Сегодня всё происходит именно так, как было вчера, неделю назад и ещё несколько оставшихся в прошлом ночей.

Нежарко пригревает полуденное солнце. Густо посыпанная палой листвой почва мягко пружинит под моими ногами. Аромат ранней осени, медово-тягучий, с легкой горчинкой, щедро пропитал городской парк от самого входа и до того места, на котором я вот уже который раз наблюдаю одну и ту же картину. Это случается за небольшим искусственным прудом, где среди пышных берез и низеньких кустарников извивается вытоптанная сотнями ног тропинка.

Наверное, здесь должны разливаться нестройным хором птицы и шустрить по стволам юркие белки, но мне ни разу не попадались ни те, ни другие. Я вообще никого не встречал в осеннем парке, кроме двух людей, кажущихся уже настолько знакомыми, что, думается, подойди я к ним и поздоровайся, они ничуть не удивятся и, возможно, у нас завяжется непринужденная беседа. Но что-то останавливает меня всякий раз, когда вижу высокого мужчину чуть старше моего возраста, несущего на плечах кудрявого симпатягу лет четырех. Наверное, сына, предполагаю которую ночь, силясь разглядеть их внешнюю схожесть. Мужчину я не знаю вовсе, а ребенок кого-то смутно напоминает.

И сегодня эта парочка, свернув с центральной аллеи, неспешно движется по тропинке прямо навстречу мне.

Они никогда не разговаривают. Мужчина погружен в свои мысли, пожалуй, приятные, потому что задумчивость на его лице смягчена легкой полуулыбкой, а мальчик с жадным любопытством и доверчивостью, позволительными только детству, вертит головой из стороны в сторону.

Я отступаю с тропинки и, замерев среди колючих кустов в мелкой бордовой листве, молча наблюдаю, как мужчина с ребенком проходят мимо.

Малыш замечает меня, и, как только ловлю на своем лице взгляд широко распахнутых глаз, начинается листопад.

До меня не долетает ни листочка, но незнакомцев посыпает так щедро, что я боюсь, как бы их не скрыло совсем под ярким шелестящим золотом.

Однако страшного не происходит: листопад потихоньку стихает, и за редеющей желтой пеленой проступают лишь две спины: широкая, обтянутая темно-синей жилеткой - мужчины и узенькая детская, белеющая хлопком рубашки. Я смотрю вслед удаляющимся фигурам и едва собираюсь сделать шаг в их направлении, как меня будит энергичная трель сотового.

Отвратительно не выспавшийся, я наскоро заливаю в себя чашку кофе, вытаскиваю наугад одну из болтающихся на плечиках рубашек и торопливо несусь по лестнице к моему «Рено» и заодно навстречу новому июльскому дню.

Опаздывать нельзя - у нас с этим строго, а транспортные пробки могут непрогнозируемо стиснуть автомобиль в любом месте.

Дима, а ты специально прибегаешь за минуту до начала работы, чтобы создать у начальства иллюзию, будто уже весь упахался?» - прогундосил однажды мой коллега Стас. Тоже юрист, между прочим. Мы с ним где-то полгода находимся в заточении в одном кабинете, и я так до сих пор не определился, кто он: просто педант или отъявленная сволочь, чей неохватный потенциал раскроется в самый неподходящий момент.

«В смысле?» - хмуро уточнил я, торопливо пряча в шкаф куртку.

«Ну как же, вдруг Петров заглянет, а ты весь такой утомленный и лоб дымится. Явно от умственного напряжения с раннего утра».

Иногда, вспоминая подобные колкости, я всё-таки склоняюсь к тому, что Стас - именно сволочь, но думать так пусть о чужом, но при этом сидящем всего в паре шагов от тебя человеке совсем не хочется. Тем более что и без него есть чем занять мозги.

Припарковавшись на стоянке родной офисной многоэтажки, я почти вбегаю в здание и, кивнув охраннику, торопливо прохожу к лифту. Сегодня у меня несколько договоров и встреча в суде. Привычная рутинная нуднятина, так их и разэдак. Хотя кого - «их»? Представителей руководства? Но они же меня на аркане в корпорацию не тянули. Могу уйти в любой момент - место здесь высокооплачиваемое, а значит, практически святое и согласно народной мудрости пустовать долго не будет.

