Мика ее не помнил. Совсем. Даже на уровне ощущений. Эту упитанную громогласную тетку с низким и грубым голосом, которая неожиданно возникла в их столовой, когда был подан десерт, и теперь стояла перед ним посреди комнаты и называла его «сыночек». Он ей не верил потому, что она напоминала ему людоеда из сказки, приглашавшего к себе на обед маленького мальчика, чтобы оставить от него одни косточки в конце трапезы.

Все в ней пугало семилетнего ребенка: и внешний вид, и манеры, и голос. Она словно возвышалась надо всеми не только потому, что все еще сидели за столом, а потому, что была абсолютно уверена в правомерности своего появления в этом доме. В левой руке у нее был зажат узелок с нехитрым скарбом, а в правой она держала какую-то бумагу, которой размахивала с таким видом, словно сейчас придет пристав и всех их выселит на улицу вместе с вещами, Прасковьей, котом Васькой и собакой Альмой. Мика уже видел один раз, как выселяли соседей из дома напротив из квартиры над лавкой «Панин и Куксин» купца Панина и его компаньона, и это его сильно напугало. Ведь дома теплая печка с изразцами, пышные пироги по выходным, комната с уютной кроватью и мама, которая приходила к нему в спальню и читала сказки перед сном. А еще дома много игрушек и кот Васька, такой большой добряк-мурлышка, который ловил мышей, и всегда приходил к Мике в кровать в плохую погоду погреть ему ноги и помурлыкать свои веселые песенки.

Чем больше тетка трясла бумагой перед его носом, тем больше Мика понимал, что, скорее всего, она ошиблась домом, просто не туда пришла и называла его сыночком по какому-то недоразумению. Мика представлял ее сына таким же грузным, недовольным и шумным. Он же был напротив очень похож на свою маму Аню – хрупкий, впечатлительный и немного застенчивый.

Мальчик еще раз посмотрел на незнакомую женщину и подумал: «Она не может быть моей мамой, ведь мамы всегда добрые и ласковые. Они еще самые красивые и всегда тебя любят, даже тогда, когда ты их огорчаешь», - размышлял Мика и потихоньку начал успокаиваться.

Анна Арсентьевна, его мама, которую он знал и любил, сколько себя помнил, прижала его к себе покрепче, как только эта непрошенная гостья вошла в их столовую и нарушила семейную идиллию. Здесь никогда не кричали, не ругались и не били ни детей, ни прислугу, ни животных. Случалось, в дверь дома почетного гражданина художника Академии Николая Трофимыча стучали бродяги, нищие и просто странники не только по праздникам, но и в обычные дни. Когда Мика увидел их в первый раз, он растерялся – такие они были одинокие, немногословные, одетые в видавшую виды одежду, но все обязательно с нательными крестиками. Всякий раз, глядя на них, Мике почему-то хотелось плакать. Прасковья, помогавшая на кухне и в доме, по указанию хозяина, их впускала и выносила поесть, бывало, отдавала одежду и обувь из большого изъеденного жучком деревянного сундука, обитого кожей, если в доме залеживались вещи. Со временем Мика привык к таким незваным гостям, а один раз даже набрался смелости и подошел к высокому богообразному старцу в поношенном темно-сером зипуне, из-под которого виднелась полотняная косоворотка, а на худых и длинных ногах были надеты старые черные сапоги, покрытые до щиколотки плотной дорожной пылью. Мике чрезвычайно понравился его посох. Это была не просто палка, а отполированная руками за долгие годы странствий прочная трость с головой какого-то животного. Мика сначала долго разглядывал это животное, а потом не выдержал и подошел к путнику, уж больно ему хотелось узнать, кто же это. Его поразили глаза старца – такие мудрые, как будто он уже знал то, что Мике еще только предстояло узнать. Это что-то наполняло его жизнь смыслом, придавало силы и уверенности и вело по извилистым дорогам уже не один год. Глаза у старца были добрые. Из них струился теплом внутренний свет, как будто из души лилось прощение за все причиненные обиды и несправедливости, и вера в добро, и надежда на завтрашний день, и желание жить с благодарностью и смирением, не вопрошая в минуты скорби и печали – за что мне это?

