Она

Поезд, повизгивая тормозными буксами, медленно приближается к перрону. За окном слякотно от падающего мокрого снега. Наконец состав останавливается, дергается и замирает. Как бы нехотя, лениво, открываются двери, выпуская проводников. За их спинами, моментально озябнув от морозного уличного воздуха, толпятся сходящие на этой станции. Среди них и я.

Прислушиваюсь к себе. Сердце колотится как после стометровки, которую хотелось пробежать лучше девчонок-одноклассниц. Волнуюсь жутко. Руки, несмотря на теплое нутро вагона, лягушачье-холодные. Коленки противно дрожат. Перекладываю дорожную сумку из одной руки в другую. А может, не выходить? Дурочка, о чем ты? Ты ведь хочешь увидеть его, узнать, прикоснуться. Ну, давай, выходи и улыбнись. Он ведь тоже наверняка волнуется не меньше твоего.

На платформе, среди редких утренних пассажиров, встречающих и юрких в любое время суток вездесущих носильщиков стоит тот, к кому я приехала. Я сразу его узнаю. Интеллигентное лицо, умные глаза с темными кругами, ищущий взгляд. В руках, судя по очертаниям, завернутый в бумагу букет. Кого он ожидает увидеть? Судьбу? Женщину своей мечты? А вдруг я для него лишь очередное увлечение?

Как пристально и явно волнуясь, провожает взглядом двери каждого вагона. Вот это очень странно. И почему он смотрит не в ту сторону и направляется к другому вагону? Перепутал? Забыл? Неужели?.. Глупости, не может быть! И все же нужно проверить, посмотреть на его реакцию. А что если спрятаться вон за тот плакат? Выйти из вагона и встать за ним.

Наконец, набравшись храбрости, выхожу. Рекламный щит как раз напротив. Не заметил, удалось. Поезд тронулся, постепенно набирая ход. Платформа опустела. Зря я это затеяла, тут холодно выжидать. Вечно эти мои подозрительность и авантюрность.

Он совсем сник, понуро направился к зданию вокзала. На ходу вертит головой по сторонам в поисках урны – цветы в руках теперь ни к чему.

Ничего, ничего, в следующий раз ответственней будет.

Жалко его…

О, как резво зашагал, будто решение принял. Пора догонять, а то перспектива остаться одной в чужом городе не из приятных.

Он

Бодрый, несмотря на ранний час, голос вокзального диктора объявил о прибытии поезда. Я вышел на почти безлюдный перрон, если не считать нескольких встречающих да носильщиков, появившихся со своими грохочущими тележками. От падающего мокрого снега слякотно и зябко.

Состав медленно продвигается вдоль платформы, тормозит и, наконец, останавливается. Двери вагонов открываются, выпуская проводников. За ними, ежась от холода, суетливо толкаясь, появляются редкие пассажиры. Так, вон, по-моему, тот вагон ее. Хотя… Тот номер или нет? Чертова забывчивость! Записал на бумажке и благополучно потерял. Ладно, выйдет на перрон, увижу, узнаю.

Прислушиваюсь к себе. Со вчерашнего вечера не отпускало неприятное, липкое чувство. От одного только воспоминания становилось тревожно, пакостно на душе. Как будто что-то украл и вот-вот все узнают об этом. Зачем я пошел с ней?

Как бы всё вернуть? Уже не вернешь.

Черт, выпивка всегда играет со мной злую шутку, словно черт начинает мной руководить. По-трезвому даже мысли об этом не было. Была, была. Не обманывай себя. Но я же понимал, что послезавтра приезжает моя любимая женщина. Потому и обхаживал эту, почти чужую тебе молодку? Игра, говоришь? А когда это начинается не с игры? Знал, что ретивое в тебе играет, говорил ведь себе, не распаляйся. Но я никак не думал, что вот так, вдруг, согласится, в шутку же начиналось. А потом уже нужно было соответствовать. Всё думал – пока пофлиртую, а там – приедет любимая, и все само собой пройдет.

