Глеб стоял, держа в руках старую фотокарточку, и как-то заворожённо смотрел на эти, выцветшие от времени, написанные на обороте имя и фамилию - Лу-Лу Солганская. Отчего-то ему стало не по себе. Но разум тут же придумал всему рациональное объяснение. "Просто раньше я уже видел эту фамилию в нашем домашнем альбоме на этом старом фото, она отложилась в подсознании и вот, поэтому, я её и вспомнил", - подумал Глеб, - Вспомнил, когда увидел на мемориальной плите у часовни в этой далекой захолустной Киреевке. Но вот как объяснить, что у Лизы я абсолютно случайно взял книжку, где была фотография именно этой часовни? Совпадение?"

Пока пришлось остановиться на этом. Хотя, такое объяснение Глеба не особо устраивало. Он во всём любил логику и здравый смысл.

Глеб унёс альбом к себе в комнату и, сев за стол, просмотрел его полностью, особенно внимательно разглядывая старые фото. Но других фотографий молодой женщины, которая называла себя Лу-Лу Солганской, он не нашёл.

Глеб обратил внимание на ещё одну карточку - тоже старую, но более позднего периода. Внизу, в нижнем правом уголке был указан год - 1933. На него смотрела семейная пара - мужчина лет сорока стоял, оперевшись рукой на кресло, в котором сидела молодая темноволосая девушка в летнем белом платье. На коленях она держала ребенка, совсем маленького, на вид ему был годик-полтора. Глеб вспомнил, что отец рассказывал ему об этом фото. "Если я ничего не путаю, этот маленький ребенок - мой дедушка, Владимир Демичев" - подумал он. Да, он как раз 32-го года рождения, значит здесь ему год или около того".

"Но кто же такая Лу-Лу Солганская?" - продолжал размышлять Глеб, - "Судя по всему - или жена или сестра того репрессированного".

- Мам, не знаешь, кто это? - спросил Глеб, заходя в комнату матери и протягивая ей загадочное фото - Я тут наш альбом решил посмотреть.

Мать лежала на диване. Она слегка приподнялась, разглядывая фотографию. Взяла её в руки, перевернула, прочитала надпись.

- Лу-Лу Солганская. Нет, Глебушка, не знаю. Возможно, какая-нибудь родственница со стороны твоего отца. Красивая фамилия, может быть польская.

И женщина красивая. А имя, наверное - или Лена или Людмила. Отец знал, возможно, кто она. Но его уже не спросишь, - мать тяжело вздохнула.

- Жаль, мам. А это фото - здесь мой дед со своими родителями? - он протянул ей фотографию семейной пары.

- Да, это твой дедушка Владимир Демичев. Какой ребенок забавный, правда? - мать улыбнулась, - А это его родители - Михаил Демичев и... по-моему, Ольгой его жену звали, если я ничего не путаю. Помню, Олег мне рассказывал.

- Глеб, дай мне, пожалуйста, чашку со стола. Вставать не хочется, - попросила мать, - И таблетки, вон ту беленькую пачку, видишь?

Он протянул ей лекарство и чашку с водой.

- И сходи, пожалуйста, купи хлеб и батон, - у нас всё кончилось, а я сегодня не хочу выходить, что-то голова немного кружится.

- Конечно, без проблем.

Глеб положил фото таинственной женщины обратно в альбом и пошел в коридор одеваться.

Вечером он позвонил Лизе на домашний. Девушка была дома и сняла трубку.

- Да, - бодрым голосом произнесла она.

У Глеба защемило сердце, когда он услышал её голос.

Но он постарался быстро взять себя в руки.

- Привет, Лиз. Не очень занята?

- Привет. Я к экзамену вообще-то готовлюсь.

- Я недолго. У меня к тебе просьба небольшая. Сможешь мне помочь?

- А что за просьба?

- Я знаю, что ты вроде занималась историей революции и гражданской войны в России.

