Праздник удачи начался «камином», который я пытался пройти на глубине четыреста метров в пещере Генрихова бездна. Мне удалось подняться метров на двадцать, но просочиться в узкую вертикальную щель, за которой угадывалось расширение, я не смог. Мой возраст уже под пятьдесят, скелет потерял гибкость и узкие проходы не по зубам. Со мной Олежка, ему только пятнадцать лет, весит сорок восемь килограмм при росте сто шестьдесят пять сантиметров. Так он эту узость проскочил мгновенно. Еще через минуту раздался вопль восторга, и захлебывающийся от возбуждения голос донес до меня информацию, что там такое…, такое...!

– Иваныч! Вы можете подняться ко мне по параллельному колодцу. Я в нём свет вашего фонаря вижу. Передайте сюда веревку, скальные крючья, молоток и через десять минут вы тоже будете здесь.

Знаем мы эти десять минут. Хорошо, если через час.

– Я к тебе Сергея пошлю. Вдвоем будет веселее.

Сережа тоже был не из толстяков и проскользнул в щель, как намыленный, а я с тоской проводил взглядом его сверкнувшие пятки. Теперь моя работа ждать. Это необходимое для спелеолога искусство – уметь ждать, перемалывая пещерный холод, пробирающийся к сердцу сквозь влажный комбинезон и водолазное белье. Сидишь, балуешься воспоминаниями, с некоторыми сомнениями планируешь будущее, применяя слово "если", и прислушиваешься, как там, на недоступной тебе высоте стучит "дятел". Это ребята пробивают дырки в стене под крючья. А вот и веревка спускается с уступа:

– Иваныч! Навеска готова!

Минут десять подъема, и я около ребят в зале высотой метров тридцать, длиной двадцать, но это только начало. В южном конце зала вверх уходила скальная стена высотой метров десять, переходившая в крутой склон, а дальше угадывался на перегибе гребень, за которым чернел не просвечивающийся фонарем объем.

Олег организовал страховку, я принялся командовать и подавать мудрые советы, а Серега начал подъем по стене, заколачивая в щели скальные крючья и страхуясь через них веревкой. Вот, наконец, он вышел на перевал, осмотрелся и сообщил, что по ту сторону вниз уходит что-то огромное, и свет его карбидной лампы не добивает ни до потолка, ни до стен.

Вот это да! Как можно скорее навешиваем на себя снаряжение и, страхуясь за натянутые Серегой перила, идём к нему. Поднялись на перевал, карбидные лампы включены на полную мощность, но это не помогает. Вид как с Караби Яйлы ночью в сторону моря. Черная тьма в полземли и полнеба. Это - удача! Дно циклопического зала круто падает на север и засыпано глыбами, величиной с небольшой дом каждая, а откуда-то сверху прилетают сверкающие капли воды и разбиваются о дно с хрустальным звоном.

По глыбовому развалу спускаемся все ниже и ниже. Метров через двести зал сузился и закрылся вертикальной стеной, уходящей вверх так высоко, что свет фонарей не достигал потолка. Но ведь не может подобное закончиться просто так. Обшариваем дно, находим проход среди глыб и попадаем в подвалы зала.

Широким извилистым коридором, продуваемым пещерным ветром, спускаемся к тридцатиметровому колодцу, на прохождение которого уходит еще один час. Праздничное настроение спадает, подступает усталость, кончаются коронки для шлямбурных крючьев, а впереди еще один колодец. Подход к нему по узкой щели, которая метра через три расширяется и выходит к полке. Осматриваюсь. Левая стена крылом падает куда-то в сторону и вниз, а под ногами разверзлась жуткая мгла огромной пропасти. В лицо дохнуло холодом неизведанного гигантского колодца. Бросаю камень. Летит, не касаясь стен, секунд шесть. Ого! Метров сто!

Такие колодцы на Кавказе не редкость, но этот какой-то уж очень широкий. Такой колодец проходить одним пролётом нелегко, зато навеска очень простая: забил всего два крюка, закрепил веревку, осталось сбросить ее вниз, и все дела – веревка висит до самого дна.

Выползаю из щели, сообщаю Сережке и Олегу о результатах разведки и предлагаю перекусить перед штурмом. Пока мы с Олежкой на удобном камне разворачиваем сало, вскрываем тушенку, раскладываем печенье, конфеты и варим чай, Серега идет посмотреть колодец, чтобы вернуться через десять минут с круглыми, как у совы, глазами.

– Иваныч! Я бросал камни пять раз. Три раза получилось как у вас – до дна шесть секунд, а два раза камень через секунду обо что-то ударялся и вылетал обратно на площадку.

Мы с Олегом весело рассмеялись, сами мастера разыграть кого-либо и нас на такую ерунду не купишь. Серега обиделся, но потом утешился салом с луком.

Перекусили и пошли навешивать новый колодец. Шел девятый час работы. Я для начала бросил камень – шесть секунд полёта и все.