- Привет, - едва переступив порог своего кабинета, слышу я вежливо-отстраненное.

Я цежу ответное «привет», хотя, судя по выражению Стаса, он уже потерял ко мне всяческий интерес и полностью углубился в бумаги.

Натужно гудит системный блок, и я с неожиданно накатившей тоской понимаю две вещи: до вечера, когда мы с приятелем Пашкой пойдем в пивнушку, колоссальная уйма времени, буквально хронологическая пропасть, но до будущего отпуска и вовсе вечность.

Монитор вспыхивает жизнеутверждающей заставкой, которую скинул мне наш информационщик Борис. Нормальный мужик, хотя говорить нам особо не о чем.

Мне двадцать девять лет, и я настоящий везунчик, поскольку вот уже пять из них являюсь юристом крупной строительной компании.

Передо мной договор с будущим поставщиком строительных материалов.

Так их и разэдак. Уроды все.

* * *

- Ты чего такой смурной? - Пашка подносит к лицу запотевший бокал, и на верхней губе остается узкая пенная полоска.

- Да надоело всё. Или просто устал.

Пашка ставит бокал на стол и неторопливо вытирает губу.

- Что, юродствовать надоело?

- Юро… Ну ты и сказанул, - на миг мне становится смешно. На самом деле смешно. - Может, не юродстовать, а юридствовать?

- Да как ни скажи, веселее не станет.

Пашка небрежно откидывается на стул.

В пивнушке немного тесно, зато уютно, и эта атмосфера расслабляет, настраивая на некоторую откровенность. Не абсолютную, разумеется, но Пашка от меня подобного и не ждет.

- Мне в последнее время мужик один снится.

- О, ну это кое-что проясняет, - мелко кивает головой Пашка. - Я-то всё думаю, отчего ты никак не женишься? А вон как получается - мужик во сне является.

- Дурак ты, хоть начальником числишься.

- Но-но, - Пашкин указательный палец бодрым перпендикуляром устремляется вверх, - не числюсь, а являюсь таковым по своей креативной сути. И учти, именно при мне пиар-забегаловка превратилась в пиар-агентство. Да и обижаешься напрасно, - Пашка пытается подмигнуть мне, но не успевает, потому что мимо нашего столика проплывает девушка в погранично коротком одеянии и Пашкин глаз не жмурится, а, напротив, заинтересованно распахивается. - Да, о чем это я? Так вот, не сердись, я же сдавать тебя никому не собираюсь. Мужик так мужик. А кто он?

Всё-таки Пашка сделал правильно, что в отличие от меня не стал работать по специальности. Дохнуть в заваленном бумагами офисе - не для него. Вовремя понял, что является его делом, и теперь сидит передо мной счастливый и довольный, набирается алкогольным пивом и потихоньку хмелеет. Меня пиво почему-то не пробирает.

- Я его не знаю. Он идет по парку, неторопливо так, задумчиво, и несет на плечах ребенка.

- А ты?

- Я стою на лужайке, в зарослях какой-то красной колючей хрени, и наблюдаю за ними.

- А что за ребенок?

- Наверное, его сын.

- Вы разговариваете?

- Нет.

- И в чем суть сна?

- Сам не пойму. Идет мужик, несет ребенка, и начинается листопад, очень сильный. А потом он заканчивается, и я вижу только спины.

- И часто видишь этот сон?

- Не каждую ночь, конечно, но раз шесть было.

- Да, странно. Может, тебе семьей обзаводиться пора? Знаешь, всякое там тиканье биологических часов…

- Сдурел? Мне же не шестьдесят. А что, у тебя тикают?

- У меня-то нет, но сам же говоришь, всё осточертело. Наверное, переутомление сказывается. Пару месяцев тому назад ты и то лучше выглядел.

- Да ладно, проехали.

Я отхлебываю пива и морщусь.

Это безвкусное пойло не стоит тех денег, которые минут двадцать тому назад с меня содрали.

* * *

Мягкое солнце окутывает парк зыбким осенним теплом.

