Наверное я ранен красотой...

      Наверное я ранен красотой... смертельно... глубоко... неизлечимо. Мой разум, будто кошелёк пустой не видит мотовству услад причины. Всё в жизни было: пепел и зола, удушье страсти, радость обладанья...но нынче я, что бабочка на длани согрет лучами прошлого тепла. Из памяти выхлестывает дрожь ошибок глупых тяжкие признанья: я заработал жизнью наказанье любви, когда-то проданной за грош.
      Бездумностью карал за новизну и яркость восхитительных мгновений ту женщину....ту, ту самую... одну из книги ненасытных вожделений. Читал, как сказку, чудо не приняв, подарком не подверженным оценкам... И вот теперь реальности коленка к тоске прижала ожиданья дня. Ночь сигаретным тянется дымком, у пепельницы разбросав окурки. Бессмысленно играть с любовью в жмурки...  я с ней давным  давно уже знаком.
      Ах если б сердце поменяло стук на тихое и сладостное пенье. Но, это не вернёт мне сказку ту, где было дивным каждое мгновенье. Бессилье сна приходит не скупясь на полную измотанность и муки.... и кажется, что замирают звуки... лишь сердце стуком с жизнью держит связь. Держусь за непонятную волну воспоминаний времени былого. И не могу найти такого слова, что мне вернуло бы тебя одну.

Без тебя

     На ладошке моей по узорам загадочных линий тяжким волоком втянута в омут событий судьба. Знаю, слали мне знаки давно безутешные ливни... только, видимо, мудрость души оказалась слаба. Упиваясь до одури страсти безбрежной нектаром, я купался в восторгах, и , думать не думал о том, что заветное счастье всегда было попросту даром...
    только дара добро обесценено в сердце пустом.

     Время капнуло в строгое завтра нежданной потерей. Я понять не успел, что никто мне не сможет помочь... и в душе зарычали какие - то странные звери... и гнетёт одиночество мыслями каждую ночь. Говорят, что со временем сменится тихою грустью нестерпимая боль от растерзанной раны... но я, попросту знаю, что память меня далеко не отпустит:
    всё равно я забыть не смогу, что живу без тебя.

Шарманщик

      Не вычурна мелодия шарманки: крути себе, да пой - велик ли спрос с несчастного слепца. Все перебранки людей проходят мимо под откос похожих друг на друга дней стоялых. Прохожим дела нет до слепоты бродяги. Каждый денег даст помалу и вновь уйдет к порогу суеты.
    
      А он и слышит музыку иначе, и в каждой длани чувствует своё: вот в этой состраданье к людям плачет, а этот деньги откупом суёт. От чувствует душой и слышит сердцем, он понимает разницу шагов... Куда слепцу от этой
ноши деться? Таким пришло решение БОГОВ.
      
      Быть может он богаче всех набобов. И несмотря ни нищенский карман, быть может, ближе он к опеке Бога, поскольку сердцем чувствует обман. Нам иногда мешает взгляд предвзятый понять простую суть простых вещей. И мы на душу наложив заплаты из лжи приносим камешки к праще.

Я уже пролетела по ветру...

              Я уже пролетела по ветру... я уже проплыла по воде... И желанья держала в узде... и от мрака ушла... и от света. Нынче я на земле не живу. Если помнят меня - благодарна. Если нет... всё равно: наяву жизни тратятся слишком бездарно. Не изменят восход и закат играм солнышка с каждой минуткой. Небеса голубой незабудкой не устанут цвести в облаках. Всё останется так же, как было: океаны, пески и леса... Не смотрите обману в глаза: он не светлою делится силой.
             Я немало успела, поверьте, в мире солнца, любви и тепла и добра заприметить и зла... беспардонности жизни и смерти. Необузданны страсти людей... и настолько их выборы глупы, что для множества множеств идей - оправданья разумности скупы. Урезонена  опытом страсть, истолкована бытом усталость. Жизнь не стоит того, чтобы красть: наше с нами  и так бы осталось.  Уступая дорогу судьбе, отпуская наития руку, люди... будьте терпимей друг к  другу... так же, как вы терпимы к себе.

