит, значит тёпленькая.  Пойду, сначала на пуфике, около печки, погреюсь. А разомлею, в кухне на диване прилягу. Промёрз, однако. Так – то шуба у меня тёплая, а ноги…попробовала бы  на морозе всю ночь и босиком.  Сами  в обувке ходят. Я, когда маленький был, ох и любил в её валенке спать – райское место! Эх, жизнь! О каком – то неравноправии говорят, несправедливости! Оно рядом с вами ходит. Босое! Та-а-к! Припекает, однако, через шубу! Надо перебираться на кухню. Шебуршит там, может,  даст чего – ни будь ещё, или сам добуду, если зазевается. Ворчу на неё, а она, вообще – то, ничего, не злая. Ни разу не ударила, хоть и знает, что я подворовываю. Так только, для порядка, крикнет: «Брысь». Откуда она слово такое выкопала? Я в нём никакого смысла не нахожу – бессмыслица, одним словом. Колбаску режет! Запах – то, какой! С ума можно сойти от одного запаха! Надо поближе, к столу перебраться. Вообще – то у меня свой стул есть, так сказать, любимое место за столом. Но муж её, который  почему – то возомнил, что он мой хозяин, считает, что это место – его. Лучше уступить, не связываться. У этого не застрянет, может и пнуть. Нарезала, разложила на тарелке. Хлеб  режет. Ну, хлеб я не очень, можно сказать, совсем не ем. Мучное. А я и без их весов знаю, что толстею. Ограничиваю себя в калориях. Рыбку, мясо – это ещё можно, без ограничения. Но, тут они меня ограничивают. Как будто объем их! Вот, момент! Пошла звать его к столу. Не зевай, Барс! Ухватил кусочек! Быстро под стол! Не заметили! Съел, теперь – на диван. Спать, спать. Начнут теперь чаи распивать. С лимоном! Не переношу  запах цитрусовых. Прямо тошнит от него. Как они могут такую гадость употреблять. Ладно, пересплю, как - ни будь. Нет, не уснуть. Пойду  в зале полежу в кресле, пока  «хозяина» нет. И как это выходит, что самые любимые места у нас с ним совпадают? Ума не приложу. Нет, и здесь не уснуть. Вонь от этого лимона на весь дом.

Вот раньше жизнь у меня была. Каждый день молочко парное, утром и вечером. И сливочек мне давала, не жадничала, и творожок свеженький. Зачем корову продали? Сам видел, повезли её на машине, чисто барыню какую. Потом деньги сидели, считали, распределяли. Мне, конечно, ни копейки не выделили. Так – то они мне и не нужны, но хоть бы гостинец какой купили. Или бы, к примеру, мнение моё спросили. Я бы им сказал, что я – против.  Как можно кормилицу продать? Э-эх, люди! Теперь ходит куда – то за молоком. Наливает мне, а я, может, от чужой коровы брезгую.

Нет, не задался сегодня день. Бывает же такое. Вон как «хозяин» забегал, засуетился. Орёт диким голосом: «Барсик, Барсик!» Знаю я, чего он орёт, мышь почуял. Так и я её чую, но не ору же. Чем им  мыши помешали? Мне мамаша  детство отравила,  натаскивала, учила, как их ловить. Но я уже в молодые годы к этому отвращение испытывал, не Барское  дело. Кажется, поймал. Теперь угощать будет. Надо за диваном пересидеть. Терпеть не могу такого угощения.

Угомонились, разошлись по комнатам. Наконец – то можно подремать. Скоро вечер, а там и ночь не за горами. Не знаю, чего я разворчался. Определённо, жизнь у меня удалась».