Главная страница сайта "Точка ZRения" Поиск на сайте "Точка ZRения" Комментарии на сайте "Точка ZRения" Лента новостей RSS на сайте "Точка ZRения"
 
 
 
 
 
по алфавиту 
по городам 
по странам 
галерея 
Анонсы 
Уланова Наталья
Молчун
Не имеешь права!
 

 
Рассылка журнала современной литературы "Точка ZRения"



Здесь Вы можете
подписаться на рассылку
журнала "Точка ZRения"
На сегодняшний день
количество подписчиков : 1779
530/260
 
 

   
 
 
 
Бодров Валерий

Лора

В сущности, она была ещё ребёнком. Потом выяснилось, что звучит это на испанском как самбо – зажигательная помесь негритянки и мулата. Я нашёл её, мучимый жаждой, на железнодорожном вокзале в Саратове. Девушка весьма откровенно обсасывала эскимо у автомата с газировкой. Два яйценосных кренделя уже пристроились неподалёку и жадно наблюдали за её цветным ротиком. Лора - так звали мою новую знакомую - простодушно слизывала молочные капли со своих немного фиолетовых губ, и чтобы случайно не испачкать сладким короткий до предела, оранжево – желтый сарафан, держала руку с размякшей обёрткой подальше от себя. Я просто вывел её за тёмный локоток, ни слова не говоря, на улицу, чтобы все подумали, будто я с ней знаком. Она послушно шла со мной и только через какое-то время спросила, можно ли ей где-то помыть руки.

Голос у неё оказался воркующий, с экзотическим еле уловимым акцентом. Таким тембром сводят мужчин с ума и одной лишь уроненной, якобы незаметно, фразой выпрашивают дорогие подарки. «Смотри, какая смешная сумочка…», - и нужно не задерживаясь пройти мимо. Спутник округляет глаза, глядя на три увесистых нуля после достойной двухзначной цифры, но покорно поддаётся гормональному гипнозу и лезет в кошелёк.

Сейчас, дожидаясь Лору у кафешного туалета, и сам ещё не понимал, зачем я тут стою, разглядывая собственный запылённый ботинок, потёртую джинсовую брючину и себя, будто со стороны: ужасно глупо! Командировочный - до отхода моего поезда три часа и двадцать минут, почти незнакомый город и денег в кармане на бутылку дешёвого пива.
Уже в ближайшем к вокзалу сквере, куда мы также молча добрались, на скамье, под тенью высоких лип: познакомились.

Оказалось, вчера у неё состоялся день рождения, где было страшно весело, и в купе они резали торт, теперь она отстала от поезда, увлёкшись разноцветными булавками в перронной лавке, и что за ней уже должны ехать на серебристой машине. Лора взахлёб рассказывала, такие важные произошедшие с ней события, словно я был как минимум её родным братом. При этом она заправляла изящными длинными пальцами рассыпчатые тёмные с искорками волосы за шоколадное ушко.

Она замолчала, и я увидел, что глаза её полны слёз:

- Я никому не сказала, что вышла из вагона…

Стало понятно, почему она так прозрачно одета, и вызывающее поедание мороженого, и странная доверчивость. Я взял её за руку, чтобы успокоить. И мы несколько минут сидели молча: разглядывали стайку шустрых воробьев, которых кормил хлебными кусочками сбежавший с бабушкиного поводка непоседливый мальчик. Он так яростно швырял корм, отрывая его от сдобной булки в другой руке, что птичкам приходилось шарахаться с писком и трепетанием крылышек, прежде чем гурьбой наброситься на очередную порцию угощения.

Лора улыбнулась. Я встал и потянул её за руку. Нужно было идти обратно на вокзал сообщать дежурному это пренеприятнейшее известие, так как она, захлебнувшись обидой на саму себя, в досадной детской панике совершенно не подумала об этой возможности.

Неожиданно, пока я ловил стеснительными зрачками солнечных зайцев, плодившихся в запертых наглухо уличных витринах, и делал вид, что занят взрослыми мыслями, Лора задала мне вопрос. Не скажу, что тот застал меня врасплох, но удивил. Она как-то тихо, почти вкрадчиво спросила, не читал ли я Розенкранца? Ещё бы, кто же не читал старину Розенкранца! При моей-то, со студенчества привитой любви к философии! И после слишком бурного с улыбкой: «Да!» - последовал ещё более тихий вопрос: «Вы тоже считаете, что закономерная гармония, которой управляется вселенная, выявляется в человеческом познании?»