- И сейчас занимаюсь, - спокойно ответила Лиза.

- И говорила, что у тебя есть доступ в архивы.

- Допустим, есть.

- Лиз, ты меня бы очень выручила, если бы посмотрела инфу об одном человеке. Это возможно сделать?

- Хмм, - протянула Лиза, - А что за человек? И почему у тебя вдруг такой интерес к истории проснулся? Раньше тебе вроде совсем не интересно всё это было.

- Лиз, долго рассказывать. Просто он имеет отношение к истории нашей семьи.

- Понятно, - Лиза хихикнула, - значит, родовые корни стали интересовать.

- Так посмотришь или нет? - спросил Глеб, - Для меня это очень важно.

Что-то в интонации его голоса подействовало на Лизу, она сразу посерьёзнела.

- Ладно. Но не раньше следующей недели. Сегодня суббота. В выходные архив закрыт, значит понедельник, вторник, среда. Вот эти дни, - Лиза всегда была пунктуальна, и Глеб знал, что в этом сможет на неё положиться, - А что за человек-то тебя интересует?

- Записываешь?

- Угу, вот, ручку взяла.

- Солганский Я.С.

- Записала, - откликнулась Лиза, - Годы его жизни знаешь?

- Нет. Только фамилию и инициалы. И что он был расстрелян в период с 18 по 22 год в посёлке Киреевка. Его фамилия есть там на мемориальной доске.

- Ки-ре-ев-ка, - Лиза записала название поселка, - Что ж, хорошо, что фамилия там указана, значит, есть большая вероятность того, что сведения об этом Солганском находятся в архиве.

- Спасибо большое, Лиза!

- Пока ещё не за что. Ну, значит на следующей неделе, когда что-то узнаю про него - отзвонюсь тебе.

- Отлично.

- До связи.

И Лиза положила трубку.

***

Иногда Михаил Демичев думал - что же всё-таки объединяет его с Яном Солганским? Ведь они были совсем разными. А ведь тогда, в начальных классах гимназии, да и позже, после её окончания, они дружили. Даже сейчас он считал себя его другом, хотя теперь они жили в разных городах и виделись редко. Только когда Ян приезжал в родной город, или когда Михаил выбирался в Петербург и заходил к нему.

Отец Солганского - поляк, женился в своё время на молоденькой русской красавице и остался в России. Родился сын, которого назвали Яном. Отец Солганского, сам военный, прочил также воинскую карьеру и единственному сыну. После гимназии Солганский поступил в Военную Академию. И отучившись там совсем немного, бросил. Чем вызвал ужасный гнев отца. Но душа Яна Солганского не лежала к военной дисциплине, муштре, строгому выполнению приказов. И вскоре он поступил на факультет журналистики. Михаил Демичев тем временем осваивал специальность адвоката.

Так их пути разошлись. Став журналистом, Согланский устроился работать в одно издательство в Санкт-Петербурге. Немного улучшив свое материальное положение, он даже открыл собственный небольшой книжный магазин. Кроме статей и заметок Солганский писал стихи, и как многие поэты или люди, считающие себя таковыми, был довольно эмоциональным, несобранным и влюбчивым человеком. Трезвый рассудительный Демичев в этом отношении был его полной противоположностью. Но противоположности, как известно, притягиваются. И может быть поэтому, уже давно окончив гимназию, они до сих пор общались. Хотя иногда Михаил Демичев ловил себя на мысли, что завидует Солганскому. Ещё в гимназии для достижения хороших результатов в учёбе ему приходилось усердно зубрить, благо он отличался спокойным характером и усидчивостью. Солганскому же многие вещи давались легко, без усилий. Но ему часто не хватало внутренней дисциплины.

И даже внешне Демичев проигрывал Солганскому. Михаил был обычной, заурядной внешности - среднего роста, небольшие темные глаза, темные волосы, острые скулы.