Ага, после такого напора, такого самца. Барашек невинный… Даже полнокровного удовлетворения не получил, все скомкал. Разрядился, называется. Пить меньше нужно. Сколько раз говорил себе: пей, но контролируй себя. Да ладно, все умны задним числом. А как мне сейчас быть? Она вот-вот появится. Смущенная, будет улыбаться, радостной искренней встречи ожидать…

Нет. Ну надо же так влипнуть, как ей в глаза смотреть? Прочтет же, поймет: что-то во мне не так. Провалиться бы сквозь землю, в угол забиться. Столько времени потратить… Сколько было надежд, радости от встречи ждал. И всё псу под хвост.

Так не пойдет. Всё в свое время встанет на свое место. Ее тебе нельзя разочаровывать – нож в спину. Соберись, где твоя ирония, придурок?

Отрывочных мыслей в голове как звуков во время настройки симфонического оркестра. Мелодии возникают, пропадают, начинаются с середины музыкальных фраз. Все инструменты вразнобой и одновременно, разом. Полная какофония. Но вот одна фраза звучит громче всех – это труба. К ней постепенно присоединяются другие инструменты. Звучание всё стройней, слаженней. Мелодия становится узнаваемой, грозной.

Проводники вскакивают на подножки вагонов, двери закрываются, поезд отъезжает, и перрон становится безлюдным. Падающий снег, влажный холодный ветер и темнота еще не проснувшегося утра.

«Не приехала...» – звучит визгливо кларнет.
Нервно озираюсь по сторонам. Нет, показалось, бомж.
«Не приехала... не приехала... не при е х…»
Направляюсь медленно к зданию вокзала.
Не приехала. Что-то не то, но почему? А может, так лучше?
И этот чертов букет в руках. Куда бы выбросить?
Пытаюсь открыть большую тяжелую дверь.
«Молодой человек! Вы кого-то потеряли?»
Что еще там?
Резко оборачиваюсь.
«Дзынь» – в голове что-то резко переключилось.
Она?
Она!

Она

Догоняю. Тихонько трогаю за плечо: «Молодой человек! Вы кого-то потеряли?»

Он резко оборачивается. На лице смешалось всё – смятение, удивление, радость…

Привстав на носочки, касаюсь его мокрой щеки неловким поцелуем. Он, огорошенный, все еще не веря в реальность происходящего, смотрит на меня. Я – на него. Какое благородное лицо. Губы красивой формы. Большие сильные руки. И глаза, глаза… Как пристально, пытливо и долго, пробивая брешь в слабеющей от взгляда обороне, смотрит…

Хорош, не ожидала.

Отчего-то не могу избавиться от ощущения, что всё это уже происходило со мной. Вокзал, темный перрон, мужчина, встречающий меня. И волнение то же, и дрожь в коленях. А надежд сколько было тогда… Казалось, что он – уж точно моя судьба. Еще бы, наша переписка, разговоры по телефону, когда он возбуждался от одного моего голоса, распалили нас дальше некуда. Надо было увидеться, чтобы соединиться навсегда или расстаться.

Какая я была дура! Я видела лишь то, что мне хотелось видеть. «Ах, какой умный, интеллигентный, биофизик к тому же…» Ну, последнее для меня вообще было равнозначно владению в совершенстве китайской грамотой.

Да, не дурак, конечно. Умел себя подать, увлечь умными рассуждениями. Я же слушала его с раскрытым ртом, любознательная из журнала «Хочу всё знать». Теперь, задним умом, понимаю, что было в нем больше холодной рассудочности, точного психологического расчета. Уж что-что, а слабости женской натуры были ему хорошо известны. Да и несложно это было со мной просчитать – никакой хитрости, вся как на ладони, раскрывай и читай. Даже скрыть не могла, как хотелось мне cемьи, покоя, тихих уютных вечеров… Наивная, мечтала, что ему так же одиноко и так же хочется родного человека рядом.

