Его вызвали в суд. Обыкновенный российский районный мировой суд, где будет рассматриваться дело о его административном правонарушении. Мирить, значит,  будут. Хотя он ни с кем не ссорился, что бы мириться. Он просто доказывал, что не превышал скорость, когда ехал из деревни в город. Он просто ехал. И всё!

Жена сидела рядом, говорили ни о чём. Перед мостом на огромной скорости его несчастные «Жигули» обошёл такой же огромный, блестящий и чёрный, весь тонированный, как и жизнь хозяина, джип. Волна воздуха от пролетевшего мимо джипа слегка качнула старенькую «копейку».

- Живут же люди! – хотел он восхититься и машиной, и хозяином, но не тут-то было: откуда-то появившийся гаишник с радаром в руке чуть ли не бросился ему под колёса, требуя остановиться.

- Ой, отец! – испуганно воскликнула жена. – За что?

Она всегда пугалась, теряла самообладание при встрече с нестандартными ситуациями, хамством, гадостями, злодеями, старалась всем уступить дорогу, место. Это только с ним, мужем своим, она была сама кремень, гранит, истина в последней инстанции, носительница и хранительница жёсткого, тяжёлого и всегда правого каблука. А тут вдруг такая гадо… гаишник то есть, под колёса бросился, вот она и стушевалась, заволновалась, затряслась вся, мгновенно обвинив его, мужа, в нарушении правил. Ей было так привычней, легче, и он всегда прощал такую слабость жене.

- Просила же тебя, дурак старый, не гони, не лихачь! – успела ещё зашипеть на него, даже треснула по привычке по плечу, как уже рядом стоял сытенький, с лоснящимися щёчками, страж безопасности дорожного движения.

- Инспектор Гаи лейтенант Гооооооов, - представился милиционер, как-то странно скомкав, проокав  свою фамилию, что он не расслышал, а переспрашивать постеснялся. – Ваши документы, - на этот раз произнёс внятно.

Сказать, что он в тот момент волновался, будет правдой, но не полной. Лёгкое   волнение присутствовало всё же, но так, чуть-чуть, для встряски тонуса, не более того.

- Прошу, - протянул лейтенанту целлофановый одноразовый пакет, в котором у него заранее были сложены все документы на машину, включая и страховой полис.

- Почему нарушаем, гражданин Павлов Иван Никитич? – милиционер сунул ему в лицо экраном радара.

- О-о-го! – цифра в сто тридцать пять километров повергла его в шок. – Да… да… да  она с детства так не бегала, - жалко, заикаясь,  залепетал он. – Даже когда новой была.

Оказывается, он тоже, как и жена, тушевался перед разными твар… нет, перед несправедливостью. А он-то думал о себе ого-го! Странно.

- Не хорошо, гражданин. Уже в возрасте, а врёте.

Ему в тот момент и на самом деле стало нехорошо. Закололо что-то  в груди, но, слава Богу, так же быстро и отпустило.

- Как вы смеете меня обличать во лжи? – всё-таки пожизненный учитель русского языка и литературы – это уже не профессия, это диагноз. – Я не п-п-позволю!

- Рассчитываться будете на месте, или квитанцию выписать? – удивительно, но страж порядка не стал вступать в полемику, что несколько удивило и озадачило его. – Попрошу выйти из машины и пройти со мной, - потребовал милиционер.

Он где-то когда-то мельком читал, что водитель вправе не покидать машину в таких случаях, но выработанная, вышколенная, вдолбленная с младых ногтей  исполнительность буквально выкинула его из-за руля. Стыдно осознавать, но в его поведении в тот момент присутствовало и подобострастие, и имел место быть элемент угодливости. Это потом он проанализирует своё поведение, и покраснеет за себя.

А потом сидел в служебной милицейской машине, ждал, пока напишут протокол об административном правонарушении.

- Подпишитесь, - милиционер теперь уже сунул к носу Ивана Никитича казённый бланк. – По своей глупости будете потом бегать по почтам, отправлять штраф. А могли бы рассчитаться на месте, и на половину сэкономили бы денег.

- Но я не нарушал! – произнес тогда шёпотом, а хотелось кричать, орать благим матом, да так, что бы весь мир содрогнулся.

И опять что-то вступило в грудь, закололо. И снова быстренько исчезло, перестало.

Он держал в руках протокол, и по привычке стразу же нашёл кучу грамматических ошибок. «Грождонин», «привысил».