Я неспешно ступаю по увядающей траве и оказываюсь на вьющейся между кроваво-красных кустов тропинке.

Сонный сентябрьский ветер тихо колышет ослепительно-желтые ветви берез.

Я вдыхаю горьковатый аромат преющей листвы и обнаруживаю, как с центральной аллеи сворачивает знакомая парочка.

Их путь следования пролегает по моей тропе, и я инстинктивно делаю пару шагов назад, чтобы не помешать их размеренному движению.

Сильные руки, выглядывающие из-под закатанных рукавов рубашки, крепко сжимают детские ножки. Взгляд мужчины устремлен куда-то вдаль, и мне невозможно его поймать.

В светло-русых кудряшках мальчика путаются неяркие лучи.

Я вижу обращенный ко мне изучающий взгляд широко распахнутых глаз и невольно зажмуриваюсь, ощущая порывистое прикосновение ветра к моему лицу.

Кажется, что шелестящий шум наполняет не только парк, но и весь город.

Тропа тонет в листопадном буйстве, а я, по-прежнему стекленея в колючих зарослях, провожаю взглядом моих ночных посетителей.

Только сегодняшний мой сон немного отличается от предыдущих: чем дальше уходят мужчина с ребенком, тем темнее становится вокруг меня.

Повинуясь неведомому порыву, я подаюсь вперед, чтобы шагнуть из кустов на тропинку, - и судорожно дергаюсь от оглушительных переливов будильника.

* * *

Передо мной лежит несколько стандартных договоров, но их серьезность и важность для корпорации настолько велика, что Петров передает бумаги с соответствующим мимическим сопровождением.

Времени до конца рабочего дня немного. Если не успею, придется торчать сначала в кабинете, а потом в бесконечной пробке.

Я отодвигаю начатую ранее работу и беру лежащий сверху документ.

Вычеркнуть пару пунктов и добавить вместо них три. Следующий раздел тоже сперва подсократить и затем расширить.

Вот дятлы, а это для чего сюда вбили?

Договор расцветает рыжими маркерными пометками, словно на нем оставил следы осенний листопад.

Скоро август закончится, а я так и не успел ощутить, каково оно - нынешнее лето.

В последнее время я особенно полюбил виски «Джим Бим» - тот, который «Ред Стаг», а ещё иногда ужасно хочется раскрыть окно на нашем девятом офисном этаже и шагнуть навстречу пролетающим мимо птицам.

* * *

В вечернем супермаркете народу столько, словно завтра Новый год. А на самом деле всего лишь первое сентября.

У меня нет детей, а значит, эта бестолковая суета ко мне отношения не имеет. Правда, раздражает толкотня и длинные очереди в кассу.

Я выкладываю на транспортерную ленту содержимое моей корзины и от нечего делать изучаю молодую кассиршу.

Она безнадежно некрасива: тяжелая нижняя челюсть, неухоженные русые волосы, бесцветные глаза - и полное отсутствие желания хотя бы слегка облагородить себя макияжем.

Я приближаюсь к кассе и обращаю внимание на суетящиеся руки девушки. Длиннющие ногти украшены зеленым лаком. Перевожу взгляд на лицо и понимаю, что кассирша напоминает сказочную болотную кикимору.

Образ кажется мне удивительно гармоничным и потому в каком-то смысле привлекательным, и я неожиданно улыбаюсь своему открытию.

Девушка тоже расцветает в улыбке, обнажая при этом широкую полоску десен под верхней губой и мелкие зубы.

Мою шею режет галстук. И почему я забыл снять его в машине? В офисе, конечно, я при параде. Хозяин должен видеть, что пес всегда в ошейнике. Но эта удавка становится всё теснее для меня.

Пожалуй, кассирша с зелеными ногтями выглядит куда естественнее, чем я в дорогом галстуке.

На выезде из супермаркета меня останавливают основательная пробка и настойчивый Пашкин звонок.

- Дим, ты тут рассказывал про сон. Это знаешь к чему?

- В смысле мужик?

- В смысле мальчик. Мне сестра сказала, а она увлекается всякой лабудой типа сонников и хиромантии.

- Ну и к чему?