И ведь как играл! Заботливый, нежный, любую прихоть, любое желание мое предугадывал, баловал. Сексом занимались до изнеможения. Ужины вместе готовили. Идиллия…

Дни до отъезда пролетели как один.

А потом… Словно душем ледяным холодный, жесткий ответ на мое восторженное письмо после возвращения. И куда что девалось: мягкость, ласковость, велеречивость. Всё вмиг испарилось. Даже теперь, через столько лет, холодные мурашки, как вспомню тот «калькулятор с писькой», как его назвала потом моя подруга.

Вот и сюда ехать решилась после долгих сомнений: повторения той давней истории не хотелось даже в приближенном виде.

Он

Мысли, как вспышки молний.

Ну, улыбайся, поздно самобичеванием заниматься, легче, радостней, она тебе рада, и ты ей рад. Вот так! Ты действительно рад. Забудь, всё после. Посмотри прямо в глаза. Вот так, хорошо. Всё твое поведение как замешательство, смущение воспримется, кретин. Возьми покрепче в руки ее голову, целуй, не стесняйся, как следует целуй, ты же искренен. Отстранись, долго в глаза смотри… Да, цветы, цветы подари – они у тебя всё еще в руке.

Милая, знала бы, сколько я передумал, ожидая тебя. Неужели ты все-таки приехала?

Вот и свершилось.

Ты лучше, чем я мог нафантазировать.

– Давай сумку, а этот букет тебе. Как и заказывала, хризантемы.

Ты просто прелесть, дай еще раз посмотрю на тебя. Нет, с тобой сравнивать нельзя никого.

– Как ты молодо выглядишь!

– Ты преувеличиваешь, далеко я не молод. Буду на людях разыгрывать роль твоего папы, хорошо?

Она

– Ну, здравствуй, милый! Вот я и приехала.

Вручил, наконец, цветы. Улыбаюсь: еще чуть-чуть, и они бы достались урне.

– Неужели ты все-таки приехала?

Покатал по предутреннему городу, показал церкви, еще какие-то достопримечательности. Потом привез домой. Выпили чаю. И тот же взгляд – пытливый, смущающий.
Поехали на рынок, накупили всего – мяса, фруктов, орехов… Он помнил всё, что мне нравится. Было приятно. Потом еще заглянули в магазин – люблю мартини. И вперед, в деревню.
Дорога с милыми названиями деревень, просторы.

Маленький домик у дороги встретил нас дымящейся трубой. Соседка, которую он попросил протопить печь к нашему приезду, сдала пост. На столе яблоки из его сада. В комнате коряги, висящие на стенах и потолке. Оригинально. Стол, креслице, диванчик. И кровать, на которую взгляд бросила незаметный, слегка смутившись от ее размеров.

Посидели за столом, попробовав по капельке все его настойки и ликеры. Всё необыкновенно вкусное.

Разговор, взгляды глаза в глаза все смелее...

Он

«– Неужели ты все-таки приехала…»

Да уж, ничего глупее не нашел сказать. А ведь сколько раз прокручивал в голове, представлял, как увижу ее, как обниму, поцелую, чтобы почувствовать, что она – не мираж. И так опростоволоситься…

Но какая высокая, стройная и совсем молодая. Не ожидал! И как смущается, краснеет как девчонка. Взяла в руки цветы, развернула, спрятала в них свои глаза – с милым разрезом, немного лукавые, озорные, со смешинкой.

Покатал по городу, пытаясь успокоиться. Показывал ей местные достопримечательности, такие провинциальные и обшарпанные. Но ей, как ни странно, город понравился. Она сидела мышкой на переднем сиденье, а я привыкал к тому, что она рядом. К ее голосу с грудными нотками привыкал, к аромату ее духов, сиянью ее темных глаз…

Перекусили дома и – в путь, в деревенский домик. Для меня – сто раз езженая дорога, а ей всё в новинку. Названия деревень нашла звучными и красивыми. Надо же, а я никогда этого не замечал. Названия как названия. Просторы показались моей гостье необыкновенными: «Как много воздуха! Мне нравится!» А мне леса, деревьев всегда недоставало.

