Главная страница сайта "Точка ZRения" Поиск на сайте "Точка ZRения" Комментарии на сайте "Точка ZRения" Лента новостей RSS на сайте "Точка ZRения"
 
 
Если грохнусь в море с поднебесья?..
Если кожей жар пустынь узнаю?..
Всё же, умертвляющее «если»
лучше, чем припарка торфяная.
 
 
 
по алфавиту 
по городам 
по странам 
галерея 
Анонсы 
Уланова Наталья
Молчун
Не имеешь права!
 

 
Рассылка журнала современной литературы "Точка ZRения"



Здесь Вы можете
подписаться на рассылку
журнала "Точка ZRения"
На сегодняшний день
количество подписчиков : 1779
530/260
 
 

   
 
 
 
Иванов Юрий

Три простых истории про непростую любовь (F63.9)
Произведение опубликовано в спецвыпуске "Точка ZRения"


F63.9 - под таким номером любовь внесена в реестр заболеваний Всемирной организацией здравоохранения.

Отныне международный шифр болезни - F 63.9. Любовь отнесли к психическим отклонениям, к пункту «Расстройство привычек и влечений», после алкоголизма, игромании, токсикомании, клептомании. Иначе пункт F 63.9 именуется «Расстройство привычек и влечений неуточненное».

Общие симптомы:
- навязчивые мысли о другом;
- резкие перепады настроения;
- завышенное чувство собственного достоинства;
- жалость к себе;
- бессонница, прерывистый сон;
- необдуманные, импульсивные поступки;
- перепады артериального давления;
- головные боли;
- аллергические реакции;
- синдром навязчивой идеи.

По мнению ряда учёных, любовь можно сравнить с обсессивно-компульсивным расстройством. Исследователи с медицинского факультета Национального автономного университета Мексики, в частности Хеорхина Монтемайор Флорес, разделяющие эту точку зрения, вообще полагают, что любовь может длиться не более 4 лет, объясняя это физиологическими причинами. (Новость из Интернета)

Вот бывает так - собирается нечаянно хорошая компания - все люди примерно одного положения в обществе, допустимого возраста, образа мыслей и чувства юмора. И «лишнего придурка», почему-то постоянно затесывающегося в подобные компании в ней нет. Редко, но ведь бывает, согласитесь.

Сходится, как бы, что-то на небе, звезды там или еще чего. И вот, глядишь, и бивак на берегу лесной речки, и вечерок у костра, и булькающая уха в котелке, и расслабуха от только что выпитой водочки. И люди хорошие рядом. И все спокойно, и тянет поговорить просто так. Треплются люди беззлобно, иронично, ни с кем ни о чем не споря, вспоминая давние истории, коих у каждого, наверное, есть великое множество. Не каждый только умеет их красиво выложить, чего, впрочем, о наших героях было не скажешь.

- А что, мужики, хорошо сидим, вроде, - прихлопнув комара на щеке, заговорил Антон Плахов, мужик лет сорока семи, дородный и высокий, с румяным лицом и легкой лысиной, - чего-то не припомню, когда в последний раз так вот у костерка сидел. Все работа, труды-муды, мать их, дела нудные, семья тоже... И ведь все это, по большей мере, если разобраться, херня какая-то, ничего не стоящая. А расслабиться не дает…

- Во-во…Расслабляться только водкой и умеем, а нет чтобы удочки в охапку, на машину, да на реку. Здесь и мысли-то светлее, и умиротвореннее как-то, и злоба пропадает. Нет желания конкурировать с кем бы то ни было, спорить, давить, заставлять и куда-то все время бежать, никуда в итоге не успевая, - присев на толстый осиновый чурбак, коротко стриженый Валентиныч, сдвинул очки на лоб, сорвал травинку, пожевал и сплюнул в костер, - чего бегаем? Вот, блин, остаться бы здесь навсегда и домой не возвращаться.

- Затоскуешь, Коля. А бабы? Неужели завязал? - подначил молодой Серега Долгов, зная пристрастие Николая к женщинам.

- Чего-то устал от них. Хлопотно. Егозишь, егозишь, уговариваешь. Строишь силки, да капканы. Все по науке, как полагается. Я же в этом деле почти профессионал. Иной раз так наболтаешься, язык деревянный, а что в итоге? Тело, только тело, очередное теплое бабье тело. И ничего больше.

- А тебе, поди, любовь подавай, страсть, эмоции? Сам-то страдал?

- Конечно. Со страданий и выпал в эту полную женских прелестей жизнь, коей нынче и живу. Отсюда и стал понимать противоположный пол, - Николай хмыкнул, - Тут ведь как. Как влюбишься, считай, пропал - потерял и власть над женщиной, и всякую надежду на ответную страсть. И почему всегда одно и то же? Либо ты - либо тебя, и никогда, чтобы всего поровну. Бабы они, тоже, такие стервы бывают, не приведи господь. И ведь только почуют, что ты «запал» и сохнуть начинаешь - берут власть жестко и беспрекословно, словно так и должно быть. Сплошной матриархат. Р-раз, и ты у нее в гареме. Все - таки, думается, в прошлом были такие времена, когда бабы верховодили. Память генов. Лет шесть назад, поступила к нам на работу одна женщина. Я поначалу и не разглядел ее, а зря… Вертела она потом мною целых полтора года, как хотела. Было больно, но я ее за эту боль и любил, вот так-то.

- Расскажи, Коля, - Евгений завозился, устраиваясь поудобнее на охапке прошлогоднего сена, прихваченного еще по дороге из заброшенного стожка.

