Любовь зла, иначе как объяснить то, что Анна по первому звонку Антона срывается и едет в ненавистный дилинговый центр «Феникса», где на ее имя открыты счета. Деньги туда вливаются и крутятся не ее, а его клиентов — обналичка под процент. Но Антону этого мало. Он — игрок, и это не лечится… Играет тайком чужими деньгами. Иногда везет, чаще — нет. И постоянно в долгах. Анна выворачивает свои карманы, чтобы оплачивать его съемную квартиру и выслушивать телефонные вопли его сожительницы, которая недавно родила.

Анна молчит, хотя так и тянет ответить: «Имей уважение, курица, ведь я кормлю тебя и твоего цыпленка. Не захочу — вернешься в свой Мухос…ск».

Любит ли Антон Анну? Конечно, любит. Как зеркало, в котором видит себя богом.
Да — он ее бог. Надолго ли? Насколько хватит неподдающейся рассудку веры в то, что только он ей нужен, и только в нем ее счастье.

Счастье…

— Аня, поехали прямо сейчас, положишь на счета то, что я обналичил утром.

— Ты сошел с ума, это слишком большая сумма, и потом, разве заказчика не было с тобой в банке?

— Это — мой шанс, и я буду очень осторожен. Веришь?.. А заказчику я сказал, что деньги придут только завтра.

Веришь, не веришь…

Анна не верит Антону, но все равно делает то, что он просит. А потом не спит до рассвета и ждет самого  худшего.

Утром звонок:

— Все хорошо, Анечка. Я в плюсе. Скорее забирай бабки. Подъеду чуть позже, встречу тебя у подъезда.

Слава Богу…

В дилинговом центре, прежде чем вернуть деньги, кто-то из главных долго и нудно выносит мозг Анне, разъясняя, что игроков с крупным налом они берут на заметку. А им известно, от имени кого она делает ставки, и что ему уже давно раз и навсегда закрыт доступ к игре на «Фениксе».  Теперь и ей надо забыть сюда дорогу.

В кассе Анне выдают неполную сумму, ссылаясь на то, что просто не хватает наличности.
Каких-то полутора миллионов, за которыми она может прийти завтра к открытию.

Провожаемая пристальными взглядами, Анна выходит на улицу.  Антона нет…
Набирает ему, прикрывая трубку рукой, шепчет:

— Тоша, ты где? Сумасшедшая сумма, а я одна, а тут везде наверняка полно таких же проходимцев, как и ты.  Что мне делать?

— Я… я в дороге.  Буду минут через пятнадцать. Ну, прости, заигрался.
Зайди куда-нибудь, где людно.

— Хорошо, я буду в кафе напротив.

Анна входит в пустое кафе, идет в комнату для приватных гостей, садится в дальний угол лицом к двери, заказывает чашку кофе и тут же расплачивается. Сонный официант, нехотя выполняет заказ и уходит, а она остается ждать. Время течет невыносимо медленно, кажется, что секунды отсчитывает само сердце, которое готово вот-вот остановиться от страха.

Врывается Антон с перекошенным от ужаса лицом, но, увидев Анну, облегченно вздыхает, прижимает к себе, целует, счастливый.

— Как ты меня напугала, милая. Вхожу в кафе — пусто в зале, официант лежит на столе, не шевелится. Ну, думаю, тебя украли, свидетеля ликвидировали…

— Тише! Какой же ты дурачок. На улице жарища, посетителей — ноль. Вот парнишка и сомлел от скуки. Знаешь, меня водили к главному, про тебя расспрашивали-рассказывали. Вернули не все — остальное завтра утром.

Бубнит недовольно. Звонит заказчику, врет про проблемы в банке.
Они идут на цыпочках мимо официанта, который действительно крепко спит на одном из столов возле открытой двери.

— Спасибо за кофе.

Паренек вскакивает, виновато улыбается:

— Извините, я сутки на ногах! Приходите еще!

Садятся на заднее сиденье такси, на котором приехал Антон, — здесь ловить машину небезопасно… Одной рукой он крепко держит сумку с деньгами, другой обнимает Анну…

Она шепчет ему:

— Прошу тебя, только не играй сегодня! Давай поедем ко мне… я накрою стол, и…

— Хорошо, будь по-твоему! Сейчас передам это заказчику, забью стрелку на завтра, отоврусь, и на сегодня я — только твой!
***
Какой хороший день. И ничего, что благоверная звонит Антону каждые десять минут и воет, что, мол, знает, где он, и что если сейчас же не придет домой, то она соберет вещи и уедет к маме. Сует трубку ребенку и, видно, щиплет его… потому что младенец начинает хныкать.

