Однажды наш общий знакомый сказал про Кольку: «Он не алкаш, он бухарик». Да собственно, потому, что Коля был «бухариком» мы с ним и познакомились...
В тот вечер в больнице дежурил приятель моего мужа, доктор Рихард Вайс. Когда он позвонил и начал извиняться, я сразу поняла – у него опять русский пациент и требуется помощь с переводом. Так не хотелось выходить из дома на ночь глядя, но, ничего не поделаешь, надо. Я надела кроссовки и отправилась в больницу.
Маленький немецкий город уже затих, опустив плотные жалюзи на окнах, лишь протяжные удары часов на католическом соборе врезались в тишину.
Рихард облегчённо вздохнул, когда я появилась в реанимационном отделении.
– Спросите его, пожалуйста, что он ел, какой алкоголь он пил. И где именно у него болит, – сказал доктор.
На кушетке лежал бледный мужчина лет сорока, «в дым» пьяный.
– Как вас зовут? – спросила я.
– Коля, – с трудом ворочая языком, произнес он, – Чё, не понимают, что ли, не хрена?.. Тоже мне...
– Доктор спрашивает, что вы пили и где у вас болит, – сказала (?) я.
– Чё пил... а чё Виталька из Альди принес...
– И что Виталька из Альди принес? Водку? Пиво? Вино?
Коля молчал, скривившись от боли.
– Ну, крепкое это было? Сколько градусов? А цвет?
– Тридцать шесть! Белое, – сразу ответил Коля.
Рихард давил Колин живот, сыпал вопросами, я переводила. Разобравшись с пациентом, доктор проводил меня до выхода. «Дела у него неважные», – сказал Рихард. – «Алкоголь для него – яд, если не перестанет пить, то...» Он втянул щёки и скрестил на груди руки.
Через пару месяцев Коля вдруг явился ко мне домой. Я его не сразу узнала.
– Просьба одна есть... – грустно ухмыляясь, сказал он, – мне тут скоро идиотентест сдавать... С переводом поможешь?
– Идиотентест? Как это тебя угораздило? – Мы перешли на «ты» еще в больнице.
– Да... поехал тогда выпимши малость... – неохотно протянул он. – А эта коза как тормознет, я на ее машину как... ну... наехал, а она сразу –полицию... Права отобрали...
Я кивнула и спросила, где будет тест.
– В Дюссельдорфе, – сказал Коля и добавил: – Да тебе самой ехать не надо, Санька нас отвезёт. Это мой старший.
– Ты что, недавно в Германии? – спросила я.
– Да нет... Давненько. Лет двенадцать будет, – ответил он.
«И до сих пор двух слов по немецки сказать не может» – подумала я. Словно угадав мои мысли, он сказал:
– Не лезет мне в голову немецкий этот. Чё хошь делай. На курсы ходил – два года...
– Ты откуда?
– Под Павлодаром деревня одна есть, может слышала – Семёновка. Там сейчас пусто. Все в Германию уже переселились, – пробормотал Коля. – Я то сам русский, а Верка – из немцев. Вот, двинули все «на родину»... Отговаривал её – куда там!
Мы отметились в секретариате, заполнили какие-то формуляры и отправились к кабинету психолога. Своей очереди уже поджидали несколько человек – трое мужичков и одна молодая женщина. Мне сразу показалось, что все они – русские. Так и оказалось. Мы разговорились: друзья по несчастью быстро находят общий язык. Всех трех мужичков полиция выловила на дорогах в пьяном виде, а дама три раза подряд завалила экзамен по теории дорожного движения.
– Надо раскаиваться и признавать свою ошибку! И не спорить с психологом! – убеждал один из мужичков: он сдавал уже в третий раз и успел набраться опыта.
У молодой женщины глаза начали наполняться слезами.
– Вот! Правильно реагируешь! – воскликнул мужичок.
И тут Колю вызвали в кабинет. За столом сидел преисполненный чувства собственного достоинства психолог. Смерив Колю взглядом, он пригласил нас сесть.
– Вы, значит, с переводчицей. Так. Херр Зероф, 43 года. Гражданин Германии...
Я заметила, как психолог на мгновенье сжал губы и качнул головой.
– Экспертиза показала... О-о... Две целых и девятнадцать сотых промиллей... Не сумел затормозить на красный сигнал светофора, столкнувшись при этом с впередистоящим транспортным средством... – бормотал психолог, просматривая бумаги.