- А чего рассказывать - попал я, словно кур в ощип. Как только разговаривать с ней начал, так и попал. Слушайте, раз так…

Актриса

«Красивая ли она была? Да, красивая. Тридцать четыре. Фигурка гитаркой, попка налитая - крепким орешком. Улыбалась замечательно - губки розовые, зубки беленькие - сказка. Была такая актриса в тридцатых - Анна Стен. Увидел как-то в юности случайно в журнале из ГДР - влюбился. Дикая сексуальность вытекающая из скромности. Чуть опущенные глазки, губы, ямочки, улыбка! Йе-х-х! Очень моя Оля была на нее похожа. Только потом понял, что улыбка эта - профессиональная маска ловца человеков, актерская находка и ничего более. Но тогда не дошло - думал все естественно.

У меня в то время такой период в жизни был - «хуже не бывает». С женой такой тупик в отношениях случился, настоящая революционная ситуация - она со мной не могла, а я ее не хотел. Жизнь стала похожа на засоренный сортир. Все дерьмо, что годами в любой фамилии есть, стало потихоньку накапливаться, и, вдруг, враз вышло наружу. Семья как-то сама собой и распалась. Потеряла смысл. А как без смысла жить и для чего? Короче, чего я вам рассказываю - у самих, небось, что-то подобное случалось. Кто-то это перетерпел, а вот кто-то и нет.

Ну, и поскольку дома ты никому более не нужен и, тебя просто оттуда выживают, то, само собой, подсознание считает эту ситуацию опасной - голод, бездомье, пьянство - маячат реально. Оно тут же начинает подыскивать варианты замены. Ведь, согласитесь, ненужный никому нормальный мужик сорока лет - явление крайне редкое и очень-очень краткое. Миг, и его уже прибрали. Только зевни, да расслабься…

Никогда раньше не задумывался о том, что одиноких, ненужных никому, баб этого возраста - в тысячу раз больше. Но! Живешь, ходишь по улицам, в транспорте ездишь, тусовки там корпоративные, компании - внимания мало, все никак. Флиртануть бы вроде, а как-то вяло все. И почему, думал? Потом дошло. Да потому что бабы не уверены в твоем холостом статусе, идиот!

Стоит только женщине достоверно узнать, что ты одинокий - она преображается - все в ней восстает и эрегирует, кожа на жопе натягивается, грудь увеличивается, губы полнеют, глаза светятся. Она - вчера замороченная и унылая, сегодня начинает улыбаться, острить, кокетничать, подавая сигналы всем своим видом - возьми меня поскорее (а то ведь «эрекция» штука недолгая).

Я тогда этого не осознавал. Возраст «сорок» подкрадывается незаметно. Живешь себе, думаешь, что еще молодой и все впереди, а тут р-раз - семейный катаклизм, и ты один, и полно времени для мрачных дум. Начинаешь лихорадочно считать годы, разглядывая как-то по-особому, взрослых детей и постаревших родителей. Оказывается старый ты уже, ёшкин кот!

И от этих слов уже не смешно, как раньше. В зеркало тщательнее всматриваешься - морщины, седина, брюхо ползет, бока… Мама, дорогая! А начнешь думать о сексе - вроде, и не надо мне никого - то ли лень, то ли уже либидо нарушено, и ты уже не возбуждаешься, как в детстве от драной половинки эротической фотки - только на порнуху и ту, желательно, пожестче. А здоровье? Да херовое здоровье, господа! И понимаешь, что активной жизни тебе еще лет десять-пятнадцать, а там - дача, грабли, калоши садовые, внуки раз в полгода, гордое имя «дед» и из всех развлечений деревенская баня по субботам до первого инсульта.

И становится тебе страшно. Жизнь-то, оказывается, прошла, большей частью, и ничего хорошего впереди. Чего хорошего, если не гнется спина, плохо видит левый глаз, нога после пары километров ходьбы начинает сама по себе хромать, и еще член живет своей, отдельной от тебя жизнью, бессмысленно вставая и торча колом одинокими ночами, и наотрез отказываясь это делать в самые необходимые интимные моменты. При этом, уходя из семьи, ты благородно ( хреновы пацанские принципы!) отдаешь жене родовую квартиру и ютишься на съемной. С чужими запахами, линялыми старыми занавесками и спишь на чьей-то там расшатанной, попахивающей чем-то странным, постели (на которой то ли трахались до посинения, безбожно потея и изливая потоки спермы, то ли обоссались, то ли помер кто - не ведомо). Просыпаешься в три часа ночи - дурацкий член торчком и панический страх. И ты никак не можешь понять - чего же боишься. Это, наверное, и есть страх одиночества - вокруг враждебный мир, а тебя не прикрывает никто. Ты гол и наг, и помощи не будет.

Короче, застала меня моя красавица в полной жизненной раздрыге. Когда я увидел ее глаза поближе - смешливые такие, смелые, с прищуром, то понял, что, похоже, нашел друга. А разглядев ее плотненькую, ровную попку, с полушариями замечательной геометрии - понял, что нашел женщину. Мы несколько раз поговорили за жизнь - я втянулся в этот процесс - собственное вынужденное молчание измучило меня. Подсел.

