Я иду в густом дыму. Благо-уха-ет - не хуже выгребной ямы. И мне очень хочется поскорей убраться отсюда. Нужно как-то отыскать проход в то место, где я смогу, наконец, остановиться, почувствовать себя спокойнее. Пытаюсь всмотреться влево и вправо - ничего не видно. Но я точно знаю, что ещё рано. Поэтому не тороплюсь покидать каменистую тропинку, боюсь, что снова её не найду. Саму тропинку я тоже не вижу, но знаю - она там, внизу, под моими ногами.

Дым густеет, становится трудно втягивать в себя воздух и выталкивать его обратно. Идти стало тяжело - будто по дну банки с вареньем ходишь, хорошо, что запах не усилился, даже ослаб немного.

Спросить бы кого про дорогу отсюда. Хотя бы того старика, вон он стоит впереди шагах в тридцати.

Ха, в этом дыму я руки вытянутой не вижу, а как же старик виден? И он послушно растворяется в дыму. Пытаюсь бежать в том направлении, но варенье из дыма всё густеет... Проходит целая вечность, прежде чем добираюсь до того места. Старика нет.

- Здравствуй! - раздаётся прямо за спиной.

Резко оборачиваюсь - вплотную ко мне стоит парень в жёлтой рубашке с синими погончиками. Его горячее дыхание здорово раздражает. Поспешно делаю шаг назад.

- З... здравствуй, - отвечаю.

Парень снова приближается вплотную и смотрит прямо в глаза.

- А где старик? - интересуюсь, неприязненно отворачивая голову.

Парень тут же делает шаг и снова оказывается лицом к лицу. А дыхание - как из фена! Не выдерживаю и прикрываюсь рукой.

- Старик-то? Старик-то здесь! - по-старчески проскрипело со стороны парня. - А вот ты теперича куды пойдёшь?

Убираю руку - да, тот самый старик. А держится от меня чуть подальше давешнего парня.

Да, интересно выходит, он спрашивает у меня то, что я хотел спросить у него. Перспективно.

А старик продолжает:

- Путь ищешь? А ты повоюй сначала, - и исчез за дымом. Донеслось оттуда только скрипучее: "Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!.."

Ну, как же так? Убежал. А я даже про дорогу не расспросил.

Ладно. Иду в направлении смолкшей песни, то и дело наклоняясь до земли, пытаясь найти свою дорожку. Земля напоминает линолеум, чуть вытертый, а мне нужна настоящая, каменная дорожка. Только сейчас осознаю, что пока старик-парень был рядом, дым не мешал мне двигаться. Запах теперь совсем пропал, но воздух так сгустился, что, наклоняясь к земле, я отрываюсь от неё ногами, и приходится ждать, пока снова не опущусь. И всё чаще первой касается земли голова. Зато, выпрямляясь, я глубоко вминаюсь ногами в линолеум. Это приносит приятное ощущение мести.

Дым уже потерял однородность, теперь в нём различаются мириады точек. Вот одна приближается к глазам, и я вижу мужчину, одетого, как ниндзя, но только в белое. Белый ниндзя без конца выполняет боевой приём, вроде круговой подсечки сидя. Названий приёмов я не знал, в голову приходит слово "тодес", очень уж походит на этот элемент фигурного катания, только на порядок быстрее. И весь дым теперь состоит из этих белых ниндзя, и все немедленно меня атакуют.

Они такие крохотные, что меня разбирает смех. Но замечаю, что смеюсь несколько принуждённо. Звук глухой, будто прошёл через слой ваты.

Но если мне эти ниндзя не страшны, то моей коже - даже очень! В панике она разворачивается и бросается наутёк. Ниндзя тут же переключаются на мышцы. Те тоже сбежали бы, но их держат кости. И я их понимаю! Иначе очередь дошла бы и до них. Я их понимаю, но простить не могу!

И мышцам приходится несладко. Не обученные боевым искусствам, да ещё удерживаемые костями они не могли дать отпор. Ниндзя же всё крутят свои тодесы. Я ускоряю шаг, каждому ведь ясно: если эти твари крутятся волчком, значит, от них можно убежать! И вижу, что кое-что изменилось. Дым, нет, уже туман потерял свою липкость и стал похож на машинное масло. Руки и ноги теперь двигаются очень легко, даже слишком, они теперь перемещаются так быстро, что я не успеваю уследить за ними. По очереди беру их под контроль и начинаю маршировать, постепенно увеличивая амплитуду. Довожу движения до уставной чёткости, и тогда в голове раздался скрип старика: "Прямо!.. Раз, два, три... Раз, два, три..." Выполняю команду, правда, ноги по этому маслу сильно буксуют, и я с каждым шагом продвигаюсь не больше, чем на сантиметр.

Ниндзя теперь не до меня. Они тоже маршируют, летая в тумане, и встречаясь друг с другом, отдают по уставу честь в движении.

По мере моего продвижения голос постепенно затихает, а ниндзя начинают поглядывать в мою сторону. Перехожу на бег, максимально ускоряюсь, скорость продвижение сразу утроилась. Ниндзя понемногу отстают. Живём!

А линолеумная земля всё больше набирает скользкости, я уже не в состоянии держать вертикаль и наклоняюсь в разные стороны, часто почти до земли, а потом тяжело, большим усилием воли возвращаюсь в вертикальное положение. Промучавшись так бог знает сколько времени, я всё же приноравливаюсь вовремя прилагать волевые усилия и держаться ровно. Обернувшись, вижу, что от ниндзя ушёл совсем недалеко. Пока я ловил вертикаль, они выросли до нормального размера и теперь, злобно поглядывая, опять крутят свои фигуры шагах в десяти.

