К брату пришел друг, его одноклассник — Лисанов Игорь. После одной истории с грибом Алина его не очень-то и любила. Но теперь она уже большая девочка, и больше они её не обманут. Тем более, что увидев Игоря, она поняла, что очень по нему соскучилась.
Но…
Ребята быстро прошли в комнату и общались исключительно друг с другом, не обращая на Алину никакого внимания. Никакого… Это обидело невозможно! Раз гость пришел к ним, значит, это гость общий! А разве нет?

— Иди в куклы играй, не мешай нам!

Ага, именно так и было сказано. Да какие там могут быть куклы, когда в доме гость! И говорят ведь так тихо, что из другой комнаты не разобрать! Алина вежливо посидела на диване, потрогала кукол. Всё. Чем еще заниматься? Когда магнитом тянет к ним.

— А хотите, я вам концерт покажу? — предложила она просительным голоском.

— Какой еще концерт? — неохотно отвлекаясь от разговора, среагировал брат.

Лицо у него, как обычно, неприятно сморщилось. Но это не остановило!

— Нет, вы сначала скажите: хотите? — Алина усилила ударную гласную.

— Ладно, только быстро, — как-то неожиданно быстро согласился брат. А Игорю сказал. — Давай, посмотрим, а то не отвяжется.

— Я сейчас! Ждите! — Обрадованная Алина пулей сорвалась переодеваться.

Прямо на домашнее платье она еле-еле натянула свою самую красивую розовую юбку в частую складку. Когда мама стирала её, то сшивала складочки ниткой, чтобы не разошлись. Так что, пока она была в руках, от юбки невозможно было отвести взгляд. Красота невозможная! А вот в зеркале Алина себе не понравилось, но время поджимало. Зрители в любой момент могли расхотеть. И потому, в зеркало лучше сейчас вообще не смотреть! На трюмо лежала розовая помада мамы. И не просто лежала, она призывно манила, склоняла взять в руки. Ну, как тут было не взять? Алина отвернула колпачок, понюхала, закатила глаза. А затем рука сама жирно и не совсем ровно прошлась по губам, по щекам. Но зеркало сегодня было настроено против Алины. Она это знала теперь точно!

— Ну, где ты там застряла?

О, как приятно! Нетерпеливо ждут!

— Иду! Готовьтесь встречать!

Алина влетела в комнату так, что ребята вздрогнули. Остановилась напротив зрителей. Они переглянулись. Брат смущенно отвел от друга глаза и впился в Алину злобным взглядом.
«А, наверно, ждали долго», — поняла она. Взялась пальчиками за края юбочки, присела в поклоне, выпрямилась и во весь голос объявила.

— Концерт начинается!

Объявив, она, пританцовывая, запела. Слух от природы отсутствующий, на этих куплетах особо не спотыкался.

Я у Коли на балконе каблучками топала,
Хоть я Колю не любила, а конфетки лопала.

Ребята переглянулись и дружно расхохотались. Это воодушевило. Она отпустила юбочку, прижала пальчик к щечке, придерживая второй рукой локоток. Брат нервно рассмеялся.

На базаре тетя Поля назвала меня свиньей.
Люди думали свинина, встали в очередь за мной.

Она пропела и не могла теперь отвести от брата глаз, не понимая, почему он такой родной и такой чужой одновременно. Она сразу почувствовала себя неуклюжей. Но спохватилась, что в выступлении повисла ненужная пауза, расправила плечи и теперь почти что кричала для пущей убедительности своего таланта.

Говорила баба деду: "Ты купи-ка мне "Победу"!
А не купишь мне "Победу", я уйду к другому деду!"

Во саду ли в огороде выросла демьянка.
А кто её посадил? Бабушка армянка!

Брат густо покраснел. Порывисто встал, сгреб Алину подмышку и направился в ванную комнату. Шел, а сам оборачивался и говорил.

— Игорь, теперь ты понимаешь, какой ты счастливый человек? Ты один, у тебя нет этого наказания. Никто тебе не треплет нервы, а главное не позорит перед людьми!

На последних словах он, умывая, еще ожесточеннее потер ей лицо, не жалея холодную воду. Умывает, называется!

— Ничего, Игорь уйдет, я с тобой разберусь! Ты мне признаешься, кто тебя научил этой дряни!

— Про бабушку ты сам меня научил! — успела она вставить перед следующей пригоршней воды.

— Нет, вы только подумайте, еще и врет! Совсем обнаглела!