Оля показалась мне смелой. Взялась за меня упрямо, как за тупого быка - резко и серьезно. Осудила мою прошлую жизнь, посмеялась над моими представлениями о женщинах, браке, семье, службе, долге и чести. Вывернула меня, буквально, наизнанку, обнажив все мои сокровенные тайны, подвергнув уничижению все то, чем я гордился. Говорила больно, но честно. Я слушал ее и ощущал, что она полностью права. В общем, эта женщина протерла мои глаза спиртом - было больно, но зато все встало на свои места. Сразу, отрезвел как-то.

Еще она научила меня хоть немного любить себя самого. Моднее одеваться, чаще менять носки и трусы, стричься, пытаться издавать приятные запахи, шире улыбаться, вести легкие разговоры, учиться понимать женщин хоть чуть-чуть и иногда помалкивать... Она даже сбрила мне усы и подмышки, подбиралась к гениталиям - я отстоял.

Вот это, наверное, самое полезное, что я вынес от нее… Впрочем нет, главное - это опыт. Концентрированный опыт общения полов. Не классический, а изощренный. Зачем я ей был нужен - не знаю. Почему она прониклась моими проблемами, взяла надо мной шефство и лепила меня по образу и подобию своему? Я думаю, на всякий случай. Видит, мужик хороший освободился - прибрала, а вдруг пригодится. Как материальный объект я ей был не нужен - замужняя баба, весьма счастливая в браке и не собирающаяся бросать своего мужа. Она ничего не хотела менять в своей жизни. Я был классическим третьим лишним.

В свою «ваятельницу» я естественно влюбился до безумия. А влюбленный хочет только одного - чтобы объект его любви был рядом с ним. Любимой же рядом почти никогда не было - и от этого я страдал еще больше. Ночи стали страшнее, «сухая» эрекция сильнее и бессмысленнее. К тоске одиночества прибавился еще страх потери единственно дорогого человека, жаркая и душная ревность, обиды от ее невнимательности, безразличия и холода…

Объект мой приходил ко мне в берлогу редко - дома ревнивый муж, и еще ей всегда было некогда. Она требовала скорости секса, отказываясь от прелюдий и иных нежностей, от ненужных слов восхищения, так обожаемых женщинами (или это они притворяются?). Приходила, вешала сумочку на крючок, чмокала меня в нос и быстро шла в ванную. Выходила оттуда через три минуты совершенно голой и, видя, что я, как лопух, завариваю ей кофе на кухне, и еще не разделся, недовольно морщила нос и сама, стащив с меня майку, помогала мне лихорадочно расстегивать непослушные пуговицы на штанах. Потом решительно ложилась на еще неразобранную постель или поворачивалась тут же у стола ко мне задом, раздвигала ноги и сама вставляла меня в себя.

Никакой романтики - все очень технологично - конвейер Форда, четкость и своевременность операций. Посещения занимали час иногда полтора и не чаще чем три раза в месяц. На ночь она никогда не оставалась. Приходила часа в два-три дня по выходным. Иногда в будни, в обед - тогда времени было совсем мало. При уходе она также чмокала меня в нос и запрещала ее провожать.

Ее торопливости очень подходила поза сзади - обозревая роскошную и гладкую задницу, я в этой позе долго держаться не мог - выстреливал минут через пять-семь, как из пушки. Это был запрещенный прием - мужчина существо не железное. А особенно ею была любима поза наездницы. Тут она, как всегда, сама регулировала ход событий и, набрав бешеный темп, закрыв глаза, и махая из стороны в сторону, волосами гладкого каре, предпочитала закончить это все поскорее, торопясь заняться какими-нибудь своими бесконечными делами, и наконец-то покинуть меня до следующего краткого посещения. При этом, кодекс Олиной чести требовал моей полной разрядки. Она не успокаивалась, если я, по каким-то причинам, долго не мог кончить. Это было для нее свято - выдоить меня словно корову любыми способами. Опустошить, выжечь до тла, обескровить до последней капли.

Воспитанный на строгих романтических юношеских принципах, изложенных в тертой до дыр книге «Молодым супругам», я считал, что женщине нравится медленное покорение, нежность, обольщение, ласка. Это занимает определенное время, за которое мужчина сам должен добиться возбужденной, но ломающейся женщины. Так учил меня и отец. «Баба - она и сама не знает - хочет она или нет. Твоя задача идти к цели дорожками, которые она потихоньку перед тобой открывает. Не жди быстрого успеха - работай над женщиной».

Никакой работы над Олей мною не проводилось. Наоборот, она работала надо мной. От ее темпа ли, от технологичности ли, от доминирующего ли к себе обращения, я очень часто просто не успевал возбудиться, и дружка моего приходилось поднимать насильно. И не всегда это, кстати, и получалось.

Она словно торопилась поскорее отдать мне долг телом, ощущая не любовь ко мне, а нечто похожее на грубоватую жалость молодой снохи к старому парализованному свекру. «Перевернись - поправлю. Рот открой - есть будем. Сядь прямо - волосы расчешу». Чувствуя, скорее, потребность в выполнении обязанности, по посещению больного в больнице, она часто, если секс не получался, облегченно вздыхала и моментально одевалась. Как говорится, «я же к Вам приходила - приходила. Все Вам дала - дала. Остальное, извините, - Ваши проблемы». График посещений соблюден. Спасибо еще, что все мои неудачи она встречала легко, внимания на них не заостряла, да и обидно мне не было.

Ее верховенство надо мной стояло на уверенности в себе - у нее была почва под ногами. Так уверен бывает учитель с учениками, полковник с молодыми офицерами или директор с секретаршей Я же ни на чем не стоял - висел в воздухе, держась за веревочку воздушного шарика, - и отсутствие уверенности в себе тянуло меня к тем, у кого она есть. Сложившуюся субординацию я поначалу не нарушал.