А Солганский был красив - высокий, светлые волосы, худощавое лицо, живой взгляд карих глаз, открытая улыбка. Он нравился женщинам. И это тоже вызывало лёгкую зависть у Демичева. "Хотя, чему тут завидовать?", - рассудительно думал он, - "Непутёвой жизни рифмоплета?" Правда, последнее время дела у Солганского шли довольно хорошо, со своего магазина он получал неплохой доход, этого хватало и на жизнь в Петербурге и на съем квартиры. Также он писал небольшие фельетоны и статьи, которые иногда печатали в местных журналах. Это тоже давало пусть небольшой, но всё же заработок.

В этот день, 28-го декабря, Солганский появился в доме Демичева неожиданно, как снег на голову. Хотя, это было вполне в его манере.

А Михаил всё последнее время, несмотря на своё хладнокровие и рассудочность, постоянно думал про Лу-Лу. Он вспоминал их последний вечер в ресторане, когда был её День рождения. "Ничего... уже скоро, совсем скоро", - думал он, - Ждать ответа осталось недолго". И в эти моменты щемящая нежная тоска по Лу-Лу наполняла его сердце.

В этот вечер он как раз собирался в "Серебряный дождь", уже почти оделся, когда кухарка Антонина вдруг крикнула ему с первого этажа своим грубоватым голосом:

- Михаил Алексеевич, к Вам господин Солганский!

- Когда же ты приехал, Ян? - Михаил обнял друга, который ждал его внизу в гостиной.

- Да совсем недавно, Миша. Как приехал - сразу к тебе, - Солганский улыбнулся ему своей широкой улыбкой, - К матери только заглянул, вещи оставил, а потом к тебе.

- А надолго приехал?

- Хочу Новый год здесь встретить, да и с матерью побыть немного. В общем, дней на пять.

- Ну, давай выпьем за встречу, - Михаил подошёл к бару, - Что будешь?

- Водки у тебя, я знаю, никогда нет, - Солганский засмеялся, - Ты эстет, Миша.

- А ты единственный поэт, который предпочитает водку вину и шампанскому, - парировал Демичев, - Что ж, давай коньяк тогда.

Он достал бутылку и две рюмки.

- Давай, от коньяка не откажусь. Кстати, о поэзии. Это тебе, - Солганский достал какую-то небольшую книжечку и положил перед Михаилом на стол.

- Твои стихи? Ну, спасибо, Ян.

- Да, издался всё-таки, - Солганский улыбнулся, - До Блока мне, конечно, далеко... но некоторым вроде нравится то, что я пишу.

Михаил взял книгу в руки, полистал для приличия и отложил в сторону. К стихам он был равнодушен, - Ну, за встречу! -

Он поднял свою рюмку.

Солганский уселся в гостиной, вытянув длинные ноги и весело смеясь, что-то рассказывал. О своей жизни в Петербурге, и наверняка это было что-то интересное, рассказчик он был хороший. Но Михаил потерял нить разговора, он думал о Лу-Лу и о том, что уже давно должен быть в кабаре. У Лу-Лу сегодня планировалось большое сольное выступление, а он и так уже немного опоздал.

- Прости, Ян, - Демичев перебил Солганского на полуслове, - Но я должен идти.

- Я тебя задерживаю... виноват, - Солганский встал, - Что-то по службе?

- Нет, должен увидеться со своей невестой.

- Миша, а ты раньше не говорил, что у тебя есть невеста, - Солганский присвистнул, - Ну, молодец. Может, и меня с ней познакомишь?

Михаил задумался. Но и отказывать другу было как-то неудобно.

- Ладно, пойдем, - сказал он.

- У тебя-то самого как с личным? - спросил он Солганского, когда они уже шли по улице по направлению к "Серебряному дождю".

- А... никак! - и Солганский неопределенно махнул рукой.

