Сегодня необыкновенно морозно. Небо черно и пустынно, и только луна боязливо выставляет из непроглядной беззвездности светящийся бочок.

Вокруг очень тихо, город ещё спит, но когда окна лениво зевнут приглушенным светом, я буду уже почти не один. А пока неторопливо любуюсь ночной работой неведомого уличного декоратора.

Деревья и кусты словно облили клеем и густо посыпали мелко истолченным фарфором. Под предрассветными фонарями нарядно искрятся сугробы, и струящаяся между ними дорожка будто ведет не к автобусной остановке, а прочь из наскучившей реальности - в удивительно притягательный мир, у которого даже названия не существует. Кажется, он так близко, только поверни вон за тот покрытый тонкой ледяной побелкой магазинчик с бытовой утварью, но я знаю, что это обман. Чудес, по крайней мере для меня, уже не будет. Просто в город, тонущий по вечерам в нарядном блеске иллюминации, придут новогодние каникулы, и кто-то получит в награду несколько дней короткой передышки в учебе или работе. Ничего на самом деле интересного для человека, который… Впрочем, пока ваши окна темны, а головы не забиты будничной суетой, давайте-ка расскажу вам одну историю. Когда вы проснетесь, возможно, решите, что всего лишь увидели сон, и только я, наблюдая недовольство на невыспавшихся лицах, буду знать, что это не шалости вашего разгулявшегося воображения, а самая что ни на есть явь.

Как ни странно, эта история началась со смеха - звонкого женского смеха, разлившегося по моей совсем недавно проснувшейся в воскресное апрельское утро улице.

Я совершал привычный моцион. Погода была нехороша. Заболоченный раскисшей снежной массой тротуар обещал вымочить мои старые, как и их хозяин, сапоги по самые щиколотки. Набухшая серая плесень неба грозила то ли обрушиться на землю колючим ливнем, то ли исхлестать её сырым тяжелым снегом. Меня окружала тишина, нарушаемая лишь свистом пронизывающего ветра.

Однако погода не смущала ничуть: в ежедневном преодолении её капризов я видел залог того, чтобы, несмотря на возраст, поддерживать здоровье на должном уровне. Тем более что и позаботиться обо мне особо некому. Нет, у меня есть сын - высоченный мужик, недавно отметивший сорокалетие, вот только проскрипеть ему в трубку, дескать, сынок, привези папе капель от насморка и горячего бульона в термосе, не могу: уже давненько живем в разных городах.

Вы спрашиваете, где моя жена? Умерла. Нет, не так. Десять лет как исчезла из моей жизни, оставив вместо себя гнетущую тишину. Я не потерял слух, не воспримите, пожалуйста, мои слова буквально. Это мир оглох и онемел - по отношению к моим маленьким, но таким необходимым каждодневным нуждам - быть выслушанным и принятым со всеми своими капризами, прихотями и потребностями.

На меня никто больше не ворчал, если я по невнимательности принимался разделывать мясо на хлебной доске, и за немытую уличную обувь, в которой шлепал по всему коридору, меня не награждали ни словом упрека. И однажды я отчетливо… не понял даже, а ощутил, что уже никогда не обрадуюсь похвале за ерунду вроде свежезаваренного чая и не с кем будет окунуться в самые сокровенные воспоминания. Тишина обволокла меня, словно плотная полиэтиленовая пленка, и доносящиеся звуки казались лишенными привычной громкости и четкости. Вежливое соседское «здравствуйте», обмен приятельскими любезностями, лишенными глубинной нежности и участия, - вот что было уготовано мне после ухода Татьяны. Я различал слова, но не слышал самого главного - что бесконечно кому-то дорог.

В плотном коконе душевного беззвучья минули десять лет. Правда, кое-что я всё же смог приобрести - привычку быть внимательным к окружающему миру. Говорят, для человека одна из страшнейших потерь - расстаться со слухом. Ориентация в пространстве нарушается моментально. Откуда может подкрасться опасность, неизвестно, и приходится всё время быть настороже. Так и я напряженно и даже жадно стал присматриваться ко всему и всем, с кем приходилось сталкиваться, выходя на улицу. И дело отнюдь не в старческом любопытстве и безделии, в чем, знаю, меня упрекали более удачливые соседи. Я словно боялся пропустить что-то очень важное, что, возможно, могло лишить меня привычного спокойного уклада. И однажды то, чего я так опасался, произошло.