Положение мое можно было назвать положением любовницы. Фильм «Ирония судьбы» стал моим любимым. Я, как «бедная Надя», только и делал, что ждал. Ждал и надеялся на чудо, которого не могло произойти в принципе. Женщины могут жить так годами - терпеть, молчать, ждать. Природа их такова. Мужчина же, как существо агрессивное, рано или поздно против этого восстает. Я не слабый человек. Вся моя жизнь прошла с применением силы - это нормальное мое существование. А половой тряпкой я никогда не был - это для меня ненормально.

И я восстал. Однажды, пьяный, я набрал номер ее телефона и нарвался на грубый голос мужа. В голове моей больной что-то щелкнуло, и я ответил типа «А твое какое дело?». Слово за слово - произошел скандал, и все выяснилось. Оля со всей прямотой на все вопросы мужа ответила «Да». Потом хмыкнула и отвернулась от обоих - делайте, что хотите. Бейтесь самцы за свою самку. Мы с ним встретились, он обещал меня убить, я обещал ему оторвать яйца. Потом мы еще встречались и даже дрались. Никто не победил. В общем, все накалилось до предела и дошло до стадии: «С кем вы, мастера культуры?» Мастера хотели с ней. Оба. Ей было это приятно. Она даже обсуждала с нами тему нашего легального существования. Мы отказались, каждый хотел быть единственным.

Помурыжив нас еще месяца два - Оля выбрала давно известного и предсказуемого мужа, что, в, общем-то, было спрогнозировано довольно легко. У меня шансов было меньше - отсутствие квартиры, резкий характер, бескомпромиссность и нежелание жить по матриархату - стали моими главными недостатками. Высокая должность, хорошая зарплата, непотопляемость, мужской характер - не смогли перевесить чашу весов. Главным же моим недостатком она, смеясь, назвала неумение и нежелание готовить, стирать и мыть полы. Все эти проблемы одиннадцать лет совместной жизни лежали на муже. Мою любовь перевесили кастрюли борща и прищепки на балконной веревке.

Все было кончено!

Мое восстание и Олино покаяние в выборе, привели к падению ее с пьедестала рабовладелицы. Мы продолжали встречаться. Сначала она приходила ко мне чаще - видимо, пыталась своим роскошным телом успокоить мои испорченные спермотоксикозом и ревностью мозги. Прежние усилия ее по «секс-выдаиванию» стали более изощренными. Она смягчилась, стала нежнее и даже несколько раз плакала при мне. Господи, как меня душило тогда от нежности к ней, от желания спрятать, прикрыть собой, отдать все и вся, обнять и никуда не отпускать! Слезами она добилась от меня еще больше. Ее нежность и ласка снова сделали ее выше. Если бы еще они были искренними - я бы навсегда остался при ней. Пусть половой тряпкой, но с ней.

Но это были лишь конвульсии любви. Что-то мне нашептывало, что она лжет. Она переигрывала, и игра ее стала заметна. Просто испугалась за свое существование, к которому привыкла - ведь, два стула, все же лучше, чем один. А сейчас появился шанс потерять их оба.

Я уже слишком хорошо ее знал - материальное, осязаемое в кармане, и оттого надежное, были для нее важнее романтической страсти, эфирной любви и сексуальной силы исходящих от кого-то другого. Есть такие женщины - они верят только в себя. И считаются, по большому счету, только с собой. Видимо, мамкино воспитание такое. Деревенские гены послевоенных вдов. Мужчина для них не стена, не крепкое плечо, не норма, а еще один ребенок, некое временное существо, редкая экзотика. И с этим ничего не попишешь.

Все эти перипетии сделали из меня, наконец-то, полноценного человека. Я повзрослел, и многое в жизни стало мне понятно. Ясно, как божий день. И ничего стало не страшно. Однажды, я проспал всю ночь без ночного вскакивания от адреналинового шока. И стал спать так и дальше. И сердце перестало колотиться, и страх пропал. И, наконец, я понял некий божий замысел - чтобы все люди прошли через любовь, осознав, насколько их души слабы, нежны и прекрасны. И что каждый рабовладелец может оказаться на месте раба и наоборот, и таки оказывается. Любовь помогает людям преодолеть самый тяжкий грех - грех гордыни. И я его преодолел. Она учит щедрости, терпению и умению радоваться жизни.

Прошло еще какое-то время, и мы расстались. Спокойно, без слез и нервов. Потом, она и сама была не прочь встречаться, но ничего у нас больше не получилось. Мы были уже другими. То, что с нами произошло, повториться не могло. Наверное, люди даруются друг другу в определенные жизненные периоды для какой-то определенной цели. Оля мне была дана для открытия глаз и осознания своего места в новом бытие. Сброса старой шелухи, что еще покрывала меня, как короста. И еще для уничтожения искусственной мании величия.

А для чего я ей был нужен - неведомо. На мои попытки задать ей этот вопрос она всегда отвечала одним словом: «Скучно!»

________

- Да-а-а! Бабы могут сотворить с человеком все, что угодно. Мы ж с тобой с юности моей знакомы. Я думал раньше, что тебя только служба твоя и интересует. Карьера, лестница в небо… Сухой весь и правильный был. А потом, смотрю, нет - Колька-то живой! Бросил службу и зажил нормально. Теперь-то ты, блин, мачо! Сколько тебе, сорок пять? А бабы к тебе так и льнут. Завидовал. И чего, думал, в тебе особенного-то - и кожа и рожа - все как у всех. Так вот отчего оказывается. Побыл на той стороне - и теперь все про них знаешь, - Плахов засмеялся и дотянулся до плеча Николая, - Эх, жизнь! Все-то в ней не просто так!