- К тому, что ты совершишь какой-то поступок и все будут считать его ребячеством.

Пашка странно возбужден, и я невольно усмехаюсь.

- На самокате, что ли, начну по офису разъезжать?

- Дим, не твое это - фигня юридическая. Ты же дохнешь там. А в универе помнишь, каким был? Какие сценарии для КВНа писал?

- Да ну, писал… Так, идеи подкидывал.

- Слушай, у моего хорошего знакомого, очень серьезного товарища, есть рекламное агентство. У тебя же мозги как раз под это дело заточены, а ему человек нужен слоганы сочинять. И бабки там будут платить нормальные. Может, меньше, чем в твоей корпорации, но вполне приличные.

- Паш, да я…

- Ну хотя бы на встречу с ним согласись. И потом, должен ведь твой сон наконец сбыться, а то так и будешь до пенсии на мужика смотреть.

* * *

Я тихо ступаю по примятой траве и замираю среди кустов, наблюдая за приближающейся высокой фигурой. В её движениях знакомая размеренная неспешность.

Скоро они поравняются со мной - мужчина и сидящий на его плечах мальчик.

Шаг, ещё шаг и ещё.

Я вижу четкий строгий профиль взрослого лица и ловлю доверчивый детский взгляд.

На незнакомцев обрушивается листопадная лавина, а я отчаянно подаюсь вперед и кричу от резкой боли: жесткие колючки кустов врезаются в кожу ног, пытаясь удержать меня на месте.

На бордовых листьях влажно поблескивает моя кровь.

Дернувшись из цепких объятий, я вырываюсь из зарослей - навстречу рассветным воплям будильника.

* * *

Наш главный, подписывая моё заявление об увольнении, смотрит на меня очень внимательно, как психиатр, пытающийся освидетельствовать пациента на вменяемость.

- Надеюсь, вы хорошо подумали. Ведь дважды войти в одну реку невозможно. Я о корпорации, разумеется.

Пока я укладываю в спортивную сумку скопившееся за годы пребывания в офисе барахло, Стас следит за моими движениями с заинтересованностью посетителя экзотического зоопарка.

- Удачи тебе, - желает он мне, как только я распахиваю дверь теперь уже только его кабинета.

Искренне вроде бы желает, без издевки. Я даже почти убеждаю себя, что он всё-таки педант, а не сволочь. К тому же повода для подтверждения второго варианта он так и не дал.

* * *

Как красиво вокруг, как удивительно светло и празднично, словно парк готовится к неведомому торжеству.

Широкая асфальтированная аллея остается позади, и перед моими глазами появляется знакомая тропинка.

Я проплываю мимо высоких берез, наблюдая, как ветер чуть колышет их пышные верхушки, и жадно любуясь стелющимися где-то далеко внизу бордовыми кустарниками. Всё кажется странно обновленным, будто смотрю на это впервые.

Пока я преодолевал аллею, мне не встретилось ни души, зато здесь, на тропинке, вижу мужчину в деловом костюме и туго затянутом галстуке. Черты его лица кажутся смутно знакомыми, но, как ни стараюсь, имени незнакомца вспомнить не могу.

Заметив меня, мужчина делает несколько шагов назад, освобождая тропинку.

Я благодарно улыбаюсь ему, строгой черной статуэткой застрявшему в темно-красных кустах, ловлю полный плохо скрытого любопытства и робкой зависти взгляд, и тут начинается листопад.

На мою голову льется шуршащее мягкое золото, и я жадно втягиваю сладковатый аромат прогретой листвы.

Я почти не вижу пути, но знаю, что продолжаю уверенно двигаться вперед, хотя ноги мои сжаты чьими-то сильными руками. И мне ничуть не страшно и даже весело сидеть, прильнув к шее неведомого незнакомца, бережно и легко несущего своего седока навстречу пробивающемуся сквозь листья ослепительному солнцу. Я не знаю, кто этот загадочный неизвестный, видна лишь пропахшая теплым полднем темноволосая макушка.

Тем временем листопад потихоньку стихает, уступая место невероятной мысли, что впереди меня ожидает что-то очень важное и по-настоящему счастливое, к которому я приближаюсь на плечах самой осени.