Выбросить всё к чертям собачьим. Не дом, а помойка. Все только и делают, что притаскивают какие-то вещи, а потом бросают где попало. Ничего найти нельзя.

Всего-то три человека живут, из них только один ребёнок, а посмотришь вокруг – словно сто штук детей тут обитает, везде игрушки валяются, книжки с картинками, воздушные шарики... Скоро повернуться негде будет. Весь день только и занимаюсь, что порядок навожу. Хватит с меня.

Выбросить. Хотя бы половину – зачем ребёнку такая куча игрушек. Тем более она не совсем уж и ребёнок. Оставить только самые любимые, на память. Штук пять.

Час кружения по дому и вот на ковре в гостиной - курган из мягких игрушек. Дома никого нет – хорошо, никто не будет ныть – жалко, давай оставим... Принесла три бельевых корзины – одна маленькая – для тех, кого оставить, и две огромных – этих отдать или просто выбросить.

Вот пегий пёс по имени Генрих. Свёкр подарил. Он любит собак, почти все игрушки, которые он моей дочке подарил – собаки. Ритуал дарения всегда один и тот же: он прячет игрушку за спиной, сутулится и, странно скрючившись, бочком подходит к внучке. И замирает, наслаждаясь моментом. Лысина розовеет, глаза блестят от радости – в предвкушении сюрприза, будто подарок сейчас получит он сам... И, наконец, протягивает игрушку.

– Это Генрих! - говорит он моей дочке. – Я его встретил по дороге к тебе. Возьмёшь его к себе жить?

Мне вдруг стало жалко выкидывать бедного Генриха на улицу. Если бы не он, я бы никогда не узнала, что этот насупленный ворчливый старик умеет по-детски улыбаться и корчить смешные рожи... И Генрих отправляется в маленькую корзину.

А вот рыжая лиса Труди. Я сама её купила дочке на день рождения – пять лет - и мы взяли Труди в отпуск на Тенерифу. За две недели лиса от постоянного таскания по пляжам превратилась из рыжей в черно-бурую. Ехали в аэропорт, дочка забыла в игрушку в такси. Хватились поздно, когда такси уже уехало.

Всю дорогу в самолёте ребёнок молча страдал. Муж сказал – подумаешь, купим тебе такую же, когда домой вернёмся. Глупость сказал. Такую же купить невозможно. И мы пообещали позвонить в бюро находок – может быть, таксист нашёл игрушку, и тогда Труди пришлют по почте. Муж честно пытался дозвониться в бюро находок на Тенерифе, а когда дочка в трёхсотый, наверное, раз спросила, нашлась ли Труди, он купил такую же лису в магазине игрушек. Она была новая, чистая, и, чтобы дочка не заметила подмены, долго тёр лису мордой об асфальт, посыпал землёй и топтал. Велика была радость ребёнка, когда муж небрежно сказал – там какая-то посылка из Тенерифы сегодня пришла...

Труди отправляется в маленькую корзинку. Пускай живёт в нашем доме.

Плюшевая лошадь. Одна из маленького табуна себе подобных. У неё близко посаженные глаза и широчайшая улыбка. На редкость идиотская. Как у того, кто её подарил. Так же, как собаки похожи на своих хозяев, так и игрушки напоминают чем-то тех, кто их подарил... Петер, школьный друг мужа, размазня и неудачник. Однажды мы с мужем заехали нему на минутку домой.

– Великий предприниматель в подвале, – сказала его жена, нервно засмеявшись. – Он у нас опять новое дело начал! Хотите на «товар» посмотреть?

В подвальной комнате, среди громоздившихся до потолка коробок, стоял Петер. Огромный, как ставший на задние лапы медведь, он вскрывал картонки и сортировал «товар». Это были плюшевые игрушки – разнокалиберные и разноцветные лошади, все как одна с близко посаженными глазами и дурацкими улыбками.

– Он собирается вот это, - прошептала жена мне на ухо, – продавать в своём интернет магазине. Хотела бы я посмотреть на тех дураков, которые такую гадость купят.

– Почему гадость? – Петер услышал шепот жены. – Посмотри, какие они смешные!

Она молча усмехнулась и покачала головой.

Когда мы уже отъезжали от дома Петера, он выскочил нам навстречу с целой охапкой плюшевых лошадей.

– Возьмите ребёнку! Скорее, чтоб жена не увидела: не любит, когда я товар раздариваю!

– Зачем так много, Петер! – сказала я, но он высыпал игрушки на заднее сиденье машины и пробормотал: – Берите, берите, я ведь их всё равно не продам, а ребёнок порадуется...

Через неделю Петера нашли мёртвым в подвальной комнате, среди улыбающихся плюшевых лошадей. Он умер от остановки сердца – так писала местная газета. Но в городе ходили слухи, что «великий предприниматель» повесился, осознав вдруг невозможность решения своих финансовых проблем.

Улыбающаяся лошадь летит в маленькую корзинку. Не могу её выбросить – она напоминает мне бедолагу Петера...

Плюшевый мишка, коричневый, с блестящими глазками. Скучный, как жизнь тётушки Амалии - старой девы, замкнутой, нелюдимой. Умерла в прошлом году. Уникальная жизнь, неправдоподобно бедная событиями – как только она смогла так прожить – без друзей, без семьи, даже без зверюшки в доме. Наверное, эта игрушка – первая и последняя, которую тётка Амалия когда-нибудь покупала. Её подарок я не могу выбросить...

Ушастый Микки-маус. Его прислала моя лучшая подруга, она уже несколько лет, как навсегда перебралась в Америку. О, нам есть о чём вспомнить...Хорошее было время. Но вот пьянящий ветер молодости стих, сменившись штилем респектабельной семейной жизни. Микки-Маус оказался прощальным подарком. Грустно.

Нет, так дело не пойдёт. За какую игрушку не возьмись – сразу оживает чей-то призрак, настойчиво напоминает о себе, и забытый кусочек жизни всплывает из глубин памяти.

А стоит ли цепляться за прошедшее? Сидеть перед грудой старья и грустить? Надо двигаться вперёд, не оглядываясь...

Я принесла пластиковые мешки для мусора и стала поспешно запихивать игрушки – все подряд, даже те, что были отложены в маленькую корзинку. Через пару минут уже ни одного плюшевого зверя не осталось в доме, лишь плотно утрамбованные и крепко перевязанные мешки стояли на ковре. С глаз долой!

Всё тащу в подвал, запихиваю в шкаф и закрываю дверцы. Пусть полежат, а когда-нибудь мы вместе с дочкой развяжем один из мешков, сядем у камина и я расскажу ей интересные истории про добрых людей, даривших ей плюшевых зверюшек....