Шёл новый 1919-ый год. Жизнь в Вельске становилась всё тяжелее. Однажды с обыском неожиданно пришли и к Демичеву. Конфисковали маленькую бронзовую статуэтку и старинный китайский сервиз, до смерти перепугав кухарку Антонину. Больше конфисковывать было уже нечего.

С продуктами и дровами было всё также плохо. И последнее в северном Вельске особенно сказывалось.

- Неужели, чтобы построить новую жизнь, нужно полностью разрушить прежнюю?, - как-то раз грустно спросила его Лу-Лу, - А главное - зачем?

Михаил не нашёлся, что ей ответить. Он сам устал от этой жизни, хотелось просто покоя и хотя бы намёка на какую-то стабильность. Адвокатская контора, где работал Михаил, теперь была закрыта. И поэтому, когда большевики предложили ему должность в комиссии по конфискатам, он согласился. Даже без особых колебаний.

Нужно было составлять описи конфискованного у населения имущества и выполнять ещё некоторые поручения. За это был оклад и продовольственный паёк.

К тому же теперь он мог не бояться того, что к нему в любое время суток вдруг неожиданно явятся с обыском.

Лу-Лу немного удивилась, когда узнала о его новой работе. Её глаза потемнели.

- Вы меня осуждаете, Люся? - спросил Демичев.

Лу-Лу молчала.

- Нет, Миша, - наконец сказала она, - Я не могу Вас осуждать. Наверное, каждый сейчас выживает, как может.

Писем от Солганского так и не было. И часто, заходя к Лу-Лу, Демичев видел на её глазах слёзы. А потом пришло письмо. Но не от Солганского. Писала Маруся из Тюмени.

Их тетка совсем захворала, и Лу-Лу решилась ехать.

- Ужасно, если придёт письмо от Яна, а меня здесь уже не будет, - говорила она Демичеву, когда он зашёл к ней накануне её отъезда, - Но и не ехать не могу.

Тётя очень больна. И я так соскучилась по Мусе.

Лу-Лу нервно ходила по комнате, складывая вещи в небольшой дорожный чемодан. А Михаил с тоской думал, что опять теряет её. И неизвестно, когда они теперь увидятся снова.

На следующий день рано утром Лу-Лу уехала.

Закончилась холодная зима. Наступила весна, тёплая и солнечная. И это весеннее пробуждение природы к жизни как-то особенно контрастировало с той печальной разрухой и тем страхом, которые царили теперь в Вельске. Михаил часто думал про Лу-Лу, особенно одинокими вечерами. Вспоминал он и Солганского, размышляя, что с ним могло случиться. "Неудивительно, если он погиб", - думал Демичев, - "С его характером и с тем, что происходит сейчас в стране".

А тоску по Лу-Лу он всё чаще заглушал коньяком. Летом в комиссию по конфискатам поступила работать новая секретарша, молоденькая Зинаида. Медный цвет ее длинных красивых волос напоминал Михаилу про Лу-Лу. И через несколько недель Зиночка, заглянувшая к нему домой на чай, неожиданно для Михаила, осталась у него на ночь. Она была живой, немного развязной, красивой и довольно практичной девушкой. После первой же их ночи, она призналась Демичеву в любви. Но заявила, что она сторонница свободных отношений и связывать себя брачными узами не собирается. Правда, Демичев ей этого и не предлагал. Он смотрел на ее темно-рыжие волосы и вспоминал Лу-Лу.

Часто думая о ней, Демичев написал в Тюмень. Лу-Лу уезжая, оставила ему адрес свой тетки. Но ответа он так и не получил. Впрочем, это было не удивительно. В том хаосе, который охватил страну, его письмо вполне могло затеряться. Также как и её ответ.