- Я не могу подписать такой горе-документ, - всё же в нём что-то взыграло. – Это ошибка, и здесь ошибки.

Откуда-то появилась решимость, принципиальность, хотелось спорить, защищать справедливость, исправить ошибки, и не только грамматические. Он был уверен, твёрдо уверен, что скорость джипа,  зафиксированная радаром,  была предъявлена ему, ехавшему  на стареньких «Жигулях», которые могут её развить разве что, если их спустить с горы, предварительно сильно подтолкнув.

- Это же абсурд, уважаемый! Это же очевидно, как божий день! – он ещё что-то лепетал жалкое в своё оправдание, но его уже не слушали.

Протокол не подписал, лейтенант остановил двух водителей, те подписались,  как свидетели его отказа ставить подпись.

Потом к нему в почтовый ящик пришли квитанция  и постановление об уплате штрафа в размере четырёхсот пятидесяти рублей за превышение скорости на сорок пять километров.

Жена всплакнула, но к казённой бумаге отнеслась трепетно, вручив ему деньги, пятьсот рублей одной купюрой, благо, вчера давали пенсию, не забыв лишний раз упрекнуть его в слюнтяйстве, и ещё в чём-то, о чём он забыл сразу же и без сожаления.

Забрав деньги и бумажки, направился прямиком в районную прокуратуру с единственной мыслью о торжестве справедливости.

И вот сейчас он ждал суда.

Но суд не начинался, хотя время, обозначенное в повестке,  уже давно истекло. Ни стульев, ни скамеек в коридоре здания районного суда не было,  и никто не предложил ему сесть, отдохнуть. Налитые от длительного стояния ноги превратились в некие колоды, которые уже не держали его плоть,  мучила жажда, угнетало состояния бесплодного ожидания.

- Скажите, - после длительных раздумий и сомнений  всё же обратился в канцелярию суда к молоденькой секретарше. – Почему меня, законопослушного гражданина наказывают пыткой в доме правосудия? Почему вовремя не начинается суд? Я устал. Я что, уже наказан?

Он не заметил, как в кабинет вошла ухоженная, холёная молодая женщина лет тридцати.

- Вы почему нарушаете порядок? Почему грубите? – он еще успел отметить, как не гармонирует внешний вид женщины с её словами и тоном, произносящим эти слова.

- П-простите, - в очередной раз залебезил он, и в очередной раз люто возненавидел себя.

- Ждите. Вас вызовут, - приказали ему, и он безропотно подчинился, с трудом переставил ноги-тумбы из канцелярии снова в коридор, и остался там стоять на них, ждать.  

Он не удивился, когда место судьи заняла та красивая, холёная и ухоженная женщина. Напротив, ему стало стыдно, неудобно за свой старенький, вылинявший, ещё преподавал в нём в школе уроки,  костюм; за те неудобства, что он причиняет такой элегантной даме своим жалким  иском к инспектору ГАИ; заставляет её заниматься таким ничтожным человеком как он, отвлекает её от каких-то важных, неотложных дел. 

На стуле сбоку тут же в зале сидел тот же лейтенант, но уже без радара, с лёгкой, всепонимающей улыбкой на лице.

«Интересно, - думал старый учитель, разглядывая судью. – Если снять с неё мантию, надеть бальное платье, она смогла бы быть королевой бала? Что бы дуэли из-за неё? – решил, что дуэли были бы непременно. Мужики падки на красивое».

- В иске отказать, - вынесла вердикт красивая судья.

Мир рухнул, полетел в тартарары, опять закололо пронзительной резкой болью в груди, но и снова отпустило. Заставил себя подняться, пойти, на ходу соображая, решая неразрешимую для него задачу.

«Могут или нет гармонировать, сочетаться красота и несправедливость? Если да, то можно ли жить в таком несовершенном мире?», - додумать не успел, как его нагнал тот самый инспектор.

-Тебе говорили платить сразу, ты не захотел, - довольная улыбка всё так же висела на лоснящемся лице. – Дураков учат. В другой раз будешь умнее.

Он не ожидал от себя такой прыти. Не размахиваясь, сильно  нанёс удар кулаком снизу в подбородок лейтенанту. Тот мешком рухнул на крашеный пол коридора в здании правосудия.

- Хорошо! – вытянув руки под наручники, довольно улыбался Иван Никитич. – Хорошо!