Перед сном

     Прикрывает степенность живые мазки неуёмности жажды желать многоцветий
откровенных полотен страстей междометий, прикорнувших на тусклой палитре тоски. Буква имени - след на зеркальном стекле запылённом забывчивостью обещаний... это всё, что оставлено властью прощаний между перьев надежд на упавшем крыле птицы счастья. Какая несносная тишь. Неужели границы любви так жестоки? Кем то были поставлены чёткие сроки... Я совсем не готова к прощанью. Молчишь, сердце? Или оглохла душа? Или просто не мне посвящаются песни откровенности разума? Странный кудесник... забавляется чувственностью не спеша.
     Устрашающе вяжет для мыслей силки ведьмоватая память, скрываясь в проёмах неприкрытых обид, возле сна окаёмов подаяньям любви не жалея руки. Только ночь знает тайны болеющих дум о жестоко терзающих муках телесных... нежеланью и жажде в соитие тесно. И отчаянно мечется сердце в бреду обречённости знать и желанья не верить, оболочкою гордости кроя болезнь: показухой беспечность, давай, куролесь, чтоб не к жалости след уводил от потери. А на небе от звёзд не укрыться луне: белоликая дива горда и степенна, перед ней преклоняет страданье колено... и наверное молится снам обо мне.

Перекур

      Из сигаретной пачки достаю курительную палочку...привычка. Опять забуксовали мысли в стычке у памяти о прошлом на краю. Срубает ветер страх упасть в надрыв, теряют крылья ощущенье взмаха... и жизнь уже одна большая плаха - но, я, по странному капризу, жив.
      Мельканье дат... да, нет ... пожалуй, снов, а, может быть, изысканных картинок... и вкусоощущений поединок захватывающим идёт кино. И солоно зачем-то языку... текилы не предвидится, однако... С тобой и без тебя - не одинаков вкус. Без него... наверно...не могу.
      Бесценно время: страны, города... мелькали в жизни часто и красиво. Я помню, ты однажды попросила сводить тебя "неведомо куда". Мне было так забавно на краю той крыши, где с тобою мы сидели...а,  знаешь, я нередко, в самом деле, то место в разных крышах узнаю.
      Рука, застывшая на полотне простынно - шоколадового шелка... Казалось это будет длится долго... верней, не думалось о сроке мне. В исповедальне пред своей судьбой грехов перечисляю легионы... и вспоминаю сладостные стоны, взгляд светом уронив перед собой.

Момент истины

Исторгни вопль послушный боли рот... Не ублажай свободу лжепризнаньем в любви к той жизни, что своим лобзаньем на души наложила приворот.

Пустопорожний рейс моей судьбы давно изжил своей нужды задачи. Я научися говорить иначе, чем чувствую... О, люди... о, рабы.

Не знаю истины... и Бог молчит. Я тоже предавал святого сына... Давно истлела для меня осина, а я неистребим, как вечный жид.

Петлёю время стягивает дни в удушливое таинство запретов. Я не коснулся в этой жизни света... соблазнов так заманчивы огни...

Не устрашусь уйти за тот предел, где мне откроет мудрое прозренье ненайденное до сих пор мгновенье... но жизнь идёт... а я всё не у дел.

Из бессонницы

Из бессонницы мысли выносят мучительный стон на помост утомленья от боли разбитой надежды. Осеняя усталую душу прощенья крестом застывают желанья "не знать об утерянном" между осознанием правды и светом спасительной лжи... И томится на ложе бессилью послушное тело. Будет завтра... и ночь поутру всё равно убежит... Но всегда забирала бессонница всё, что хотела.

Забавляется тень на стене невзирая на то, что глазам безразличны её непонятные танцы. Потолок словно купол, венчающий цирк-шапито... под которым тоску развлекают шуты-самозванцы. И скрипит за окошком ворчливо придирчивый дождь: не понятно трудяге безделье на проклятом ложе. Мир качается снами на сказке-мечте... лунный грош откупает бессонницу у обещаний, похоже...

Остывает дыханье от жара горячих страстей. Прикрываются створки построенных замков мечтаний. Принимает печаль поневоле незваных гостей из давно позаброшенных в горечи воспоминаний. Почему-то от счастья вестей не приносят часы. Тик, да так... вот и всё, что они повторяют бесстрастно. И душа возлагает причины обид на весы понимания жизни... в чертогах бессонницы властной.

Может быть...

