Автобус  ЛиАЗ   № 22 отстаивался  на кольце у завода. Молодой,  щупленький водитель  Рома Перцев  ерзал  на сидении и курил в раскрытое окошко. Там зрела весна: потрескивали на ветках почки и чивкали обалдевшие от солнышка пичуги. Красивые девчонки, сверкая коленками, будоражили гормоны. Роман  жмурился котом и улыбался.  Не находя  удобной, соответствующей настроению позы, он взгромоздил ноги на торпеду,  и наконец-то, почувствовал  себя  вальяжным техасцем. Миг покоя и расслабухи. Кондуктор  Мария  Лощикова, рослая, мосластая баба неопределенного возраста, считала в салоне выручку, пришептывая губами от неимоверного умственного напряжения. Цифры  не сходились, а ей очень  хотелось понять, сколько она сегодня наварила, чтобы отделить  «кассу»  от  кармана.   Выяснить это не удалось — наглое солнце, похмелье и  неполных семь классов образования не позволили ей правильно вычесть и сложить. Плюнув от бессилия на пол,  Лощикова  вышла в открытую дверь за сигаретами.
На дороге показалась красавица  шестнадцати лет от роду в ярко-красной курточке и белоснежных полусапожках.  Рома, как истинный  техасец, просунул себя в окно, чтобы поприветствовать  богиню. Ботинки  его сползли с торпеды, пройдясь по клавишам закрывания дверей.  Сзади хрюкнуло, но  Перцеву было не до этого. Он  лихорадочно замахал девушке рукой. Та подняла руку  в ответ. «Куда спешите?»  Красавица, смеясь, показала куда-то вдаль. «А можно я с вами?». Но тщетно — она умчалась по  аллее. Парень еще долго смотрел ей вслед,  качая головой и причмокивая, затем с сожалением  вполз обратно.
Что-то  странно шипело. Обернувшись, Перцев обмер. Зажатое в створе дверей, словно в капкане,  огромное  лицо  кондукторши  было ужасно: злое, красное, с выпученными глазками и всклокоченной халой. Лицо что-то силилось сказать — что-то явно нецензурное, а получался лишь шип. Лощикова шевелила губами, сводя их трубочкой так, словно хотела  плюнуть в  Романа. Плюнуть ей не удавалось — шею давило новенькими прокладками.  Перцев бросился к пульту и от волнения  начал жать все кнопки подряд. Передняя дверь с шипением приоткрылась, голова  обессилевшей Марии, прилепившись к разогретой  резине,  въехала в салон.  В прострации,  Рома зачем-то вновь нажал на кнопку, и  двери опять сжались. Кондукторша, вдохнув немного воздуха,  поехала обратно и снова оказалась в мышеловке. Когда водила все-таки пришел в себя и открыл вход, та,  упав на карачки,  медленно заползла в салон. Роме стало отчетливо  ясно — сейчас  его будут бить.  Лощикова молча поднялась с колен и  кондукторской сумкой с мелочью наотмашь врезала обидчику в глаз. Спасаясь, он метнулся к раскрытому окну и попытался вылезти из автобуса вон.  Но Мария, проворно настигнув Перцева,   звезданула его по спине той же чугунной  сумкой и коленом  пнула по торчащему из окна  хилому заду.  Роман вывалился  с высоты, зацепился  башмаком  за кронштейн зеркала и повис. Злобная  Маша, обежав машину и увидев поверженного в прах врага, зловеще захохотала и занесла  руку с сумкой для  победного удара,  но неожиданно смягчилась, бросила свое оружие и стала вытаскивать парня из силка.
Через  минуту они уже сидели, обнявшись,  прямо на асфальте, а еще через пять — автобус пошел на последний круг. Под глазом у Ромы свирепел и наливался  багровый синяк, болела задница и лодыжка, Лощикова потирала  помятую шею, но оба были тихи и задумчивы.  Каждый думал о своем.

* * *