В то нахмуренное утро, прочавкав разваливающимися сапогами до конца родного квартала и из интересного отметив только припаркованный возле последнего дома грузовой автомобиль, я услышал за спиной жизнерадостный смех молодой женщины и невольно обернулся, чтобы увидеть ту, из чьих уст звонко излилось само счастье.

Улица была пуста, и лишь груженный мебелью и какими-то коробками грузовик недовольно ворчал, попыхивая сизым дымом.

Я хотел было продолжить свой путь, но тут - о чудо! - среди черных силуэтов деревьев мелькнуло нежно-зеленое пальто.

Мои ноги увязли в ледяной каше, но я и подумать не мог оторвать взгляд от неожиданной яркой красоты.

На фоне грязного снега, мутного неба и подтекающей штукатурки пятиэтажек свежераспустившимся листком порхал, подгоняемый порывами взбодрившегося ветра, стройный женский силуэт. Длинные каштановые кудри метались по плечам в такт легким быстрым движениям. Щеки розовели свежим румянцем, с лица не сходило выражение озабоченности, такой, какая обычно бывает у людей, в жизни которых наступают исключительно приятные перемены.

Женщина торопливо заглянула в утробу грузовика, а я подошел чуть ближе. У меня даже опасений не возникло, что незнакомка насторожится от моего пристального внимания. Ну кто станет всерьез воспринимать чудаковатого старика? Ну постоит, поглазеет. Кому от этого хуже?

В крайнем случае я решил сделать вид, будто что-то ищу в снежном месиве.

Нет, меня вовсе не интересовали вещи, но очень хотелось услышать голос женщины. Я точно проверить хотел, так ли она счастлива, какой мне представил её недавний смех.

- Вот эту коробку, пожалуйста, поосторожнее, - прощебетала незнакомка, - там стекло. Муж уже ждет, начинайте выносить.

Первым из автомобиля вылез наружу огромный платяной шкаф.

Женщина, оскальзываясь на снегу, отскочила в сторону, провожая грузчиков до самого подъезда внимательным взглядом.

Так-так-так, щелкнуло в голове, значит, к нам приехала пара. Молодожены? Вряд ли, судя по количеству привезенных вещей. Не успеть нажить столько за считанные недели.

Едва мужчины в форменных комбинезонах исчезли в черной глубине дома, как на улицу из того же подъезда пулей вылетел мальчуган лет девяти. Ярко-красная куртка была повязана плотным синим шарфом, из-под капюшона весело сверкали карие глаза.

- Сынок, подойди ко мне, не мешай разгружать вещи, - деловито скомандовала незнакомка.

Значит, у нас ещё и сын имеется?

У нас? Я невольно улыбнулся. Интересное обобщение. Или это не оговорка, а желание мимолетной причастности к чужому счастью?

На душе стало неожиданно празднично, словно я становился свидетелем чего-то очень радостного и даже многообещающего. Если бы я знал, если бы только знал… Однако, пожалуй, и в этом случае всё произошло бы по тому же сценарию.

А тогда лишь подумалось, что приехали новые жильцы, а значит, прекрасную соседку по улице и её бойкого симпатягу сына буду видеть хоть изредка.

Спрашиваете, с чего бы вдруг я молниеносно запал на особу моложе меня минимум вдвое? Прошу, не надо двусмысленностей. Я и помыслить не смел ни о чем таком. Что я, старый больной человек, мог ей предложить? Только молчаливое восхищение и трепетное внимание невидимки, тихо шаркающего мимо предмета обожания.