Алина мокрая, растрепанная, опозоренная перед Игорем, изо всех сил пыталась оправдаться, припоминая брату ситуацию, когда он её учил, а теперь вдруг почему-то забыл начисто! Игорь прислонился к стене, наблюдал молча. Посмеиваясь. Алина не поверила, еще раз внимательнее всмотрелась ему в глаза. Да, так и есть, не верит, потому и смеется. Она не хотела, но вновь вспомнила историю про гриб… Покрутила на языке его фамилию… Конечно, такая фамилия неспроста! Дальше она додумать не успела, так как ее за шиворот тянули на…

— Посиди здесь, подумай над своим поведением!

Так, опять на балконе… И, судя по всему, выпустят не скоро. Всплеснула руками, прижалась к холодному стеклу носом. В комнате задернули занавеску. Зябко. Алина оглянулась вокруг. Старый шифоньер, в закутке у стены половое ведро, тряпка, швабра, посередине маленький столик, у другой стены диван и старый холодильник «Саратов». Ничего нового… Правда, балкон застеклен, и получилось целых четыре вида на улицу, а не два, как из комнат. Алина для согрева побегала от одной половинки окна к другой, рассмотрела двор с разных ракурсов. Но дождь в этот день зарядил сильный, да к тому же, еще с ветром. Так что стекла залило водой. Расплывчатая панорама… Алина принялась считать струйки, но очень быстро сбилась со счета. Не успевала. Вновь огляделась вокруг. Возле двери в комнату, в комнату, где так сейчас тепло и несмотря ни на что — интересно, на длинном толстом гвозде висели прицепленные к связанной вкруговую веревке шпильки. Или, если правильнее говорить, — прищепки. Алина взяла несколько и, складывая фигурки, грустно вспоминала своих кукол. Эх, как бы она сейчас с ними играла! И не нужны ей ни этот родненький братик, ни тем более Игорь! Лиса…Лисанов!
Алина думала сейчас о том, что если бы он не пришел, она бы сидела у брата под бочком. Им было бы так хорошо и тепло вдвоем… А теперь что? Она наказанная за такой хороший концерт на балконе, а Игоречек этот в её доме, куда ей нельзя! Ну ничего себе… Алина расстроилась невозможно, постучала в стекло. Без ответа. Расстроилась больше, но вскоре сердиться устала и нашла себе новое занятие.
Она открыла дверцу шифоньера, пересмотрела всё, что лежало там на полках, чего-то касаясь, но больше так, глазом. «Ничего интересного», — отметила себе и разочарованно закрыла скрипнувшую дверь. Во второй, более широкой половине шифоньера, находились вещи поинтереснее, но туда сейчас было не добраться. Прямо посередине на таком же толстом гвозде, как и шпильки, но прибитом не к наличнику, а прямо к крыше шифоньера, висела сетка полная мандарин. Последние в этом году мандарины. Куплены к завтрашнему дню рождения папы.
Алина потянула воздух. Ах, как же замечательно, оказывается, на балконе, если на нем хранится такая вкуснота! Она вплотную подошла к сетке, прижалась носом, едва перебарывая щекотку в нем. Приятно закружилась голова…
На балконе сразу сделалось праздничнее и светлее.
«Ну и пусть, дураки эти, сидят в своей комнате!» А ей и здесь хорошо.
Алина потянулась рукой, но вытянуть мандаринку не получилось. Она попросту не доставала.
Вот они, перед глазами, а не взять!
Нижние мандарины под тяжестью верхних, просели и выпуклились из прорезей.
И что теперь? Просто смотреть на них?.. Это стоило ей огромного труда и отнимало все больше душевных сил. Мир бы померк, если бы тут не оказалось ведро. Алина перевернула его, шустро взобралась, и жадно ухватила сразу две. Положила на стол, потом взяла еще и еще. Ей вдруг море стало по колено. Для утешения нужно много мандарин. Сейчас, уже сейчас, она будет их есть!

А не стыдно ли тебе, Алина? Ведь папин день рождения.

Алина вздрогнула, опомнилась. Но охота, пуще неволи. Человека уже понесло.
Первая, вторая, третья ушли с наслаждением. Дальше пошло труднее… Алина сидела на столе, болтала ногами, и теперь явно ощущала холод во рту. И какой-то особенный по спине… К тому же, стыли запачканные соком пальцы. Ох ты, заляпана юбка…

Тут она заметила, что отодвинута занавеска. Интересно, давно? А еще секунду назад смотрящий на нее во все глаза Игорь, невозможно теперь смеется, показывает пальцем и зовет брата.

Брат подошел, остолбенел на мгновение, потом резко отдернул занавеску, порывисто открыл дверь. Алина, избавляясь от улик, запихнула в рот плохо очищенный мандарин. Попыталась скорее пережевать. И надо же было такому случиться, чтобы сок из него нечаянно брызнул прямо в лицо близко подошедшему брату...

Не сказав ни слова, он развернулся обратно и закрыл за собой дверь. И тут Алину сорвало окончательно.
Она спрыгнула со стола и принялась плясать на маленьком пространстве балкона, выкрикивая, что есть мочи.