В доме, как вошли, всё осмотрел – так ли, всё ли в порядке. Попытался увидеть обстановку ее глазами. Комфорта, конечно, нет, но уютно вроде и даже оригинально – особенно коряги тут и там.

Оценила и коряги, и моей конструкции светильник на кухне, и другие мелочи.

Тут я в первый раз поцеловал ее по-настоящему. Тот мокрый от снега поцелуй на вокзале – не в счет. Какие мягкие губы, нежные. И медом пахнут. А вся она такая теплая, родная, желанная…

Они

Он проснулся. Потихоньку выбрался из-под одеяла, поглядел внимательно на любимую, заботливо подоткнул одеяло и пошел было на кухню. Но, обернувшись, еще раз окинул ее взглядом, заметил оголившиеся пятки и вернулся.

Осторожно присел на край широкой кровати.

Он смотрел на нее спящую.

Любимая, всю ночь лежавшая у него то на руке, то на груди, то прижимавшаяся своим теплым телом сзади, а то и вовсе где-то под мышкой, к утру заснула так – калачиком и отвернувшись к стене. Почему-то эта поза, обычная для маленьких детей, вызвала такую волну острой жалости, что он с трудом сдержался, чтобы не обнять ее тут же и никогда уже не отпускать.
Показалось, что в этот момент она отдалилась от него, ушла в какую-то свою, бывшую жизнь, где его еще не было. И он приревновал ее к этому прошлому, не хотел туда отпускать даже во сне.

Поколдовав над одеялом, склонился над любимой очень осторожно. Хотел провести рукой по нежному, чуть бледному во сне лицу, но побоялся разбудить и только пригладил волосы, вдохнув их аромат. Нехотя отошел.

В борьбе между желанием вернуться к спящей женщине, тепло которой только что ощущал, и желанием быть заботливым и нежным любовником победило последнее.

Решительно направился на кухню. Стараясь не шуметь, поставил греться чайник. Порывшись в холодильнике, выбрал в нем необходимое и стал готовить бутерброды, аккуратно расставляя их на подносе. На нем же появились яблоки, конфеты и еще всякая вкуснятина.

Отошел, посмотрел со стороны на свое творчество. Кажется, всё выглядело пристойно. Немного еще раз что-то подправив и переставив, внимательно прислушиваясь к звукам в комнате, на цыпочках вошел туда. Поставив поднос на стоящий рядом с кроватью стол, взглянул на ее лицо. Показалось, что веки у спящей подозрительно дрожат и сомкнуты неплотно. Нагнулся, и тут она неожиданно обняла его и ловко привлекла к себе: «Ага, попался!»

«Нет, это ты попалась», – сжав в своих больших ладонях ее голову, заглушил нежным поцелуем ее игривое возмущение. Шутливое сопротивление, удары кулачков по спине. Поцелуи с глаз, губ перешли на шею, за ухо. Опустились на грудь, покрыли темно-розовые соски. Он всё нежнее и ниже покрывал ее поцелуями, продолжая поглаживать волосы, ласкать плечи, грудь... Слышалось ее прерывистое, с легкими стонами, дыхание. Изредка по ее телу пробегала дрожь, как будто холодные брызги закипали, касаясь ее разгоряченного тела.

Они любили друг друга так страстно, словно это было в последний раз. Острое желание раствориться в другом, вобрав в себя до последней клеточки любимое существо, делало эту страсть ненасытной. Она изматывала их, лишала сил и дарила их снова. Им казалось, что мир вокруг неожиданным образом перестал существовать, исчез, испарился. Они ощущали себя спасшимися после кораблекрушения в жизненном океане, обретя свой остров. Остров надежды…

«Я люблю тебя!..» – выдохнули они одновременно и рассмеялись…