   Закатилось дневное светило... разыгрались цвета с горизонтом... ветер травами сонными скомкан... небо звёздами посеребрило. Я опять у порога печали уронил нашей встречи отраду. Знаю я : ты мне больше не рада, как тогда...в самом самом начале.
   По закату гуляют знаменья - что сулят эти странные знаки... смотрят в душу мне тени-зеваки, ищут новые стихотворенья. Затаилась беда в ярком цвете растушёванном солнцем закатным... очень хочет вернуть всё обратно затонувшая страсть в фиолете .
   Что ни спросит судьба лиходейка у меня за твоё возвращенье - всё плутовке отдам без сомненья, без тебя жизнь и вправду - копейка. Я глазами твоими истерзан - нет других таких взглядов на свете. Может быть и закат в фиолете охраняет страстей наших бездну?

Фонарь

   Под светом фонаря... на улочке случайной мой взгляд упал на тень, лежащую у ног. И месяц в ночь вонзил наточенный клинок, а звёзды сторожили поднебесья тайны. Казалось мир вокруг не ведал до сих пор о том, что держит вечность под контролем строгим все помыслы людей о чистом и святом и освещает верой бренные дороги.
   Утихли в глубине сумбурной головы все мысли и открылось странное наитье: не важно в чём правы и в чём мы не правы - осталось бы желанье за границы выйти. Себе не позволяем быть собой подчас... должно быть оттого, что слишком слабы духом. А в темноте ночной, касаясь наших глаз, луна выводит души к свету из недуга.
   Пустую толкотню эффектных фраз и слов мы примеряем к телу, данному на время. И судим обо всём на свете по себе... и мало, что на самом деле в жизни ценим. Проходит время быстро... блекнет киноварь закатов ... им рассветы на замену встанут. А, вечером случайно встреченный фонарь опять кому нибудь расскажет об обманах.

Успеть притронуться к мечте...

    Успеть притронуться к мечте... не застревая в постоянстве помпезной яркости  убранства, сродни привычек окаянству - чем не стремленье к высоте неизолированной страхом всё потерять за краткий миг?
   Когда нибудь все станем прахом...
   Душа кричит - позвольте крик.
   

   Познать величье простоты, без ухищрений хитроумных предстать в толпе бомондов шумных... дешёвых, сказочных,  гламурных... (неважно: грешным, иль  святым). И каплей искренней слезы разбавить горькую отраву
    напитка правых и неправых...
    под устрашения грозы.
 

    И ветром выбежать в поля... развеять прах досужих сплетен над вотчиной земных столетий, порвав в клочки запретов сети, и всё суметь начать с нуля. Стезю морями освежить для жизни, что идёт к потопу...
    и новые наметить тропы...
    Чем планы те не хороши?


    И просто жить... и просто петь от счастья... от тоски щемящей, и быть любой...но настоящей, покуда жизнь судьбину тащит в удобную для страха клеть. А на мелодии строки посеет новое начало
    исканье... что уже немало,
    рождая странные стихи.

Исповедь циника

   Из серых мозговых извилин(они сереют с каждым годом)я многое на землю вылил: любовь,  прощенье и свободу. Осталось то, чему не рады ни люди, ни зверьё, ни птицы, то, что не льётся сквозь ресницы "волшебным, светлым, добрым взглядом". А рядом ходит маета, под ноги мне  бросая жалость... и мозгу бедному досталась, хоть и свобода, да не та.
   Свободен выбрать для сраженья с самим собой и целым миром гордыни собственной секиру... свободен выбрать и мишени. Проштопаю иглой сарказма наивность и невинность вместе... и грешность мыслей перекрестит на бой вместилище маразма. А по ногою скрипнет боль того, кто очутится рядом. И мозг, командуя обрядом, превознесётся над собой.

одна мысль

   Избрать орудие, будь то обман нечистый, месть, подлость, униженье, клевета... без сожалений разомкнуть уста, приправив боль напраслиной речистой, да так, чтоб не придрались гуманисты (ведь хитрость априори непроста)... и приосанившись перед показом своих не лучших, но опасных черт, чтоб озадачились, мол, что за ферт, да преклонили бы колени разом, все, кто не смог придать лучистость глазу при узнаваньи  палача и жертв ... и жизнь определить уставом строгим: не сметь стоять у  злобы на пути, своей метлою мусор не мести на запылённой самостью дороге... и так стоять упрямо до конца  - ну, чем не гарантийная страховка от поворотов иногда неловких, грозящих маску потерять с лица..

У подножья души

       У подножья души вечно очередь в ряд: что здесь только не ищет пристанищ, ей Богу. И пороки туда же пройти норовят, и расчёты пристроиться пробуют сбоку. И одним безразлично пристрастье игры к теневым сторонам сатанинских стараний взять главенство себе... но до той лишь поры, как попросится в гости к душе осознанье.