Игорь, Игорь, Игорек.
Сел на бабушкин горшок.
Бабушка ругается.
Игорь извиняется!!!

Она выкрикивала и выкрикивала. До хрипоты. А Игорь стоял за стеклянной дверью. Хмурился, улыбался, смущался.

Вернулся брат. Наверно, умылся. Заметил продолжение концерта.

Сил не было совсем. Но Алина, держась на честном слове, закривлялась, вроде как еще больше.

Игорь, Игорь, Игорек!!!
Сел на бабушкин горшок!!!
Бабушка ругается!!!
Игорь извиняется!!!

Допела, остановилась, красная, потная. Виноватая-виноватая. Стояла, смотрела, как Игорь направляется к коридору, а брат, укоризненно оглянувшись на неё, идет следом.

…

— Выходи.

Алина покорно вышла. Встала под самой люстрой, от свечения которой сделалось еще жарче.

— Совсем совести у тебя нет! Один раз в жизни человек в гости пришел! А ты что устроила?

Брат неожиданно улыбнулся, но, быстро поборол себя. Улыбка ушла с его лица, и он опять помрачнел и взялся за ругань. Ругался долго. Алина не спорила, соглашалась. Невыносимый стыд сжигал всё естество. Но стыднее всего было перед папой…

Ни кто иной, как она, испортила ему день рождения! Ведь когда у человека в этот день нет пяти килограммов мандаринов, он может совсем не рождаться! Тем более, что брат сказал, если она столько съела, то он сейчас пойдет и съест в два раза больше!

— Мишенька, родненький братик, ты потерпи до завтра, не ешь… Я что хочешь — сделаю! Честное слово! Вот сам скажи, что мне сделать? — Алина согнулась в три погибели.

Брат оживился. А сестра ждала, заглушая ужас возможного отказа безмолвной мольбой. Страх покалывал кончики пальцев на руках и ногах. Но его реакция оказалась быстра. Он уже начал получать первое легкое удовольствие от стремительно расходящейся вширь перспективы.

— Так, за то, что говорила при Игоре, что я учу тебя дурацким стишкам, почистишь сама картошку.

— Хорошо.

— За съеденные мандарины… Кстати, чтобы убрала кожурки! …вымоешь на кухне пол. За то, что дразнила Игоря, десять раз прочтешь вот этот текст. За то, что из-за тебя человек ушел из дома, десять раз поиграем в шашки. Потом вымоешь Васькины чашки, погладишь мне рубашку, понюхаешь мои грязные носки.

— Хорошо, хорошо, хорошо, хорошо, хорошо… Хорошо. — Алина была согласна на всё.

Брат даже разочаровался. Могла бы, и упереться насчет носков.

— Что не могла сказать: «Ой, зачем, я не буду!»?

— Нет, — грустно ответила Алина. — Давай…

— Да ну, не интересно с тобой… Ладно, пойдем что ли, вместе картошку почистим…

…Сегодня Алина по собственной воле выбирала самые мелкие картофелины. Пол вымыла во всех уголочках. Чашки Васькины сверкали, только выгляни солнце. Рукава на рубашке, с большим, правда, трудом и обожженными пальцами, прогладила безо всяких стрелочек посередине. И была готова работать еще и еще… Но, на нее глядючи, утомился брат.

Потом, и не понять, кто-то из них сделал первый шаг, и они крепко, порывисто обнялись. Алина, прижавшись к брату всем телом, уткнувшись ему в живот, надрывно, наконец, разрыдалась.

— Мишенька, родненький братик, ты не представляешь, как я тебя люблю… Только, не ругай меня, пожалуйста, больше. А то я так не могу…

— Ладно, так уж и быть, — ответил брат голосом совершенно правильного звучания. — А совесть ты будешь иметь?

— Да, да! — порывисто заверила Алина, на самом деле плохо понимая про совесть. — …только, нельзя как-то прибавить этих мандаринов?..

— Да как их теперь прибавишь… Эх, надо не забыть мусор выбросить! …Ладно, я маме скажу, что это я сделал. А папа…так он вообще, ты же знаешь, ничего не скажет.

— Да, — тихо согласилась сестра и еще теснее прижалась.

— Да отодвинься ты от меня!

А что, можно было предвидеть… Уже сидя на своей стороне дивана Алина задала вопрос.

— Мишенька, родненький братик, а почему дети в классе говорят, что мой папа — Ленин?

— Что-о-о? — брат удивился и рассмеялся одновременно. Отсмеявшись, сказал. — Ну так они в один день родились, наверно, дети и запутались. А ты что, — он подозрительно глянул на Алину, — тоже так думала?