– Попробуйте еще раз, – просит Серега, – не туда камень попал, надо правее и немного дальше.

– В следующий раз. Сейчас некогда баловаться.

Забиваю крючья, креплю и сбрасываю стометровую верёвку. Вниз пойдет Олег – он очень хочет. Это понятно. Такое открытие для него первое.

Олег установил спусковое устройство на веревку, закрепил самостраховочный самохват и отцепился от перил:

– Я пошел!

– Давай! Только не спеша и с умом. Ни один колодец не стоит твоего драгоценного здоровья.

– Сам знаю. Не подсказывайте.

Поехал вниз. Спускаться будет минут десять, двадцать минут проведет на дне, чтобы осмотреться и отдышаться, полчаса будет подниматься. Ни я, ни Серега сегодня вниз не пойдем – время поджимает.

Из колодца доносится чуть слышное: "На дне!". Это означает, что спуск окончен. Оставляю Серегу на контроле и ухожу из устья колодца. Надо собрать остатки трапезы и упаковать снаряжение, чтобы к выходу Олежки все было готово к возвращению на базу. Минут через пятнадцать Серега выполз ко мне и сказал, пряча глаза:

– Там что-то неладно. Когда Олег спустился на дно колодца, веревка ослабла. Но через пять минут опять натянулась, и Олежка стал подниматься. Странно как-то – очень быстро, а голос то ближе, то дальше... Свет лампы то почти рядом, то совсем пропадает. Страшно там...

– Господи! Ни дня без приключений!

Залажу в щель, пристегиваюсь к перилам и подхожу к колодцу. Веревка нагружена. Олег поднимается неправдоподобно быстро. Пять шагов за секунду, если верить щелчкам самохватов. Огонек карбидной лампы все ближе, ближе и вдруг пропал, а щелчки самохватов прекратились. Дергаю веревку – ослаблена...

Выбрал метра два – нет Олега на веревке, а ведь он должен бы висеть сейчас в колодце. Сорвался? Упал? Грохота было бы на всю пещеру.

И вдруг там, далеко внизу, на дне колодца опять появился огонек. Видно его еле-еле, но очень четко. Вновь веревка натянулась. Олег идет ко мне. Очень быстро идет. Пяти минут не прошло, как он оказался метрах в десяти от нас. И опять Олег пропал, а на дне колодца вновь появился огонек. Волосы под моей каской зашевелились, прошиб холодный пот. Когда парень очередной раз добрался до роковой десятиметровой отметки, из колодца донесся стон. Видно, совсем ослаб и боится войти в зону возврата. Свет карбидной лампы тусклый, желтый – топливо на исходе. А ведь Олег перед спуском заряжал топливный бачок. У него хорошего света должно быть часов на десять.

Ситуация аховая. В пещерах разное бывало, но я о таком ещё не слыхал. И надо же – именно мне такая "роскошь" досталась! Тоска … Говорю Сергею:

– Я думаю, что самому Олегу не выбраться. Сходи за веревкой, блок из моей сумки возьми. Один конец веревки закрепи на уступе, а другой я привяжу к себе и пойду к Олегу. По моей команде будешь помогать тащить. Может, что-то получится.

Пока Серега бегал за снаряжением, я пытаюсь объясниться со страдальцем:

– Олег, как дела?

Не отвечает. Висит мешком в ремнях, руки безвольно опущены вдоль тела. Надо срочно спускаться к нему.

– Серега! Готов?

– Готов! Иваныч, а если с вами что-то случится? Что делать?

– Поднимайся в базовый лагерь и выходи на связь с Резниковым. Пусть поднимает спасательный отряд.

По натянутой веревке спуститься сложно, но не мне. Подъезжаю к спасаемому без особых затруднений, только на десятиметровой отметке что-то отчетливо щелкнуло. Подо мной висит Олег. Лицо в подтеках грязи и пота запрокинуто. Глаза закрыты. Спустился поближе, что бы достать рукой, похлопал по щекам, приводя в чувство. Парень очнулся:

– Иваныч! Я знал, что вы придете.

Вынул я из штурмовой сумки полутораметровый кусок очень прочной веревки, закрепил один конец на Олеге, другой привязал себе. Поставил на веревку самохваты, снял «спускарь» и пробую сделать шаг. Вроде могу страдальца поднять. Да Серега поможет. Ну и сам Олег ещё в состоянии шевелиться. Хорошо, что Олег так мало весит, а если ему когда-нибудь придется меня вытаскивать?

– Ну что, парень, пойдем наверх?

– Буду стараться.

– Старайся. И я тоже постараюсь. И Серега. Эту зону мы должны пробить.

Переговариваюсь с Сергеем:

– Эва! Серега! Ты меня слышишь хорошо?

– И слышу, и вижу.

– Тогда начинаем все вместе! И раз! И раз! И раз!

Прошли метра полтора и как будто уперлись в какую-то прозрачную, эластичную мембрану.