Психолог закончил читать и, вперив в Колю пристальный взгляд, сказал:
– Херр Зероф, а расскажите-ка нам все по порядку – что произошло в тот вечер, сколько вы выпили, а главное, почему вы потом сели за руль своего транспортного средства?
Я перевела, но Коля, словно все происходящее его не касалось, со скучающим видом смотрел в сторону. Я легонько ткнула его ногой под столом.
– Да на дне рождения у тещи... – начал он, – Не помню, что пил...
Я снова пнула его под столом – слишком длинную он взял паузу.
– Раскаиваюсь я! – брякнул Коля, и снова замолчал, считая свою речь законченой.
– Нет, вы нам скажите, о чем вы думали, когда, выпив алкоголь, сели за руль и поехали домой на машине. Почему вы это сделали? – громко сказал психолог, недовольный лаконичной речью Коли.
– Ну... – начал Коля, после очередного пинка под столом. И опять замолчал.
– Хорошо, – вздохнув, начал психолог. – Вот, хотя это очень приблизительная оценка и зависит от физиологического состояния организма, но, в среднем, выпив одну 0,33-литровую бутылку пива, среднестатистический человек имеет ноль целых одну десятую промиллей алкоголя в крови. У вас было установлено 2,19 промиллей. Значит, в пересчете на пиво, надо выпить 22 бутылки пива... – спохватившись, что рассчет выглядит нереально и щуплый Коля навряд ли способен выпить два ящика пива за вечер, психолог тут же поправился: – А вы пили, наверняка, крепкие напитки...
Психолог замолчал, пытаясь, видимо, пересчитать 22 бутылки пива на эквивалентное количество бутылок крепких напитков. Потом, не сказав результатов, продолжил:
– И, выпив так много алкоголя, вы, ощущая опьянение, пошли к своей машине и сели в нее... Было ли вам ясно, что вы не сможете управлять транспортным средством?
Я перевела, и Коля, словно вдруг проснувшись, громко заявил:
– Чой-то я не мог-то? Еще как мог! И доехал бы себе спокойно, если бы эта баба вдруг так резко не встала!
Перевести такое заявление дословно значило бы тут же с треском провалить идиотентест.
– Ему показалось, что он может управлять машиной и, поскольку ехать было недалеко... а ехавшая перед ним машина резко остановилась... – пытаясь не слишком отклоняться от текста, но при этом представить ситуацию по-другому, начала я.
– Ехавшая перед ним машина «резко остановилась» на красный сигнал светофора, который он, скорее всего не заметил, иначе бы тоже остановился. – ехидно заметил психолог. Он, кажется, заподозрил в моем переводе отсебятину. – Значит он, когда пьет алкоголь, считает, что все равно может управлять машиной? – прямо спросил он.
Я перевела, наступая Коле на ногу под столом. Но он уверенно кивнул головой. Тут уж переводить было нечего.
Психолог, выдержав многозначительную паузу, объявил: поскольку херр Зеров представляет собой смертельную угрозу для людей, водительских прав ему возвращать не следует. И добавил небрежно, что и сам херр Зеров, сидя за рулём, также подвергается смертельной опасности.
– Ну что ты вылез со своим «могу!» – с досадой сказала я, когда мы вышли на улицу. Коля не ответил. Мне показалось, что он не очень-то и расстроен. «Санька куда-то делся...» – только пробормотал он. Мы уселись на скамейку возле здания – подождать Саньку; из окон доносились приглушённые звуки работающего принтера.
– Слышишь? – оживился Коля. – Сверчок!
– Какой сверчок? – не поняла я.
– Вон, будто сверчок шумит... – он мотнул головой в сторону окон. – У нас в доме, ну, в Семёновке-то, тоже сверчок жил. Как вечер – скырр, скырр. И котяра у нас ещё был. О какой!
Коля показал размеры кота – так рыбаки хвастаются своим уловом.
– А котяра-то был – ишь ты! – с вызовом воскликнул Коля, словно я пыталась с ним спорить.
«Armes Schwein, – сказал мой муж, услышав историю о том, как Коля провалил тест. В дословном переводе «Armes Schwein“ значит – «бедная свинья». Ничего обидного в этом выражении нет и означает оно «бедолага», а не какое-нибудь «напился как свинья». Подивившись слегка реакции мужа, принявшего сторону Коли, я сказала – работу ему теперь навряд-ли удастся найти. Муж подумал недолго и сказал, что в гараже пора красить стены: вот пусть Коля немного подработает. Семь евро в час.