Конечно, я не был ей нужен, а вот она мне - очень. В то промозглое утро, поселив неподалеку от меня очаровательную женщину, судьба дарила мне роскошный подарок - возможность видеть молодую копию моей жены. Нет, я сейчас не о портретном сходстве. С Татьяной незнакомку удивительно роднили свежесть, легкость и кипучая энергия, которые я всё реже наблюдал в юных созданиях. К тому же у молодой женщины тоже был сын.

- Ну что, не замерзли здесь?

Высокий широкоплечий мужчина в фиолетовой куртке весело потрепал по плечу мальчугана, ласково улыбнулся незнакомке. Из-под низко надвинутой на брови шапки выбивались русые волосы.

- Пап, нам некогда мерзнуть! Мы грузовик охраняем! - бодро отрапортовал мальчик.

- Молодцы. Давай-ка помоги мне вон ту коробку перенести.

Мальчик поспешил вслед за отцом, подпрыгивая на бегу, будто предвкушая увлекательную игру.

«Совсем как мы когда-то».

Сердце больно сжалось от нахлынувшей тоски и нежности.

Я ещё не удостоверился в том, что, кроме сына, у пары больше не было детей, но одно понимал твердо: в лице этих людей я обретаю новую семью. Нет, я не собирался знакомиться и влезать в чужой уютный мирок, навязывая свое общество, но потихоньку любоваться симпатичными незнакомцами, напитываясь отблеском их счастья, - в этой радости отказать себе я не мог.

В то утро, приняв важное решение, я тихо удалился, никем, кажется, не замеченный и необычайно вдохновленный. Жизнь, ещё вчера обыденная и скучная, наполнялась новым смыслом.

Свой пост неподалеку от дома «моей» семьи я занял уже на следующее утро.

Едва стрелки часов остановились на половине восьмого, я торопливо покинул квартиру.

Возле нужного мне подъезда кипела привычная будничная активность.

Кто-то из жильцов разогревал автомобиль, кто-то тащил за руку полусонного малыша. Мимо, оглушая прохожих веселой перебранкой, прошагали четверо громкоголосых школьников.

Распахивающаяся дверь вновь и вновь выпускала очередную партию обитателей дома, и наконец на пороге зазеленело знакомое пальто.

Какая же она была красивая, моя…

- Оля, до вечера, - знакомый незнакомец, вышедший вслед за женой, обнял красавицу и поцеловал в щеку. - Игорек, хорошего тебе дня в новой школе.

Номер серого «Пежо», в который сел мужчина, запомнился на удивление легко.

Я тихо проследовал за очаровательной соседкой и её сыном.

Перед решетчатым ограждением, окружавшим учебное заведение, Оля быстрым движением поправила мальчику шарф и ободряюще улыбнулась.

Ещё мгновение - и Игорь слился с толпой галдящих подростков.

Как красиво она шла! Легко, изящно неся прямую спину. А я торопился, кляня проклятый артрит, старательно пытаясь сохранить на целый день эту чудесную картинку - нежно-зеленое пальто, стройные ноги, пышные волосы и мягкую улыбку, которую Оля дарила своим любимым людям. Нет, её улыбка совсем не походила на Татьянину, но нежность и доброта, струившиеся из глаз, были когда-то хорошо знакомы и мне.

Вскоре Оля пропала из виду, а я отправился домой, немного усталый от быстрой ходьбы, но очень довольный.

На следующий день меня разбил жестокий радикулит, и увидеться с симпатичными соседями удалось только в первую субботу мая.

Оля успела поменять пальто на бирюзовый плащ и немного загореть, Игорька пора было вести на стрижку, а муж соседки, к которому обращались не только «пап», но и «Володя», был озабочен размещением в автомобиле ещё одной молодой женщины с двумя маленькими карапузами.

Удивительное сходство мужчины с незнакомкой подсказало мне, что возле «Пежо» суетятся брат с сестрой.

Нет, я не стоял возле, раззявив рот. Я тихонечко прогуливался на солнышке и исподволь наблюдал. Я не причинял людям неудобства: на меня вообще не обращали внимания.

И тут произошло чудо.

Один из малышей уронил на асфальт игрушку, и потеря осталась незамеченной.