Вес Олега увеличился вдвое, да и сам я стал весить все 150 килограмм.

– Серега! Тяни сильней! Как только можешь! И раз! И раз! И раз!

Безмерная тяжесть на плечах отдалась в груди болью.

– И раз! И раз!

Из под ногтей выступила кровь.

– И раз!

Что-то опять щелкнуло. Сразу стало неизмеримо легче. Вышел я к полке, закрепился на перилах и помог Олегу выползти в щель. Там его принял Серега. Все! Перевёл дух и пополз за ребятами. В подреберье как будто гвоздь раскаленный. Сейчас бы часа два отдохнуть и не спеша идти в лагерь.

В удобном месте, чтобы без ветра и сверху не капало, ставим штурмовую палатку из парашютного шелка, заползаем внутрь и разжигаем примус. Тепло! Можно обсохнуть – пот пропитал одежду насквозь. Серега варит чай, а я пытаюсь кормить Олега таблетками. Лекарства он есть отказался, зато колбасу, сало и лук принял с благодарностью, да и чаем не побрезговал. Хороший аппетит у пострадавшего.

"Молодой, – завистливо подумал я, – восстанавливается быстро, через пару часов будет, как новенький".

Олег выпил две кружки чаю, перекусил и разговорился:

– Дело, Иваныч, было так. Глубина колодца оказалась девяносто семь метров. Осмотрел дно колодца: всё глыбами завалено, а в южной части узкий ход идёт. В него соваться не стал и решил подниматься к вам. Так вот. Я этот колодец раз десять пролез. У вас всего час прошел, а у меня, – Олег взглянул на "амфибию" Чистопольского завода, – часов восемь. Как-то так получалось, что прохожу я колодец, выползаю по перилам и попадаю вновь на дно только что пройденного колодца. Сверху по центру свисает веревка и начинается все сначала. А потом мой свет стал гаснуть, силы кончились, и я завис. Толком пришел в себя только в палатке.

Интересная история. Тяжело пришлось Олегу. И странное что-то появилось в нем. Что – не пойму. Вот взял нож левой рукой, кружку – опять левой.

– Олег! У тебя правая рука болит?

– Нет! А к чему такие интересные соображения?

– Почему ты все берешь левой рукой? А ну-ка пододвинься поближе. Слушай, приятель, у тебя родинка была раньше на правой щеке, а теперь на левой.

Олег стал испуганно ощупывать себя. Потом недоверчиво взглянул мне в глаза.

– Разыгрываете?

Я выполз из палатки, разыскал свои и его "Пуани", положил перед Олегом. Лицо Олега посерело.

Дело в том, что мы оба разжились самохватами у американцев, когда водили их по пещерам в Крыму. Изготовлены эти устройства фирмой, которая "Пуани" для левой руки окрашивала в бронзовый цвет, а для правой – в синий. Перед нами лежали два самохвата - один левый, другой правый, но оба синие.

– Я не думаю, что тебя вывернуло слева направо, или, что было бы гораздо любопытней, наизнанку, – обрадовал я Олега, – скорее всего, в этом колодце есть переход в другое пространство, зеркальное к нашему. И мы тебя силой выдернули из твоего мира. (Здесь Иваныч ошибся – произошло банальное зеркальное дублирование, читай «Тройной прыжок сквозь чёрное пламя». Прим. автора.) Я не удивлюсь, если и твоё сердце с правой стороны.

– Убедительно, Иваныч. Но если я здесь, то где ваш Олег?

– А вот этого я не знаю. Хотя кое-какие соображения напрашиваются. Дело в том, что ты ни разу при нас не выходил из колодца на наши перила. В щели все время сидел Сергей, а ты пропадал на веревке метрах в десяти ниже площадки. Очень многое для меня непонятно, и кое-что следует проверить. Возможен крайне интересный сюрприз.

Я сменил карбид в бачке, добавил воды в емкость, прочистил форсунку и щелкнул зажигалкой. Яркий лепесток пламени вспыхнул над каской, осветив измученные лица моих товарищей. Отвернувшись от них, я вытащил из потайного кармана две таблетки, которые таскаю с собой на всякий случай, и сунул их под язык.

– Пошли, Серега. Посмотрим, что в колодце сейчас творится.

Когда мы выползли из щели на полку перед обрывом, то увидели под нами, на глубине десяти метров еле тлеющий огонек карбидной лампы. Мы переглянулись. Я вставил спусковое устройство в веревку и скользнул вниз. Запрокинутое, бледное лицо в подтеках пота и глины, на правой щеке родинка, ресницы дернулись, глаза открылись:

– Иваныч! Я знал, что вы придете.

Я пристегнул к нему поводок, дал команду Серёге:

– И раз! И раз!

Прежде, чем мое сознание спаялось с болью перегрузок, я успел подумать, что маме Олега в Киеве мне придется сдавать двух сыновей.

Видели бы вы её лицо, когда мы вышли из вагона поезда Адлер – Киев!