- В сущности, все мы, мужики - ходоки, и ищем всегда одно и то же. Да хрен с ними с бабами! Давайте о работе, что ли…

- Нет, братцы, про баб так про баб! - Антон подмигнул Николаю с Женькой и начал, - Был один случай со мной - на всю жизнь отметина.

Зинка Щелкина

Было это очень давно. И пусть за то простит меня жена (нам с ней тогда еще не суждено было встретиться).

Зинка Щелкина была небольшого роста, стройная и красивая. Мне она сразу не понравилась - такие чрезмерно яркие девчонки - уверенные, языкастые, бесцеремонные и даже наглые, были не в моем вкусе. Красота их вызывающа и слишком резка. Она балансирует на какой-то непонятной грани - нет полутонов, размытости, нежности… Женщина вамп, хищница. Черно-белый снимок начала века. Такой хочется или благодарно лизать ноги, или с ненавистью бить ее головой об стену. Я же привык к женщинам белым и пушистым.

У нее были огромные черные глаза, черные вьющиеся волосы и черные же брови вразлет, сочный красный рот и один золотой зуб чуть в стороне от передних, который, впрочем, ее совершенно не портил. Глаза смотрели всегда прямо, с ироничной усмешкой и бабьим опытом. Было сразу видно, что девочка Зина давно уже не девочка. Слова из нее выскакивали подобно иглам, синхронно с острым розовым язычком, похожим на змеиное жало, и мужикам стоило большого труда их парировать. Она, как кошка, шевеля хвостом, приближала свою жертву и резко выбрасывая когтистую лапу, била ею прямо по наполненным слюнями губам.

Одевалась Щелкина крайне вызывающе, намеренно подчеркивая свои прелести - крепкую круглую попку, стройные ноги и весьма уютную грудь. Тело ее было очень пропорциональным и из-за этого она казалась выше, чем была на самом деле. Короткие, обтягивающие юбки и полурасстегнутые до бюстгальтера блузки очень ей шли. При разговоре с кем бы то ни было, это оружие действовало безотказно. Мужчины говорили с ней с полупоклоном голов и были готовы засунуть свои носы между ее грудей и затихнуть там навсегда. Совершенно не понимая сути ею сказанного, они что-то мычали и соглашались на все ее просьбы.

Лет Зинке было двадцать три, однако сын ее Мишка уже готовился пойти в школу, и простые арифметические вычисления привели мужчин к выводу, что родила она его лет в шестнадцать. Это, как ни странно, еще более повысило ее рейтинг- молодая, но опытная.

Зина представляла собой симбиоз из Натальи Негоды из фильма «Маленькая Вера» и Анны Самохиной из фильма «Воры в законе». Я думаю, что режиссеры подсмотрел образы этих героинь именно в нашем городе, когда Щелкина гордо дефилировала по набережной, высоко подняв голову и сверкая наглостью почти неприкрытых бедер. Наоборот быть не могло, фильмы вышли позже описываемых событий.

Слюнки по этой женщине текли рекой. Такая доступная на вид, она дразнила всех от рядового до начальника, и всем казалось, вот сейчас, вот еще чуть-чуть и все будет. «Вот она улыбается, скромно тупит глазки и теребит пуговку на груди… Ой, я ей нравлюсь. Ну, Зиночка, ну, пожалуйста!». И вдруг - ледяной взгляд и издевательский смех с каким-нибудь хлестким эпитетом, граничащим с оскорблением. И все…

И ты понимаешь, что тебе не то, что сейчас - тебе, вообще, никогда ничего от Щелкиной не обломится. И ее вожделенная и едва прикрытая мини-юбкой щелочка твоей никогда не будет. И это знание настолько железобетонно, что тебе даже не очень-то и обидно. Просто констатация факта полной и безоговорочной безнадеги. Ты плюешь и безболезненно переходишь из состояния кавалера в состояние друга. Как она это делала - никто понять не мог. Кое-кто высказывал осторожные предположения о том, что наша Зинка исповедует нетрадиционную сексуальную веру.

О том, что это не так - узнать пришлось именно мне. Именно мое неприятие и безразличие зацепили эту кошку крепким багром за холодное сердце. Я единственный, кто удачно парировал все ее колкости, легко отбивая любые попытки меня разозлить. Более того, мне почти всегда удавалось посрамить Щелкину в глазах коллег-женщин (они хлопали в ладоши за ее спиной от этого). Зина искренне злилась и срывалась. Я выводил ее из себя, и она не могла понять - почему ее чары здесь не действовали. Она даже высказала подозрение о моей половой ущербности. Ответом ей был только смех наших женщин и энергичные покручивания указательных пальцев у мужских висков. Мое «боевое» прошлое и настоящее скрыть в маленьком коллективе было невозможно. Это еще более распаляло ее ненависть. При виде меня она становилась раздражительной, и лицо ее темнело.

В этой холодной войне прошли полгода. Впрочем, я не воевал - воевала она, пытаясь пробить мою хрустальную скорлупу, но только зря ломала когти. Потихоньку установилось хрупкое затишье, и война, вроде бы, плавно сошла к этапу «мирного сосуществования двух систем с различным политическим строем». Однако, порох в наших загашниках всегда оставался сухим, потому что мы были обречены на общение самой спецификой нашей работы. Я был дежурным пульта во вневедомственной охране и оператор Щелкина сидела прямо передо мной за стеклянной перегородкой, так что виделись мы постоянно. Часто, по ночам, мы оставались совершенно одни в пустом здании управления, но попыток сближения не предпринимали.