Я не мог упустить свой шанс и торопливо приблизился к резиновому зайцу.

Конечно, находку получила не Володина сестра.

По-мальчишески волнуясь, я протянул игрушку Оле.

Меня накрыло такой волной излившихся из карих глаз удивления, благодарности и тепла, что на миг захотелось, чтобы этот момент длился вечно.

Думаю, Оля забыла обо мне тут же, как только отвернулась к плачущему племяннику, а её «спасибо» звенело в моей голове целый день, словно отголосок того счастливого смеха.

Ещё через неделю я обнаружил, что у пары есть друзья постарше, через три поймал обрывок телефонного разговора Володи о семейной поездке в Испанию, а через полтора томился в ожидании встречи с отправившимися на отдых отпускниками.

Будете смеяться, но знакомые дружно принялись отмечать, что я удивительно посвежел, и замучали расспросами, уж не угораздило ли меня влюбиться.

Я и правда чувствовал себя помолодевшим - и всё благодаря тем переживаниям, которые стал испытывать, глядя на моих симпатичных соседей. Их отношения казались мне островком преданности, взаимопонимания, любви и доброй памяти о нашем с Татьяной прошлом. Глупо, конечно, и странно, но я так всё и ощущал. Видимо, старость сделала меня сентиментальным.

А потом… потом наступила осень. Нет, не так. Не наступила, а обрушилась, одним движением художника-виртуоза раскрасив улицы в огненные тона. Она была так хороша, эта сменщица лета, что я не мог загнать себя домой, наслаждаясь её роскошью. И вот однажды, забредя в будний полдень в центр города, я заметил на стоянке возле кафе знакомые номера.

Возле огромного окна сидели двое - Оля и незнакомый мужчина.

Их долгий поцелуй мгновенно стер с улиц яркие краски, а вокруг меня тучей изголодавшихся комаров зазвенела позабытая с апреля оглушительная тишина.

Вы не подумайте, пожалуйста, что я решил отомстить посторонней женщине за её измену мужу. Чужая жизнь - дело частное и ко мне никакого отношения не имеющее. И всё-таки не наказать напоминавшую Татьяну прелюбодейку я не мог. За то, что предала нашу с женой память, за то, что лгала о семейном счастье.

Несколько дней прошли в безуспешных попытках подкараулить Володю одного, но в итоге мне удалось задержать его после привычного прощания с женой и сыном.

Едва мужчина сел в автомобиль, я приблизился к «Пежо» и постучал по дверце.

- Привет!

Стекло опустилось.

- Простите, ошибся, - я старательно изобразил раскаяние за собственную оплошность. - Думал, вы мой знакомый.

- Ничего страшного.

Стекло медленно поползло вверх.

- Странно, машина та же и номер, - пробормотал я.

Стекло замерло.

- В смысле?

- Кажется, я понял.

- Что поняли?

- На этой машине ездит любимая женщина моего знакомого. А вы, наверное, Олин брат?

Если считаете, что я по-прежнему окружал семью пристальным вниманием, ошибаетесь. Мой интерес к этим людям пропал в тот осенний день, когда вместе с летним теплом меня покинуло ощущение чистоты и постоянства человеческих чувств. Правда, я не мог не заметить, как через некоторое время со стоянки пропал знакомый «Пежо», а плюющийся сизым дымом грузовик увез вместе с мебелью усталую женщину и ребенка.

…Знаете, сегодня так морозно, что будущий приход весны кажется невозможным. Может быть, потому, что я уверен: в моей жизни ничего особенного уже никогда не случится. Но порой, когда накатывает тоска по нескорому теплу и свежей листве, я ловлю себя на мысли, что среди апрельской стылости и грязи невольно буду ожидать, не промелькнет ли между голых деревьев нежно-зеленое пальто и не прольется ли звонким счастьем женский смех.

Прав я был или нет, разрушая чужой брак, мне неведомо, только события уходящего года почему-то всё чаще вспоминаются не как история измены, но словно прощальный подарок любви. А больше в моей жизни чуда уже не будет.