       Почему не умеет беречь свет добра человек, получивший его от рожденья? Принимает подарки судьбы на "УРА!", будто делает жизни своей одолженье. А когда каплей яда беда протечёт на привычку не думать о пробах на прочность, почему то не свет прибирают в расчёт, а сочтённую дьяволом "мира порочность".

       Если умер Господь для тебя, в том беда не его, а твоя - он в душе... а не где-то. Но каменья обид для тебя одного перекрыли тропу к первородному свету. Пробирается зависть к счастливым во лжи, недобра своевольно диктующей нравы. Бог молчит? (Выбор твой... для него-то ты жив). Может просто твоим не командует правом...

Славя Богов

    Мама выводит за ручку дитя на дорогу (ножки ещё спотыкаются, слишком спеша), молится свято о нашем спасении Богу, так материнская повелевает душа.

  Славя Богов, мы наверное просим прощенья за безнадёжно утеряный пропуск души в мир основного безгрешия - недопущенья мыслей к желаньям божественных свято-вершин.
 
  Славя Богов, мы себе оставляем надежду, ладанкой чистого взора во внутренний мир собственных слабостей, веру в спасение грешных. БОГ - он единственный, кто может зваться "кумир"...
 
  Славя Богов... откупаемся от наказанья, думая, что предоплата погасит вину. В душах имея достаточно веденья-знанья, всё таки прячемся в самообманом плену.

  Многое видится нами проделками рока. Но ощущая спокойствие прошлых веков веков, мы усмиряем гордыню, что ждёт у порога выхода из закутка, где мы славим БОГОВ.

  Мы вырастаем, свои наживая тревоги (мамино сердце сырая земля приютит). Но перед смертью мы все вспоминаем о Боге:" Господи, все прегрешенья земные, прости!".

февраль 2010

Мы...

            Мы, друг от друга мало отличаясь, за первенство готовы разделить души владенья на восторг и зависть... не стоит перед истиной юлить. Нам хочется  "побольше" и "получше" иметь, на траты квоту соблюсти... сперва один, потом другой попутчик... и мимо истин... с выгодой в пути.
            Один проходит дебри испытаний и понимает, что идёт вперёд, другой - тропу бессмысленных скитаний уводит за ближайший поворот, где можно спрятать страхи и сомненья от глаз чужих и мнений в стороне.Но каждый выбрав истинам прочтенья несёт свой крест по жизни на спине.
            И сколько взглядов, столько разных мнений - на сколько душ поделит мир добро? Мы принимаем веру на коленях, в карманы принимая серебро бесстыдной лжи... и всё-таки при этом судить не прекращаем о грехе, как о пороке тяжком, тут же, следом в безгрешности красуясь налегке.
            И отнимая истины у смыслов коверкаем их толки под свои привычки видеть, понимать и мыслить, к порогу смерти суть вещей свалив. И топчемся на истинах ногами, оправдываясь желчностью судьбы... И часто пробиваясь кулаками к продажным правдам, нишкнем, как рабы.

Человек

Из напружинившейся почки , вхлипнув, сок в рывке отчаянья прорвётся на свободу... А там наивный зашевелится листок - и будет дерево выхаживать росток под необъятным
простирающимся сводом. С рассветным часом бесприютная роса приляжет тихо на проснувшееся поле. И птичьим гомоном откликнутся леса, и отзовутся песней солнца небеса в необозримо-неразгаданнойм просторе.

В разгаре радости распустятся цветы, переговариваясь запахом духмяным.Тепло и нежность примет берег у воды, и сохраняя до полуночной звезды дары,прикроет мотыльков ночных
туманом. И станут ночи сказкам вечности сродни, безумствам чувственного сполоха на
зависть. И будут праздно ликовать златые дни, даруя негою на солнце и в тени, незабываемым восторгом вдохновляясь. 
 
Созреет хлеб и отцветёт весёлый луг. Грибного запаха пригубит лес осенний... И станет дождик, выполняя ряд услуг, как исключительный актёр и драматург спектакли ставить на просторной вольной сцене. На расстающуюся с солнышком тропу из затенённого леска
сберутся птицы... Залётный ветер одинокому снопу, надув в великом нетерпении губу, напомнит резко, что пора, мол, торопиться.