Но долго так продолжаться не могло. Однажды, в благословенный период «два-четыре», то есть с двух до четырех часов ночи, я тихонько дремал на составленных стульях около своего стола. Дежурный не может спать крепко - это всегда легкий солдатский полусон - в это время он почти все слышит и даже видит, сквозь слегка прикрытые веки.

Я увидел Щелкину. Она оставила свой пост и сейчас стояла и смотрела на меня, кусая губы, словно размышляла - ударить меня или обнять? Лицо ее кривилось в гримасе, носик время от времени морщился, а глаза были полны слез. Впервые я увидел ее без привычной маски и эта женщина неожиданно мне понравилась. Что-то остро-остро прошло через спину и мозг и захотелось чихнуть, выбрасывая из себя бациллы глупого противостояния. И я таки оглушительно чихнул, безумно испугав женщину, ждавшую чего угодно, только не этого. Зина шарахнулась и сделала попытку убежать, но я схватил ее за руку и сильно дернул на себя. Она упала прямо мне на колени.

Подхватив легкое тело, я резко встал, держа ее перед собой. Ее руки сами собой сплелись вокруг моей шеи и Зинка впилась в меня таким жадным поцелуем, какого я не получал от женщин за все тридцать лет жизни. Теряя сознание, я понял насколько сильным было ее чувство ко мне. И всё это ёрничанье, бравада, ирония и язвительность были только прикрытием того настоящего, глубокого, мощного влечения, которого люди боятся обнаружить в самих себе, убегая от этой мысли наутек и делая вид, что этого просто не может быть. Не понимая, что с ними происходит они мучают других и мучаются сами от искусственной ненависти к объекту собственной любви.

Зина потянулась вниз и съехала задом на мой рабочий стол. Не отнимая губ, мы бешено ломали застежки и молнии юбки и брюк, пытаясь дорваться до их вожделенного содержимого. Что-то жалобно трещало, отрывались и катились по полу пуговицы, но мы не обращали на это внимания, освобождаясь от белья, как два дракона от старой кожи. Жадные голодные звери сошлись на узкой дороге. Они обязаны сожрать друг друга полностью, до последней фаланги, и выпить из вен чужую сладкую кровь без остатка. И если они этого не сделают - они просто умрут от разрыва бешено стучащих по ребрам сердец.

Когда я вошел в нее, крашенные ноготки моментально прорубили на моей спине глубокие порезы, а ноги так сильно сдавили пятками бедра, что я охнул. Буквально, через пару минут она закричала, вибрируя на мне, словно в лихорадке. Я попытался закрыть ей рот поцелуем, но она впилась в мою верхнюю губу своими острыми зубами и, не отпуская, продолжала хрипеть и биться в экстазе. Под какофонию ее крика во мне все задрожало - так дрожит неисправный кран в квартире, плюясь паром и горячей водой от высокого давления, и миллионы искр пронеслись табуном понизу живота. Мощными толчками своих копыт, они освобождали меня от застоявшейся субстанции жизни, связывая меня с Зинкой накрепко виртуальной пуповиной. Наши судороги продолжались очень долго. Наверное, со стороны это было похоже на обряд реанимации. Разряд, конвульсии, снова разряд…

Я вернулся. Зина плакала. Она лежала у меня на плече и крупные горошины слез падали на мою грудь. Она пыталась сильно-сильно вжаться в меня, словно пряталась или искала защиты. Я обнимал ее и тихо гладил по спине. Мы молчали. Нам нечего было сказать друг другу. Все было понятно без слов. Ощущение пронзительной ясности и освобождения от всего лишнего. Только я и она и больше ничего и никого на всем белом свете.

Это была одна из лучших минут в моей жизни. За такие минуты люди готовы отдать шестьдесят-семьдесят лет своей жизни. Они всегда с человеком. Ему невозможно от них избавиться. Это как инфаркт на электрокардиограмме. Его пики означают, что человек не просто «пропил-проел-проспал» отведенное ему время, а еще и мог сделать счастливым кого-то и осчастливить сам себя. Это шрамы от общения с самим Господом богом.

Потом у нас с Зиной было как у всех - любовь на год, расставание, боль… Но такого ощущения у меня больше никогда не было.

________

- Зинка? Это какая? Это не та что в Дзержинском РОВД до восемьдесят восьмого работала? Так я ее знаю. Так, у тебя с ней было? Во-она как…Всех отшивала баба. Говорили, был у нее кто-то из наших. Так, значит, это ты? - Коля хмыкнул и уважительно посмотрел на Антона, - Да, брат. Чего ж не уберег-то? Так-кая баба была…

- Да… Не уберег, - Антон зачем-то пошевелил костер, оттуда пыхнуло дымом, и он потер глаза. Потом встал, отвернулся и стал долго прикуривать сигарету.

- Жизнь не спорт и люди не спортсмены. Тут ни один бой выиграть невозможно, - Коля прилег на лапник и посмотрел в небо.