Признаться, я был озадачен. И пока поток журчащих мимо машин двигался вдоль нашего тротуара, унося мои и без того несобранные мысли, из далёкого ученического космоса явился спасительный ответ. «Понимаешь, процессы, возникающие во вселенной…, - старался я подделаться под её научный тон,- имеют двоякое к нашему пониманию отношение: внешнее в пространстве и времени и внутреннюю закономерность течения…»

Лора резко остановилась, пристально заглянула мне в суженые от яркого зрачки, за которыми в суматохе металось сбитое с толку сознание, взяла меня за совершенно взмокшую, как лягушка, ладонь, крепко её стиснула и больше не отпускала. Так мы прошли ещё несколько наглухо зашторенных от света сонных домов. Беседа наша напоминала для неподготовленных ушей воровской разговор. Когда мы коснулись словами «действующей личности» с её нравственными понятиями и идеалами, вокзал засиял перед нами всем своим стеклянным однообразием.

Мы снова остановились, застигнутые врасплох одним и тем же приятным открытием.

- Ты спас меня!?

- Да, я машинально…Я просто!…

- Нет, ты спас меня!

- Я тоже видела этих двоих дураков!

Она по-девичьи несмело придвинулась ко мне и, не рассчитав порыва, стукнулась лбом о мой подбородок. Тут же, не растерявшись, хихикнула и решительно продолжила разговор, но я заметил, как её смуглые щеки несколько изменили цвет.

Отвечал ей: что был такой товарищ учёный Гильдестерн – философ в пятом поколении, так вот по его мнению: «Познанная закономерность становится властелином собственного я, а до тех пор законы деятельности представляются нам как нечто чуждое».

Собственно, эта фраза и застала нас перед столом дежурного по вокзалу, лысеющего толстяка в синей униформе с изляпанными манжетами и истекающей крупными каплями пота физиономией. Он нас безучастно выслушал, словно мы ему принесли счёт за только что состоявшийся неудовлетворительно лёгкий ужин в одно лицо. И почему-то меня попросил показать билет на мой поезд, что я безотлагательно сделал.

Безразлично вежливая фигуристая дама в обтягивающем синем проводила нас в пустующую комнату матери и ребёнка, существующую при вокзале скорее для галочки. Пока мы шли по крашеным бетонным пролётам, Лора показывала мне взглядом, озорно выпучивая глаза, как впереди непомерно виляющие бёдра вели нас, и прикрывала ладошкой смешливый ротик.

«Теперь ты мой мам, а я твой киндер», - плюхнулась она на единственный хромой диван, сопроводивший приземление облачком пыли. Я раздёрнул тяжёлые занавеси на сплошном стеклянном окне, и мы продолжили говорить.

«Значит, ты считаешь, что все закономерности познания одинаковы для всех?», - подтвердил я наши достижения в беседе.

«Не только одинаковы, но и естественным образом ведут каждого индивидуума к пониманию одних и тех же вещей…», - отвечала она совершенно серьёзно. Было так странно видеть перед собой худенькую смуглую, не по местности, девочку, свободно рассуждающую об устройстве вселенной с человеком, которого она знала от силы часа полтора. Но выкрашенные розовым стены, две зарешеченные детские кроватки, чета полузасаленных кресел с трёхногим столиком между ними и пыльный, пронизывающий комнату насквозь, солнечный свет, в котором, как в луче проектора, бродил я, создавали реальность, в которой нельзя было сомневаться.

«…Я бы вообще сказала, - добавила Лора, - …что мы, развиваясь, проходим всегда один и тот же путь. Так было до нашей эры, так есть и сейчас. И тем, кто в начале или середине пути, очень трудно понять тех, кто в его конце, хотя скорей всего конца у него нет. Есть только иллюзия многообразия мира, потому что его населяют люди, находящиеся на разных этапах своего развития. Им просто кажется, что все они такие разные…, а на самом деле одинаковые, как капли воды, и летят в одну сторону. Природа иногда выдаёт свой обман, производя на свет близнецов, нивелируя случайность якобы разными характерами, но вы же понимаете, что в глобальном смысле, как сейчас говорят, это дешёвая отмазка. Да и никто не заглядывает в эти глубины. Всех устраивает существующее положение вещей. Кто же откажется быть личностью? Да ещё неприкосновенной, да ещё со своими взглядами и суждениями на всё. Вот отсюда и жуткая неразбериха нашей жизни».

Дверь в комнату открылась, и снова вошла фигуристая дама в синем. В руках у неё был поднос с чаем и бутербродами. В комнате сразу запахло сыром, колбасой – захотелось есть. Дама сообщила, что вопрос решён: отец Лоры должен приехать к вечеру, а пока он просил её немедленно перезвонить.