И только маленький безумный человек на свет приходит не с улыбкою, а с плачем. Ему подарена душа и целый век, простые истины и времени разбег... и непременный поиск собственной задачи. Потратив силы на постройку царства лжи  он откровенно царской будет ждать награды. И в кулачке зажав пустые миражи, всю жизнь, боясь греха, безудержно грешит.
         А мог бы светло жить.
                               Зачем ему так надо?


февраль 2010

Я не знал...

 Я и не знал, что от тебя сбежав, останусь потеряшкой в мире этом. И словно потускнели капли света там, где меж нами пролегда межа. А на полоске разделениё нет ни полнамёка на возврат былого. Я помню, обронил, как будто, слово... и ты тогда застыла в раме лет. Молчанье закусило удила...
Теперь я знаю - то ЛЮБОВЬ была.

Я и не думал в тот последний миг, что будет он действительно последним. Да, мало ль нам диктуют мыслей бредни? Я кажется доселе не постиг какой-то очень тонкой грани чувств, которая тебе легко доступна. Ну, как я мог с бездумностью преступной ступать по сердцу... был чуть слышен хрут...
Мала потеря или не мала?
Теперь я знаю - то Любовь была.

Радуга нежности женщины

В радуге семь цветов...в слове ЖЕНЩИНА семь букв, НЕЖНОСТь - семь звучащих букв...
три семёрки... триединство... почему-то так.

Н
ЖЕНЩИНА...
Нарывно - красная души томлёной боль сквозь окровавленное ранами забвенье,

в ней выступает на поверхность исподволь всепоглощающего чувства противленья

надсадным крикам пепелящего дотла не окольцованного злобою терпенья.

И губы женщины, несущие слова Любви - всегда полны Богов благословенья.

Е
ЖЕНЩИНА...
Единство воли и желаний в глубине обворожительных изгибов оболочки

любовью дышат и загадочны вдвойне меж недомолвок, что от точки и до точки             

неукоснительно влекут к любви сердца, бунтуя ритмом, подвергают тело пыткам...

И все оранжевые лучики лица всего-то значат соблазнения попытку.

Ж
ЖЕНЩИНА...
Животрепещуще теплеет мир вокруг, когда глаза её играют тайной искры.

И нет у жизни  ни гарантий, ни порук, предохраняющих от властности лучистой.

Желтеет чувственная  тяга тел и губ к переплетению основ сознаний страстью

в её глазах, которым  не запретно вглубь души проникнуть солнцем боли или счастья.

Н
ЖЕНЩИНА...
Неоперившаяся детская мечта в ней прорастает с каждой новою надеждой

на то, что миру в дар досталась красота для единенья страсти будущей и прежней.

Неутолима жажда зелени  прорвать набухших терпким ожиданьем волю почек...

И даже если ей предписано страдать - она остаться в заточенье не захочет.

О
ЖЕНЩИНА...
Обожествляя каждый вдох любимых уст, отождествляя каждый сполох чувства - с верой,

она про небо будет сказки наизусть Вам пересказывать и заменяя серый

невзрачный цвет забытых радостью небес на голубой покрытый солнца перламутром

она покажет, где припрятал тайны бес, для возрождений сил желать, с рожденьем утра.

С
ЖЕНЩИНА...
Сосредоточив мысли на прочтеньях снов, передавая ветру вздохи и сомненья,

на синеве небесной знанием основ она наметит взором крестные знаменья.

И даже не приблизив помыслов к краям неодолимой бездны зверевожделенья,

в межмирье жизни этой и небытия - с ней рядом вечность будет и повиновенье.

Т
ЖЕНЩИНА...
Тишайшей каплей просочившись в темноту ручья спокойствия, ровняющего ритмы

сердец, она возьмёт бесстрастия суму и фиолетовым оливком хризолита

приворожит к успеху тайной страсти зов. И будут молнии владеть стихией чувства.

И от простейших, всеми знаемых азов, дойдёт в томленьях до высокого искусства.

Ь
ЖЕНЩИНА...
И мягкой поступью приблизившись, легко обнимет радугой уставшее сознанье.

Войдёт, как будто невзначай, но глубоко в не удержавшееся начеку дыханье.

Рукой пройдя по вдоль немых неясных дум, едва коснётся то ли ауры, то ль кожи...

и отведёт напасть, натугу иль беду, совсем на ангела-хранителя похожа.


9/03/2010