Припускаюсь, как только могу, а сам думаю: "Проклятые твари, я в полуметре от себя в этом тумане ничего не вижу, а их - так пожалуйста!" Моя скорость всё снижается, почва совсем не даёт опоры, но я знаю - нельзя сдаваться! Дышу паровозом, стучу сердцем, как затвором АКМ при автоматической стрельбе, лужа от стекающего пота тоже комфорта не добавляет. А в глубине мозга плавает фраза: "Медлительная страна! У нас надо бежать изо всех сил, чтобы оставаться на месте, а хочешь куда-то попасть - беги вдвое быстрее". Напрягаюсь и бегу вдвое быстрее. "И кланяйся, пока думаешь над ответом, - несётся следом. - Это экономит время!" Ну, дудки! Работаю конечностями с той же быстротой. Нельзя сдаваться. Умру, но сдаваться нельзя! И...

...вылетаю из тумана на открытое плоское место под палящим солнцем в чёрном небе. Скольжу по линолеуму, изображающему песок. Скорость, на которой я сюда выскочил, неописуема. Деревья слева и справа от меня проносятся пулями и свистят так же. Их мельтешение убаюкивает. По мозговым извилинам ленивой мохнатой гусеницей ползёт мысль: "Ге-лий... сверхтекучий... квантовый... ге... лий... - гусеница двигается всё медленней, ей явно мешают волоски, растущие на глазах. - И... воз-дух... кван-то-вый... не... ду-ет... ду... ет..."

Но тут туманная смазка на сандалиях кончилась, и я лечу кувырком.

Подробностей кувырка не помню. Просто - стою посреди пустыни. Деревья слева и справа, оказывается, бутафорские, нарисованы на кусках картона, держащихся на подставках. И ветер тоже бутафорский - шумит, играет листьями на деревьях, но не обдувает меня. Жарко, хочется пить.

С ностальгией вспоминаю свой дом с восхитительным водопроводом, город, работу и даже козла-шефа.

- Ты чего это стоишь спиной ко мне? - раздаётся сзади вопль шефа. Кроме Козла, он ещё носит кличку Клаксон.

Разворачиваюсь рывком. Передо мной кабинет шефа с багровым шефом впридачу.

- И как ты смел появиться без униформы? - продолжает орать Клаксон. - Здесь кабинет или нудистский пляж? Я замдиректора или кто тебе тут? Где мой отчёт?

Опускаю глаза - точно! - кожа не просто сбежала, она и одежду прихватила. А я стою перед шефом, как анатомический экспонат. В дверь робко стучатся, потом её приоткрывают, в щель проскальзывает кожа и, не переставая смущёно кланяться, пробирается ко мне и занимает своё место. Замечаю, что она здорово потрёпана. В тех местах, где продырявлена, тут же ощущаю боль, из ран начинает течь кровь, заливая униформу. Шеф брезгливо стягивает кожу у рта, потом не выдерживает и отворачивается.

Я пользуюсь паузой и припоминаю контрольные цифры отчёта. Начинаю докладывать.

- Вздоррр! Бррред! Спагет-ти на ушах! - взрывается шеф. - Где письменный отчёт? Мне перед главным доклад... это... Где МОЙ отчёт!

Терпелив я, конечно, но не до такой степени! И потом, откуда в пустыне кабинет, откуда в пустыне Клаксон?

- Заткнись! - ору ему. - Замри!

Шеф застывает молчаливой статуей. Только глаза живут - следят за мной. Жирная морда замёрзла маской брезгливого презрения. Я с удовлетворением подхожу почти вплотную.

- А теперь учти, - объясняю ему со спокойной ненавистью. - Ты это не ты.

Статуя послушно перетекает в новую форму. Теперь на меня с восторженной влюблённостью смотрит практикантка из планового. Чего она во мне нашла? С трудом удерживаюсь от того, чтобы проверить, насколько затвердела эта статуэтка.

- И не ты.

Теперь на меня смотрит трёхголовая псина с выражением скуки, злобы и преданности на мордах слева направо. Впрочем, живут глаза только на злобной морде. Это меня просто взбесило.

- Тут вообще ничего нет! - и судорожно делаю вдох, почувствовав, что падаю. Падаю в кромешно чёрной пустоте. Падение всё продолжается и продолжается. Затошнило даже. Постепенно до меня доходит - никуда я не падаю, просто вишу, и никого, и ничего больше нет. Один только я. В невесомости, что естественно полностью подтверждает первый закон Ньютона.

- Дом бы сейчас, - некстати мечтаю я. Некстати, потому что мой девятиэтажный панельный дом тут же появился и, быстро вращаясь, двинул ко мне.

- Назад, назад, в пустыню! - ору во всю глотку, не помня себя от отчаяния.

И стала пустыня, я сижу посреди неё, а дом пробивает с приличным землетрясением линолеум и пропадает в дыре. Мне не хочется туда смотреть. Впрочем, дыра тут же затянулась новеньким блестящим покрытием.

Как же я обрадовался этой пустыне, этому солнцу, даже этой жаре. И небо, вроде, немного посинело.

Я поднялся и бодро зашагал по бутафорскому песку мимо нежно шелестящих бутафорских деревьев.

И куда-нибудь приду. Куда бы ты не пошёл, куда-нибудь непременно попадёшь, если никуда не сворачивать, как учил Чеширский Кот.

Главное - не сдаваться!