Преодолев робость, Мика подошел к старцу, поздоровался и тихо спросил, что это за зверь на его посохе. Старец погладил его по голове, подвинулся на скамейке, где отдыхал после обеда, которым его от души накормила Прасковья, усадил рядом и рассказал вот такую историю.

«Жил-был русский богатырь Илья Муромец, и был у него чудо-конь смелости и силы невиданной. Звали того коня Бурушка-Косматушка. Скачет конь – реки, горы перепрыгивает, земля под его копытами содрогается. Доскакал он с Ильей Муромцем, сидящем верхом в кожаном седле, до болота топкого да поганого – не может дальше Бурушка скакать, утянет его холодное болото в топи зыбкие. Соскочил русский богатырь со своего коня и давай рвать дубы да березы с корнями, чтоб мостки по болоту проложить…»

«А зачем?» - не удержался Мика, перебивая рассказчика.

«А затем, что жило в том болоте чудо-юдо зеленое да страшное, все в коросте да пупырышках. Пряталось чудо-юдо вод водою болотной и поджидало, когда девушки да дети малые придут в лес по грибы, по ягоды, чтоб утащить беззащитных в болото вязкое и скушать, а косточки их белые выплюнуть на берег илистый. Вот и решил Илья Муромец изловить это чудо-юдо и порубить на мелкие кусочки и разбросать по всей округе, чтоб неповадно ему было обижать малых да слабых. А голова на моем посохе Бурушки-Косматушки, который не раз выручал своего хозяина из беды».

«А что – победил Илья Муромец чудище поганое?» - снова перебил старца Мика, так ему не терпелось узнать, чем сказка закончится.

«Конечно, победил, и стали люди из окрестных деревень и сел ходить за грибами, лесными ягодами и просто по лесу погулять и птичье пение послушать и никого не боялись больше».

Вечером перед сном Мика снова вспомнил про шумную тетку в красном платке, которая так неожиданно появилась у них в доме утром. «Нет», - думал он, «не может она быть моей мамой. Моя мама красиво одета, всегда вкусно пахнет цветочными духами и руки у нее мягкие и ласковые. Сейчас она придет меня поцеловать и пожелать спокойной ночи. А про эту тетку надо поскорее забыть».

Он так же вспомнил, как сегодня утром, когда Прасковья уводила его из столовой, отец, потрепав его по голове, спокойно и уверенно сказал: « Иди, Миша, к себе в комнату, все будет хорошо. Я тебе обещаю». «Раз папа обещал, то и волноваться нечего», - пронеслось в голове у мальчика, и он погрузился в сон.

Во сне к нему снова явилась толстая и шумная тетка. Она хотела его обнять и поцеловать, а он вырывался и пытался от нее убежать. Тут он увидел, как к нему во всю прыть скачет Бурушка-Косматушка, перепрыгивая через ручьи и реки, с холма на холм, так, что земля тряслась под его копытами. А спешил он к Мике, чтобы навсегда увезти эту тетку из его жизни за леса и моря, за горы и поля, в далекие страны, откуда ей нет обратной дороги в его жизнь.

Часы в гостиной исправно пробили полночь, на небе неспешно появилась подслеповатая луна, Прасковья в соседней комнате привычно подкинула в печку березовых дров, а кот Васька свил себе в ногах у мальчика теплое гнездышко из шерстяного пледа в бело-голубую клетку. Дом, словно по команде, погрузился в ночную тишину, навсегда стирая из памяти утренний нежданный визит чужой и грубой женщины, размахивающей в освещенной тусклым зимним светом столовой бумагой с печатями и подписями.