— А у моей жены — любовник. Жили-жили спокойно, вдруг раз — и появился. Как черт из табакерки. Чего делать теперь, а, Миша?
Она у меня красивая. Правда, злая немного, но это ничего — жены, ведь, всегда злые. Мама у меня, например, очень строгая женщина была. И жена моя строгая. И правильно: нам,  мужикам, волю только дай — запьем или загуляем. Ну, скажи, так? Чего ты молчишь все время? Или я не прав?
Ну да, загуляем… А что такого? В этом же ничего особенного нет. Тут ведь не любовь какая, а так, «башмак почистить». Без обязательств и нервов. Это же не считается, Миша, чего я тебе объясняю.
А  у нее любовник. Полюбила, значит… А как это вообще — полюбила? Что это такое? Выходит, жить она без него не может? Без меня может, а без него — нет? Пипец это, Миша, полный! И полное же отсутствие дальнейших жизненных перспектив.
И ведь кого выбрала-то? Мужичок так себе: потертый, седоватый, лет на пять ее старше. Мелкий какой-то, на голову ниже меня. Я тут сравнивал нас.  Два метра во мне, красавец, моложе ее на два года, готовлю ей, стираю, квартиру убираю, ремонты-х*ёнты — все идеально. С сыном ее, вроде, ладим. Не дурак последний. Ну, запью, бывает, так ведь я ж, когда выпивши, еще тише, да покладистее.
Ты скажи, чего ей надо-то? Одиннадцать лет скоро, как живем.  И что же, никакого срока давности в семейной жизни не бывает, что ли? Чтобы вот так,  прожили сколько-то лет вместе и все – можешь спать спокойно?
Люблю ее. Стерва она, если честно. Рабовладелица. Сильная баба. Не кричит, не дерется — только посмотрит как-то по-особому, презрительно, и сразу окатит всего жарким стыдом с ног до головы, словно ходишь по сцене с расстегнутой ширинкой напоказ или вдруг понимаешь утром, что обоссался в постели. Такой вдруг стыд накатит, аж ком в горле, а из-за чего, собственно, — не понимаешь.  И все лебезишь, лебезишь…
И ведь знаю, что зря, что не посмотрит с нежностью, не притянет голову, не погладит по волосам, не пожалеет. Никогда такого не было, веришь – нет, Миша? Никогда! А я все жду, жду чего-то. А вдруг, а может, ну еще один годик, еще чуть-чуть. Ночью от любви и желания к ней угораю, а боюсь даже тронуть — только когда она сама разрешит. Вот так-то, брат…
Миша, я схожу с ума! Я не могу ее потерять! Умру, пропаду, исчезну. Не  могу представить, как  мне жить без нее. Не могу — и все.
Она с этим потертым счастлива. Улыбаться стала, задумчивая какая-то, отвечает невпопад, и спать со мной перестала совсем. Раньше отшучивалась: «Женщина устроена так, что секс ей нужен один раз в сорок восемь дней — для здоровья. Больше — уже вредно».
Вредно ей, бля! Да я столько раз видел их вместе! И как она к нему в дом заходила — видел,  и как выходила оттуда вся розовая от счастья.
Да не смейся, я караулю ее каждый день, прячусь в кустах, за углами,  подсматриваю, как они смеются, ходят, взявшись за руки по городу, целуются прямо на остановках и в кафе, и говорят, говорят, говорят… Она светится вся. У нее, знаешь, какое лицо, когда она улыбается? Совершенно другое — ясное, чистое, небесное, как у ангела. А когда она со мной — грустные, резкие морщинки повсюду и все вниз, вниз. И говорит мало, знаешь,  четко так, металлически, чеканит каждое слово, как учительница в школе для дебильных детей. А с ним — смеется заливисто, как колокольчик — динь-динь-динь…
О чем они столько говорят, Миша? О чем можно столько болтать? Они не останавливаются ни на минуту: жестикулируют, хихикают,  толкаются, трогают друг друга постоянно. Представь, не отпускают друг друга!  Крепко схватятся за руки и идут, глядя друг другу в глаза, а не на дорогу.  И им по хрену и на народ вокруг, и на приличия. Как ни странно, люди их плавно огибают. Они или не видят их или  уважают. Как ты думаешь?
Я не понимаю, как мне дальше жить. Мне хочется убить его. Только его — ее я ни в чем не виню. Даже волос ее не может упасть.
Видишь нож. Он давно приготовлен, и я, примерно, знаю, как это сделать.
Тьфу, сука, ну как же это мерзко!
Нет, лучше не так.  Мы встретимся — я сделаю страшное лицо, заору матом, покажу  злой блестящий нож — он задрожит, испугается, убежит и больше к ней не подойдет.
Только вот испугается ли?
В этих мерзких ледяных глазках есть что-то такое, отчего мне самому становится не по себе. Просто так, если бы не такая жизненная связка, мне не хотелось бы с этим уродом  встречаться  ни в темноте, ни на свету. Он не слабак — это понятно.  Дон Жуан херов. Опытный разбиватель женских сердец. Такие привыкли к экстриму, они и возбуждаются-то, наверное, не как все, а только в состоянии адреналинового подъема.
Он, видимо, ее понимает, в отличие от меня.  Я же вижу — жена просто стелется перед ним, постоянно заглядывает в глаза, поправляет ему прическу и очень часто кивает головой в разговорах. Со мной она обычно крутит головой в стороны. С ним она просто женщина и все в ней тяготеет к покорности.
У меня есть все его данные: адрес, телефон, информация о бывшей жене, дочери, работе, о прошлой жизни. Слава богу, есть еще друзья — пробили по базам. Слава продажной  российской милиции! Но все равно, этого очень мало.
Знаешь, что я придумал? Приду к его бывшей, я расскажу все, и мы поговорим. О нем, о том, какой он, как он спит, ест, ходит, кем трудился, что умеет, как трахается, наконец. Может, она  — обиженная недавним разводом, со зла, вывалит мне всю их семейную грязь, всю интимную правду  и нестиранное белье? Брошенные бабы злы и мстительны. Распишу, что он из-за моей жены с ней развелся — и попрет дерьмо. А если эта баба ничего — так и трахну. Вдов, ведь, утешают в постели. — Утешу. И сам, может статься, утешусь.
А потом открою моей жене глаза на него. Навру, но достоверно, — поверит. Развенчаю этот светлый образ, на хрен! Точно! Хорошее решение. Зачем убивать? Обосрать его, падлу!
Не смотри на меня, Миша, так!
Я понимаю, — мерзость это и подлость, но что-то ведь делать надо? Мне себя надо спасать, семью свою. Потому что не жить мне без нее. Я ей ничего и не скажу, все прощу, нет — пусть она меня простит.  Ноги ей целовать буду, пусть еще сильнее вытирает их об меня. Пусть она даже бьет меня каждый день, пусть издевается и мучает. Все отдам ей — даже душу для нее зажарю, если попросит.  Пусть. Только бы не уходила, только бы осталась со мной!
Миша, только ты никому об этом, ладно? Неудобно перед людьми: я такой большой, крутой перец на вид и, вообще… Ну, не надо, ладно. Я же тебе, как другу. Ты все поймешь, я  знаю.
А если проболтаешься, я из тебя вот этим ножом все опилки выпущу!

***