Много лет спустя, когда я оброс знакомствами и заматерел в литературных кругах, в своём кабинете на невероятном этаже, где размещался офис нашего издательства, я принимал одного автора. Он был высок, худощав и непреклонен. Как он кричал, что все люди разные, что на вкус и цвет-товарища нет, что его сюжет, названный в моей рецензии «мелким», есть самая глубина сегодняшнего времени. И какое я право имею судить его текст, по каким-то только мне одному известным законам, ведь его роман может найти своего читателя. Я успокоил его. Было в его глазах, прикрытых современными очками, какое-то стремление узнать: да почему же так-то всё! Мы выкурили по сигаретке. И я рассказал ему про Лору. Он ушёл и забрал с собой рукопись. Не уверен, понял ли он что-либо, но иногда познание всего одной истины делает тебя богатым и обеспеченным навсегда.

Лора как-то нехотя сползла с диванчика и отправилась за дамой в синем. Я же, пережёвывая бутерброд и запивая его тёплым и сладким, призадумался: «Невероятная встреча…, удивительное знакомство. Интересно, кто её отец? У такого совершенства должен быть очень необычный отец, просто какой-то должен быть суперский отец!... Этапы развития!... Интересно, а где нахожусь? Ну, во-первых, если я понимаю и принимаю то, о чём говорит Лора, – это уже не мало. Во-вторых, её интерес ко мне не случаен… и тут я вспомнил про случайности…»

Я вспомнил, что когда-то понял одну очень простую, но достаточно странную вещь, на которую меня случайно сподвигнула моя сослуживица. Она, оказывается, каждый день звонила моему начальнику и сообщала, на сколько минут я опоздал на работу или ушёл раньше. Когда я пришёл разбираться в бухгалтерию, почему мне недоплатили – это и выяснилось. С тех пор я стал сортировать людей на плохих и хороших, тёмных и светлых. Причём, плохо понимал, по каким же признакам я определял цвет человека. Достаточно ли я сам был тогда светел и был ли вообще положительным героем? Что-то внутри меня само это делало. Так я познал добро и зло, хотя до этого был абсолютно инертен. Порхал, как сонный мотылёк. Всё это теперь удивительным образом совпадало со словами Лоры. Но тогда, не ведая более ничего, я просто делил окружающих на два лагеря. Общался со светлыми, а тёмных игнорировал. Такое незатейливое деление привело к тому, что постепенно я остался один. «Это крах!», - думал я тогда. Тёмные были везде. Особенно их было много в начальствующих эшелонах, да все они там были черны. Мне приходилось менять работу за работой, потому что я везде натыкался на обман, несправедливость и просто хамское к себе отношение. За эти жалкие гроши, что мне платили, из меня пытались выжать даже мою совесть, которая героически не хотела сдаваться. Создавалось впечатление, что все деньги мира сосредоточились в руках у тёмных. Устроившись в очередной раз на новое место работы, как-то в курилке я познакомился с мужчиной средних лет, таким же отчаявшимся как я. Мы рассказали друг другу всё, причём он начал первый. Просто начал рассказывать, даже не глядя на меня, что напоминало сигнал SOS, выдаваемый в эфир, в надежде, что его кто-нибудь услышит. И я услышал. Теперь нас было двое.

Здесь я задержался. У меня появился друг. Ещё через некоторое время мы нашли и третьего. Он выдал себя так: будучи журналистом, прошёл на заседание местной думы и сказал по громкой связи всё, что о них думает. Это показали в новостях, и бедолаге пришлось заплатить штраф. Мы его поняли, нашли и вывели из запоя. Помню, как он шутил: «…в паспорте или характеристике нужно писать тёмный ты или светлый. Представь такую фразу: в нашем коллективе одни светлые, правда есть темный, но он специалист хороший и мы его по большей части стараемся нейтрализовать...». «Хорошо бы так, только сейчас всё наоборот…»,- отвечали мы ему, и кажется, ещё грустно смеялись.

До этого мы не знали друг друга и никогда не встречались, но наше видение мира совпало. Мы даже говорили про это одинаковыми словами и выражениями. Здесь Лора тоже оказалась права. Тогда мы трое находились на одной и той же ступеньке…»

Дверь неслышно открылась. В комнату вернулась Лора. Я даже слегка вздрогнул, обернувшись. Её слишком живой ум начинал вызывать у меня не только уважение и восторг. Вдруг я почувствовал, что передо мной стоит и смотрит на меня высшее существо. Изучает меня изнутри, перебирает по очереди все мои извилины. Я даже допустил мыслишку, что она вообще не с нашей планеты. Может, это и есть контакт! Боже…, какие глупости лезут в голову!

- Тебя папочка попросил побыть со мной, пока он не приедет, - проворковала весело Лора, - Ты же меня одну не бросишь?

- Не брошу…, - ответил я эхом и будто сам себя услышал: такой тихий сомневающийся голос. Мой ли он?

- Мне нужно выйти…в туалет, - я посмотрел на часы до отхода моего поезда, который должен был унести меня в мою скучную и размеренную жизнь, оставалось двадцать минут.