***

Народу в "Серебряном дожде" было больше чем обычно. Во-первых, воскресенье. Во-вторых, молодая, но уже известная в городе певица Лу-Лу Платонова выступала в этот вечер с расширенным репертуаром. Михаил и Солганский с трудом отыскали свободный столик.

Лу-Лу в этот вечер пела великолепно. Голос её то переливался легко и нежно, то звучал трагически и безысходно. Лу-Лу была в бархатном вишневого цвета платье с открытой спиной, в таких же узких и длинных вишнёвых перчатках. На красивой белой шее блестело маленькое колье из розового жемчуга.

- Красавица, - сказал Солганский, внимательно глядя на сцену, - Просто огненная девушка!

- Да, - коротко ответил Михаил, отчего-то почувствовавший на него раздражение.

Лу-Лу исполнила шесть романсов и под громкие аплодисменты ушла со сцены. А через пару минут она, разгоряченная после выступления, подошла к их столику.

- Миша, вижу, что Вы не один, - улыбаясь, произнесла она.

Михаил встал, целуя её маленькую нежную руку.

- Здравствуйте, милая Лу-Лу. Пели просто великолепно.

Спасибо Вам. А это мой друг, Ян Солганский, - он кивнул в сторону Яна, - Сегодня он приехал из Петербурга.

Солганский встал, в свою очередь, целуя ей руку.

- Здравствуйте, Ян, - проговорила Лу-Лу, - Петербург - прекрасный город. Была там, правда, только один раз и уже давно.

Она села за их столик и внимательно и с интересом посмотрела на Солганского. Их взгляды пересеклись. Демичев заметил, что во взгляде Лу-Лу вспыхнули какие-то огоньки.

- Самый обычный город, - улыбнулся Солганский, - у Вас еще будет множество шансов там побывать.

- Надеюсь, - легко вздохнула Лу-Лу.

- А чем Вы занимаетесь, Ян? - спросила она.

- Работаю в издательстве, журналист. Статьи, заметки, фельетоны. Еще пишу стихи немного.

- Стихи? Это интересно. Стихи я люблю.

- А кто пишет тексты для Ваших романсов? - поинтересовался в свою очередь Ян, - Некоторые мне очень понравились.

Демичев кашлянул, чувствуя себя несколько лишним в этом разговоре.

- Есть несколько поэтов. Один пишет специально для меня. А один романс я пою на собственные стихи, - Лу-Лу кокетливо улыбнулась. Правда сегодня я его не исполняла.

Припев там такой:

Не вымолить любовь. Прости, прощай!
Уходишь от меня по бездорожью.
Прощённым, говорят, дорога в рай…
Но заслужить прощение так сложно.

- Чудесно! - воскликнул Солганский, - у Вас талант.

Михаил молча следил за их беседой, и что-то в их разговоре ему всё больше и больше не нравилось.

- Ладно, пожалуй, мне пора, - сказал он, кашлянув.

Лу-Лу впервые внимательно посмотрела ему в глаза.

- Уже уходите, Миша?

Уходить Демичеву, конечно, не хотелось. Но и разговор Лу-Лу с Солганским, то, как она смотрела на него, немного смущаясь, а на ее щеках при этом появлялся легкий румянец - всё это ему не нравилось.

- А я бы ещё остался, - честно сказал Солганский.

Он весело посмотрел на Лу-Лу.

- А знаете, в средние века Вас бы точно на костре сожгли. Таких красивых и умных женщин тогда не очень жаловали.

- Своеобразный комплимент, - сухо проговорил Демичев.

Лу-Лу засмеялась своим серебристым смехом.

- Боюсь, для костра я не слишком умна, - отпарировала она, - А знаете, у меня идея. Приходите к нам с Марусей Рождество встречать. Мы с ней будем вам обоим очень рады. И поговорим обо всём, а то на работе всегда времени не хватает.

Демичев и Солганский, конечно же, согласились. Лу-Лу одарила их обоих улыбкой и упорхнула за кулисы.