- Ты сейчас про спорт сказал, а я свое вспомнил. Не хотел сначала рассказывать - рассказчик из меня не очень, - Женька Долгов задумчиво смотрел в огонь, - Да и чего рассказывать-то? Сам знаешь как жил - сиротой рано остался, с юных лет один. Как бог уберег? Или меня бабы спасли? Много их всегда вокруг меня крутилось. Правда не помню сейчас почти никого. Нравился я им, что ли тогда? Такой пацанчик был обаятельный. Это сейчас я здорово притух. Просто, без любви все как-то прошло. По плану. И женился, ведь, потому что надо было. Тридцать восемь лет прожил на свете - и деньги есть и дети, а помню только одну женщину.

- Расскажешь? - Антон, присел на бревнышко и снова пошевелил костер.

- Расскажу, хоть и не совсем это привычно для вас будет.

Гамбургский счет

"Гамбургский счет - чрезвычайно важное понятие. Все борцы, когда борются, жулят и ложатся на лопатки по приказанию антрепренера. Раз в году в гамбургском трактире собираются борцы. Они борются при закрытых дверях и завешанных окнах. Долго, некрасиво и тяжело. Здесь устанавливаются истинные классы борцов, - чтобы не исхалтуриться" ( В.Шкловский)

Директор межрегионального филиала совместного предприятия «Die Hamburger Rechnung» фрау Мейер выглядела потрясно - лицо, ноги, бюст и жопа… У нее была стать дорогой породистой лошади. Возраст только подкачал - сорок семь.

Мне гиперсексуальному юноше двадцати четырех лет от роду это казалось все-таки перебором, хоть я и был тогда весьма образован в половом вопросе. Мои наглые голубые глаза накачанного высокого брюнета разбили на тот момент уже более сотни женских сердец и были готовы разбить еще столько же, невзирая на возраст, семейное положение, наличие детей и моральные принципы моих потенциальных любовниц. Однако, перед сорока семью годами начальницы я как-то тушевался, хотя и бросал на нее, время от времени, далекие от коммерции взгляды.

Эльза Мейер была настоящей немкой. Впрочем, Россия успела ее здорово подпортить за десять лет каторги на «русских галерах». Бабой она была свободноговорящей по-русски, пьющей, веселой и даже легкомысленной с добрым и совершенно нежадным характером. Она постоянно шастала на всевозможные тусовки молодых художников, обожала начинающих поэтов и любила подающих надежды актеров местного театра.

Дело было в мае. Праздновали Победу. Младшая дочь бывшего обер-лейтенанта вермахта Клауса Мейера Эльза выделила необходимые денежные средства из бюджета, и наш офис в полном составе, погрузившись на зафрахтованный пароходик, выдвинулся на остров Всевышний на весенний пикник. С шашлыками, с водкой и с гармонью.

Русский пикник (барбекю, прогулка, вылазка, пирушка, гулянка, междусобойчик или попойка) похож на любой другой, «не русский», его отличает только увеличенное количество спиртного. Вина и водки на это мероприятие всегда берется с запасом - на всякий случай. Ведь, русские люди радоваться жизни без водки не умеют. Они сразу же грустнеют, становятся желчными и агрессивными. Кроме Эльзы, все в нашей компании были русскими.

День Победы отметили весело. Под черно-желто-белым знаменем фирмы «Die Hamburger Rechnung» Эльза пела вместе со всеми «Этот день победы» и «На поле танки грохотали». Под предводительством немки-начальницы офисно-складской планктон пил немецкое пиво, опрокидывал в себя стопки водки с немецким же вишневым шнапсом «Kirschwasser», чья пестрая бутылка была перевязана гвардейской ленточкой, и совершенно не морочил себе голову от полного абсурда всего этого. Все смешалось в умах и фактах… Мало понимающая смысл этого праздника молодежь (а ее было подавляющее большинство) отрывалась весело, непринужденно и радостно. Кто-то прыгал в мешках, кто-то скакал через костер или тянул канаты. У тента гремела музыка - танцевали пары, сближая отделы, склады и цеха. В общем, праздник удался.

Как-то совершенно без задних мыслей, случайно, я и Эльза оказались на песчаном пляже, чуть в стороне от «веселой поляны».

- Дайте же руку, Сергей! - она протянула мне свою легкую наманикюренную ладонь и я помог ей спуститься с обрыва. Пьяненькие, мы стали перескакивать с валуна на валун, что были во множестве нагромождены в воде. Так, перебираясь с камня на камень, мы отдалились от общей компании и скрылись за мысом.

- Прыгайте, фрау Мейер! - я смеясь ловил ее руку и тянул на себя, стоя на очередной каменной плите.

- Сережа! Не называйте меня фрау. Я запрещаю. Вы и так считаете меня старухой, а тут еще такое страшное слово… Бр-р-р… Фрау? Откуда это, из какого языка? Deutsch? На русском это звучит ужасно! Бог мой, Сережа, я сейчас упаду! - она прыгнула ко мне на большой плоский валун, стоящий дальше остальных и оступилась. Я бросился к ней, она схватилась за мою шею, мы опасно качнулись, и в результате - ее большие серые глаза оказались прямо напротив моих.

Это вытянутое в струнку, сладко пахнущее тело начальницы я рефлекторно стиснул ее руках, прижал ближе и тут она впилась в меня губами. Мы охнули и балансируя на камне, вросли друг в друга. Эльза, чуть расслабилась и по-женски, замерла в ожидании. Мне было слышно, как трепыхается ее сердце - от страха или от возбуждения. Но я чувствовал его - оно толкало и мою кровь тоже. Голова закружилась и я закрыл глаза, продолжая ее целовать.