— Я на переговорах, не звони.

Да, он, конечно, скотина, но как сладко быть рядом с ним, и если отбросить все это наносное, больное, лучше его и нет…

— А давай сходим в казино. Ты ведь никогда там не была?

— Не была и не хочу.

— Ну, давай, Анечка, развеешься, там так красиво — дамы с туалетах, шампанское…
Сегодня мой день! Я это чувствую, я знаю! Ночью так везло, и если бы нарочно не придерживали мои ставки, то сейчас мы бы с тобой уже летели в Рио.

— На что играть будешь, Тоша?

— Ну, часть процента-то мне заплатили. Остальное — завтра, когда снимешь остаток.
Да мы и не ради игры, а просто развеяться. И потом, ты же сама просила, чтобы сегодня я не играл на «Фениксе».

— Хорошо, милый, я согласна.

Ночная летняя Москва за окнами такси дождит, трассируя неоновыми всполохами,  множится в мокром асфальте…

А вот и неприметный ресторан в тихом переулке. Антон переглядывается с метрдотелем. Анна оставляет в гардеробе зонтик, кладет в сумочку номерок и идет вслед за мужчинами через банкетный зал, через кухню, через подсобку, по длинному узкому коридору спускается в подвал, садится в лифт и поднимается на... этаж не определить — кнопка на панели только одна.

Полутемная комната, приглушенные голоса игроков. Все как в… бездарном кино. Анне невыносимо скучно, но Антон уже лихорадочно меняет деньги на фишки.

Проигрывает неприлично быстро. Но не огорчается, тянет ее в буфет, приговаривая:
— Здесь все бесплатно, все — и закуски, и...

Напивается до потери сознания, и его выносят к такси.

Дома Анна укладывает любимого на диван, раздевает, ложится рядом.
Дай Бог дожить до утра в покое. Светает. Еще каких-то пять-шесть часов, и можно будет забрать оставшиеся деньги. Потом она закроет счета, и все — свобода от этой безумной, болезненной  страсти.

— Проснись. Мне плохо.

— Что случилось, голова болит? Сейчас принесу аспирин. А который час?
Анна смотрит на часы:

— Какой ужас, я проспала! Одевайся, Тоша, заедем за деньгами, и сразу к заказчику!

— Никуда спешить не надо, Аня. Я все проиграл. Не нарочно, но ты же знаешь, там было и немного моих  в плюсе.

Она начинает плакать, проклиная себя за то, что не обрезала провода у компьютера перед тем, как уснуть.

— Я же уверена была, что все биржи закрыты!

— Ты забыла про японскую — она с трех ночи до десяти утра.

Антон лежал бледный в холодном поту, дрожа, как в ознобе:

— Психологи, однако, на «Фениксе», потому полторашку и придержали.

— Что теперь будет?

— Чье бабло продул, те и бить будут. Они и так меня уже прощали не раз.

— Тогда беги, Тоша!  Хочешь, я увезу тебя туда, где никто не найдет?

— Это глупо, милая. Если я убегу, они придут за моим ребенком, за моими родителями, за тобой.

***
— Идиотка, зачем ты таскалась на «Феникс»? Я через это прошла и отказалась, так он нашел тебя, тупицу! Влюбилась? Да, в него нельзя не влюбиться, потому что он Сатана… Дьявол! Ненавижу!

— Откуда ты знаешь про «Феникс»?

— Да, как от тебя приполз утром, ему позвонили. Он мне все и рассказал, когда уходил. До сих пор нет. Вот тебе, дрянь, их номер телефона — сама звони, умоляй, чтобы не сильно увечили.

***
— Привет, милая, не плачь! Я живой! Моя звонила? Да ты что? Весь день проговорили? Еще подружитесь! Да, вызвали, посадили в машину, влили в меня бутылку водки и вмазали битой по башке, потом ничего не помню… Скорую кто-то из прохожих вызвал — говорят, я на проезжей части валялся. Меня тут в больнице за бомжа приняли: весь в грязи, рожа в кашу, нос сломан, зубы выбиты, без документов, так что держать не будут.
Теперь разлюбишь… Нет? Ну, тогда жди, уже еду!
Не плачь, Анечка! Они надолго отстанут, испугались, что до смерти… А потом? А потом я просто стану их рабом, пока не отработаю, вот и все.

—  Хочешь улыбну, Тоша? Я забыла в казино зонтик, но при мне остался номерок из гардероба с фартовым номером «21» Очко!..