На другой день я купила два вёдрышка краски, кисти, пластиковую пленку. Я подумала – не буду звонить Коле, да и номера всё равно не знаю, а просто зайду. Он говорил, что живёт в шестиэтажном доме для «аусзидлеров» – переселенцев из бывшего Советского Союза. Это был самый высокий дом в нашем городе.
У одного из подъездов на корточках сидели трое мужчин в спортивных штанах с лампасами. У каждого в руке было бутылка пива. Я спросила, где живёт Коля Серов.
– А его дома нет! – ответил один из этой троицы . – Сейчас только выскочил как псих и побёг...
– Верка, наверное, опять ему вставила! – изрёк второй.
Все трое загоготали.
– Так Вера дома? – спрасила я. – В какой она квартире?
– Шестой этаж и налево! – хором ответили они, взмахнув бутылками вверх.
Поднявшись в тесном и зловонном лифте на последний этаж, я позвонила в дверь. Открыла некрасивая женщина средних лет. Я её узнала – она работала уборщицей в супермаркете.
– Семь евро в час? Нормально! – сказала Вера, услышав предложение потрудиться в нашем гараже. – Наконец-то жопу от своей табуретки оторвёт! Ведь сидит весь день на балконе, вон, подстилку до дыр протёр! А я путцаю по восемь часов в день!
Она сказала «путцаю» (?); этим коротким словцом наши давно уже заменили русские глаголы «убираю», «мою», «чищу»...
– А это зачем? – спросил Коля, показывая на пленку. Мы оба стояли в нашем гараже.
– Это пленка, её надо расстелить, чтобы не испачкать пол краской, –ответила я. – Ты ведь умеешь стены красить?
– А чё там не уметь? – ответил он.
– Ну давай, действуй! Я пошла.
– Постой! – глядя в сторону, сказал Коля. – Просьба у меня...Мне бы аванс маленько... Продуктов надо купить...
Я дала ему десятку и ушла. Через насколько часов заглянула в гараж – посмотреть, как продвигается работа. Маляра моего там не было. Пол-стены он покрасил, заодно обильно закапав краской пол – никакой пленки на нём не было. Ведерко с утонувшим в краске валиком стояло посреди гаража. Разозлившись, я схватила пленку и расстелила её, чтобы он не перемазал весь пол. Часа через три снова наведалась в гараж. Было видно, что Коля так и не появился. Зазвонил мобильник.
– Ох, зачем же ты ему денег-то дала! – запричитала Вера.
– Он сказал – продуктов купить...
– Продуктов! – фыркнула она. – Он только один продукт и может покупать! Еле домой приполз, гад. Протрезвеет – убью сволочь!
На другой день Вера снова позвонила: Колю увезли в больницу.
– Что, надо идти переводить? – спросила я.
– Не надо – врачи и так знают, – ответила Вера. – Не в первый раз уже. Я только сказать хотела – не придет он гараж красить. Идиот...
Пару месяцев спустя, Восьмого марта, мы сидели за столом, ели салат оливье и пили водку.
– А мне всё-таки жалко Кольку! – вдруг сказала Роза, моя давняя знакомая. – Такая глупая смерть.
– Какого Кольку? – спросила я невпопад. Мне вдруг вспомнился Рихард со скрещенными на груди руками и втянутыми щеками.
– Серова Кольку. Да ты что, не знаешь? – вмешался Розин муж. – А, да, вы же в отпуске были...
– Глупая смерть? – спросила я. – Отчего ж это он умер?
– Да говорят, пьяный был, залез на табуретку на балконе и свалился вниз. Шестой этаж, а внизу – асфальт. – Роза покачала головой.
– Ничего он не свалился! – вмешался Розин муж. – Он прыгнул. Сам.
– Что это он идиот, что-ли, прыгать! – возразила Роза. – Говорят, он с балкона пописать хотел и на табуретку влез, ну и равновесие потерял... Пьяный был... Он как напьётся, злой становиться, орать начинает, немцев всех матом крыть...
За столом повисло молчание.
– А ты его откуда знаешь? – спросил Розин муж.
– Я с ним ходила, когда он идиотентест сдавал, – ответила я. – Да. Тест на идиота.
– Сдал? – спросила Роза.
– Я знаю. Не сдал. – ответил за меня Розин муж.
Мы разлили водку по стаканчикам и, не чокаясь, выпили.
|