И чем дольше длился наш поцелуй, тем больше меня обдавало страшным жаром. Словно откуда-то снизу, по трубе позвоночника, прорывалась жидкая плазма. От ствола, как от дерева, тянулись вверх жгучие ветки кроны, разбиваясь на мелкие колючие капилляры. Разряды касались кожи и она вспыхивала ярким солнечным светом. Я терял ощущение времени и пространства.

- Сережа, - шептала Эльза, когда наши губы отрывались друг от друга, чтобы слегка передохнуть, - Сережа, Сережа, Сережа… Mein Lieblingskleine!!! Ich will dich!

Она шептала это так, что мне хотелось кричать от какого-то непонятного восторга от обладания взрослой красивой женщиной, что вполне годилась мне в матери. Иностранка, начальница - это все как-то не тронуло, а вот ее взрослость - прожгла.

Меня даже немного трясло - это было похоже на чувство ужаса, смешанного с необычайной радостью, приходящего в тот момент, когда ты вылетаешь из кабины самолета, делая свой первый в жизни парашютный прыжок.

Я легко поднял ее на руки и перепрыгнул на другой камень, потом еще на один. Через минуту, мы сидели с ней на белом песке под обрывом и лихорадочно стаскивали с себя джинсы и рубашки.

Что было дальше описать трудно. Было хорошо и все. Словно я что-то такое нашел. Шел-шел по жизни, тыкался туда-сюда, исполняя какую-то программу, предназначенную для мужчин. Соблазнял женщин, привычно тащил их в постель, бросал, скрывался от их назойливости, опять соблазнял... Делал, как все. Как положено. И, в общем-то, всё это действительно было похоже одно на другое. Так похоже, что часто доводило меня до ощущения «дежа вю» и легкой паники от пресности всего этого.

Я просто вел счет - одна, вторая, восемьдесят третья… И сам себя считал в искусстве обольщения, если не мастером, то уж перворазрядником - это точно. А вот теперь - нарвался на что-то такое, отчего вся моя прошлая жизнь скукожилась и подсохла. И мой первый разряд по сексу, стал нулевым.

Это было совершенно другое чувство - большое, даже огромное, как бушующий океан. Представьте - шторм и всё колышется и качается, гребни волн переваливают друг через друга и с ревом ударяют в скалу, на которой ты стоишь. И содрогается земля и небо вот-вот обрушится вниз. Тысячекилометровая чаша воды буквально содрогается, качаясь из стороны в сторону. И тебе кажется, что ты даже видишь ее края, понимаешь ее величину, ты в ней и над ней одновременно и руки и ноги твои тянутся к ней, словно нити, превращаясь в сверкающие брызги воды.

Я был кем-то другим. Я вернулся в чрево матери. Словно знал - оно ждало меня, звало обратно. Я, каким-то образом, помнил, что там, тогда - в эти благословенные девять месяцев моего зарождения - мне было истинно хорошо, по-настоящему уютно и защищенно и я плавал в таком количестве любви и нежности, которых человеку не суждено собрать и за всю свою долгую жизнь.

Нашел. Я нашел. Это она - моя женщина. Умная, мудрая, с огромной бескорыстной любовью, с любовью, которая просто так, ни почему и ни зачем. Просто любовь матери к малышу. Он тычется ей в грудь, которая всегда полна молока, слышит ее голос поющий что-то родное, ощущает теплоту рук и мягкость живота. Он дома и ему более никуда не хочется бежать.

И кто я теперь? И есть ли мне истинная цена? Этому мальчишке, лежащему на бедрах прекрасной гамбургской фемины, что поет ему колыбельную песенку на немецком языке, нежно трогая волосы и мочку уха? Кто скажет - какой у меня теперь разряд? Все потемкинские деревни моего крутого имиджа осыпались и рухнули, обнажив слабую розовую кожу маленького мальчика, которому в этой жизни, кроме маминого плеча и искреннего ласкового слова, совсем ничего не нужно. Женщина, отнявшая у меня все мои регалии, увела меня за собой, играя на своей волшебной свирели.

Только гамбургский счет является истинным для человека, находящегося в состоянии вечной борьбы с миром за какие-то смешные и глупые призы в виде фарфоровых статуэток и жестяных кубков, врученных ему за победы в не имеющих смысла соревнованиях и за почетные места в искусственных рейтингах.

Эльза уехала через год, домой в Германию. В свой чертов Гамбург. По настоянию родственников ей надлежало растить внуков и становиться, наконец, истинной немецкой фрау. Хватит! Пора домой в фатерланд, лечиться от этой гребаной России с ее разрывающим сердце менталитетом…Бежать от этих наивных сумасшедших варваров под крышу логики и здравого смысла.

Уезжая, она молча поцеловала меня в лоб солеными от слез губами и, не оглядываясь, шагнула за пограничную стойку. Через полтора месяца разлуки я повесился. Жаль, что неудачно.

Вот так-то, мужики…

________


Костер догорал, и никому больше ни о чем не хотелось говорить. Звездное небо с интересом выглядывало из-под веток темных деревьев. Небу хотелось понять людей. Хотелось им как-то помочь, что-то сделать для них - светлое и чистое. Оно подумало и подарило им красивый метеор с ярким хвостом. Он прочертил яркую полосу на небосклоне и упал куда-то в темень.

- Ребята, загадывайте желание! - закричал Николай, указывая на звезду.

Мужчины чуть задумались и каждый загадал любовь.

***


<<<Другие произведения автора
(6)
 
   
     
     
   
 
  © "Точка ZRения", 2007-2024