— Я — нет. Мой папа же не умер. Но мне обидно, что они думают, что он такой у меня старый! Вот папе сколько? Пятьдесят будет, правильно? А Ленину ведь сто восемь лет! Дураки они все какие-то…

— Еще какие! Вот только я не понимаю, почему ты постоянно говоришь, что папа — твой? Он и мой тоже! И моим папой он был намного раньше, чем твоим! Поняла?

Настроение Алины вновь потеряло вернувшийся градус. Как ей не нравилось, когда он так говорил! Как можно не понимать, что главной считается именно её собственность! Ей хотелось дать этому какое-то доступное объяснение, но в голову ничего не шло. И слов хватило лишь на…

— Поняла…

— Слушай, вот мы с тобой сидим, а подарок-то папе не подготовили!!!

Алине стало совсем нехорошо. Все вокруг заволокло туманом.

— Ладно, я знаю, что делать! — успокоил её брат. — Вот, смотри, я скопил немного. — Из крошечного кармашка на брюках, о существовании которого Алина даже не подозревала, он выудил много раз свернутую красивую денежку с Лениным. — Сейчас поеду в город, куплю ему часы! А то у него совсем старые, ты же видишь.

— Может, возьмешь меня с собой? — Робко спросила она, веря и не веря, что у брата могли оказаться такие деньги, и что подарок папе теперь будет.

— Нет, ты лучше дома посиди. Смотри на улице какой дождь. Я быстро, туда обратно. Ты даже не заметишь!

Алина встала у окна. Ждать.

…Алина смотрела на мокрую улицу, представляя каково брату под таким дождем и явно ощущая холодные капли на щеках. Потом не заметила, как забралась в постель. …Разве она спала? Наверно, спала, раз её так тормошат за плечи. Алина разлепила глаза, и от зрелища перед глазами возликовала каждой клеточкой своего существа. На ладони брата, в крошечной белой коробочке, на шелковой подушке лежали закрепленные резиночками невообразимой красоты часы. Алина сразу увидела их на папиной руке. Вместо тех, страшных старых, с покарябанным стеклом и растрескавшимся ремешком. Увидела и задохнулась.

— Мишенька, родненький братик, какой же ты молодец…

— Честно, понравились?

— …еще как… — Алина едва дышала. Вот бывает же такое счастье!

— Только смотри, папа придет, не проболтайся! Обещаешь?

— Обещаю.

— Смотри, тут еще дни устанавливать можно. — Брат покрутил колесико, переводя циферки. — Так, давай, поставим двадцать первое… Вот! А завтра они сами перейдут.

Алина и так ликовала от счастья, а от увиденного готова была вознестись до небес. Но тем не менее, пребывая в своем блаженстве, она учуяла своей восприимчивой душой, что как-то напряжен брат…

— Мишенька, родненький братик, а тебе что, циферки не понравились?

— Да понравились… Тут понимаешь, какое дело… Там новую пластинку Мирей Матье продавали…а я денег пожалел, не купил. Теперь жалею. Обложка, знаешь какая красивая, тебе бы понравилась, — вся в ромашках! Жалею невозможно…

— А может поехать купить?..

— Думаешь?

Алина мотнула головой. Брат невозможно любил эту певицу. Невозможно! Он слушал бы её всегда, если бы у мамы не болела голова. Алина же завидовала её обворожительной стрижке… И, получается, любили они ее вместе! Да, за пластинкой нужно было идти!

— Так я пойду? — неуверенно спросил брат. — Да нет, наверно, уже разобрали. Идти, только расстраиваться.

— Тем более такой дождь…

— А может, всё-таки пойти?

— Конечно, пойти!

— Ладно, я еще раз туда обратно. Жди!

Алина вновь стояла у окна, и у нее заныло там, где сердце. Она просила кого-то неизвестного ей, чтобы пластинка, что должна достаться брату, не купилась, чтобы осталась его ждать… Ныло, а потом стало щемить… Она закрыла глаза и прижалась лбом к холодному стеклу. Пусть ей будет так же, как ему! Пусть!
…Глаза открылись сами по себе. Алина увидела на дороге к дому вышагивающего, промокшего до нитки брата. Он нес что-то завернутое в газету. Большое, округлое. Не пластинка…
Завидев её в окне, он сунул руку за пазуху, выудил оттуда маленький квадрат и теперь радостно показывал ей. На ярком зеленом поле россыпь белых ромашек… Цветы из жаркого летнего дня вдоволь напивались водой…

Он подходил всё ближе и ближе, и уже становилось видно, как из размокшей газеты проглядывает что-то округло оранжевое…

Хочешь быть счастливым, будь им, немного для того потрудившись. Правда, счастье окажется заразительным.

Они смотрели друг на друга, и глупо-глупо улыбались. С Днём рожденья, папочка…