У меня не было и тени сомнения в том, что я останусь. Даже не знаю, зачем я вышел, наверное, попрощаться с самим собой наедине.

Билет в кассах у меня назад не приняли. Я ещё постоял в нерешительности, держа в руке эту уже не нужную бумажку – пропуск в бывшее «моё». Зачем-то аккуратно сложил её в четыре раза и опустил в чёрный домик урны. Вокруг, на мой поезд торопились люди с чемоданами на колёсиках и без, с авоськами сумками и пакетами. Ребёнок невнятного пола перепутал меня с родителем, взял за руку и повёл к выходу на перрон. Тут же отыскалась мама и отобрала меня у него. Глаза её говорили: уж извините …такая спешка!

Затем, я спустился в камеру хранения и освободил из заточения свой саквояж, набитый местными книгами, сувенирами и безделушками: «Что-нибудь Лоре подарю…». В пальцах странно покалывало, голова чуть кружилась от неизвестности и тайного предвкушения. «Наверное, это и есть тот долгожданный миг!…», - думалось мне.

Хотел ещё купить пирожных в буфете, но оказалось, что для меня это сейчас не по карману, и кажется, забыл деньги в монетнице на прилавке вокзального буфета.

Вот я уже перед дверью, за которой ждёт меня Лора. Вот я её открываю. Она, неуверенная, стоит и смотрит в окно, туда, на людный перрон, где, по её пугливому мнению, должен был безразлично уезжать я. Глупая! Объявили отправление моего поезда, два коротких гудка с железным лязгом сдвинули с места мой состав. И тут я закрыл глаза, потому что сердце, моё давно замерзшее сердце, растопилось и потекло.

Она совсем не умела целоваться, но сделала это настойчиво, даже по-деловому. Мне оставалось только обнять её, с грохотом уронив саквояж на свою ногу.

Потом мы болтали, обнявшись на хромом диванчике, и так держали друг друга, словно боялись, что неожиданно испаримся. Я пообещал Лоре, что познакомлю её с такими же, как мы. Она удивилась и обрадовалась с каким-то еле заметным сомнением. Спросила только, разбираются ли они в теософии Вицбурга и помогут ли перевести работы Ушуху Ано. Конечно, отвечал я, мои друзья ещё и не такое могут! Затем мы спорили о концепции преобразования образов в полотнах художника Северного, прошлись по культуре Японии, не сошлись во мнениях по поводу седьмого абзаца в романе Тойё «Оригами» и даже напевали песенки Зои Ященко.

Устали.

- Скажи, - спросил я после недолгого молчания, ибо разговором с ней невозможно было насытиться так сразу,- но ведь нельзя всё время жить в такой враждебной среде, где тебя предают, кидают, потрошат, как рождественскую индейку во имя невнятных целей. Может, взять да всё всем объяснить.

- Хотела бы я послушать, как ты это будешь делать, - устало улыбнулась Лора и ещё ближе прижалась ко мне, словно только это теперь имело значение.

- Значит, шансов улучшить ситуацию нет?

- Мне папа ещё про это не рассказывал, но сама я думаю, что есть. Всегда нужно стремиться быть добрым.

- А кто твой отец?

- О-о, - прошептала Лора, засыпая на моём плече,- он такой справедливый, как ….

Что мне ещё было желать? В этой наполненной пустоте, в этом цивилизованном кошмаре. Я готов был сидеть вместе с ней вечность, потому что вечность была освещена. Всё же остальное мне казалось теперь неким тёмным ничто, где я ранее ходил с фонариком, высвечивая только черноту впереди себя.

Наверное, стоит вот так долго ждать и жить, и терпеть свою попираемую жизнь, чтобы однажды узнать, почувствовать, что вот значит как – «последние станут первыми». И даже не это главное, теперь я полностью свободен от окружавшей меня черноты и ничем ей не обязан, совершенно ничем. И мои друзья, и я, и Лора чётко знаем, что это настоящая свобода, я уверен в этом. Нас теперь четверо, а это уже целый новый мир, если не считать того, кто сейчас должен приехать за своей заблудившейся дочкой.

Я представлял, как он заберёт нас отсюда: мы обязательно заедем за моими друзьями и большая серебристая машина довезёт нас до самых дверей того места, где пространство раздвинется и мы просто шагнём в другое, и волны времени сомкнутся за нами навсегда. А там…там всё будет не так как здесь…счастливые солнечные дни…

Ещё через какое-то время в коридоре, раздались громкие волнительные возгласы, послышались близкие шаги, дёрнулась ручка двери.

Я осторожно подвинул сонную головку Лоры со своего плеча на диванную подушку и поспешил подняться навстречу вошедшему.


<<<Другие произведения автора
(6)
 
   
     
     
   
 
  © "Точка ZRения", 2007-2024