***

Год был на исходе. Демичев всё также работал в Комиссии по конфискатам. За это время он даже приобрел определенный вес в глазах новой власти, так как свои обязанности выполнял чётко, аккуратно и пунктуально. Он понял, что лучше всего вообще избавляться от лишних эмоций и сочувствия. И приглушить совесть. И тогда его работа казалась ему просто обыденной, заурядной, в ней как будто уже не было ничего страшного. И всё чаще Демичев думал, что всё абсолютно правильно. Старой жизни уже не будет. А к новой надо было или приспосабливаться... или погибнуть. Выбор был невелик.

Новый 1920-ый год Демичев встретил у себя дома в компании Зиночки. Повеселевшая от спиртного девушка, полезла к нему целоваться. И обнимая её, Михаил вспоминал, как встречал прошлый год с Лу-Лу.

Первые зимние месяцы прошли так же безрадостно. Чрезвычайная комиссия проявляла всё большую активность. И люди боялись уже и новой власти, и друг друга. Постепенно расцвела система доносов.

В один из холодных февральских вечеров, Михаил Демичев был в своём доме один. Кухарка Антонина еще с утра уехала к сестре в деревню, и вернуться должна была только дня через три. Демичев уже собирался ложиться спать, когда вдруг внизу, у входной двери прозвенел колокольчик.

"Кого это чёрт принёс так поздно?", - испуганно подумал Михаил, - "Может, Антонина вернулась? Или это Зина? А вдруг арестовывать пришли? Хотя, с чего им меня брать?" C чувством тревоги Демичев подошёл к входной двери и открыл её. На пороге стоял высокий человек в шинели. В темноте Михаил не мог разглядеть его лица, но когда он шагнул в освещенную прихожую, Демичев сразу его узнал. Это был Ян Солганский.

- Ну, здравствуй, Миша! - Солганский обнял его и улыбнулся своей широкой улыбкой.

- Здравствуй, Ян, - ответил Демичев, - Проходи. Не ждал я тебя.

Он огляделся и быстро закрыл за ним входную дверь.

- Никто не видел, как ты ко мне заходил?

- Да вроде нет.

- Ну, где же ты пропадал? - спросил он Солганского, - Люся так ждала от тебя писем.

- Где пропадал - долгая история. Ты мне скажи лучше, где Люся? Я ведь ради неё и приехал.

- Проходи что ли, - проговорил Демичев, - Зачем в прихожей стоять?

- Да я ненадолго, Миша, - Солганский посмотрел ему в глаза, и Демичев увидел, что он очень похудел и зарос щетиной, - Ты один?

- Да, - ответил Демичев, - Антонина уехала к сестре.

- Что с Люсей? - спросил Солганский, - и где она? Я видел, что в нашей квартире теперь чужие люди.

- Люся уехала, - коротко ответил Демичев, - В Тюмень к тетке.

- И давно?

- Да уж с пол года. Ну, пойдем - И Михаил кивнул в сторону комнаты.

- Миша, знал бы ты, как я устал, - признался Солганский, когда они сели в гостиной. Демичев достал бутылку водки, нарезал хлеб и колбасу, полученную из продовольственного пайка, - Я так хотел увидеть Люсю. Как же я не догадался, что она может быть в Тюмени.

- Ну откуда ты мог знать, - коротко ответил Демичев, - Лучше расскажи, как тебя не арестовали при въезде в город? Вельск ведь давно красный.

- Я это заметил, - ответил Солганский.

Он выпил рюмку водки и в упор посмотрел на Михаила.

- А ты, я смотрю, на водку перешел. И изменился как-то. Ты то сам как здесь живешь, Миша?

Он сделал упор на слово "здесь".

- Живу хорошо, не жалуюсь - сухо ответил Демичев.

- Ну-ну, - Солганский засмеялся, - Хоть кто-то не жалуется на большевиков. Впрочем, Мишенька, ты никогда не отличался особой принципиальностью.

Демичев почувствовал нарастающее внутри раздражение.

- Расскажи лучше, где тебя черти носили, - ответил он Солганскому, - и почему писем не писал.

- Я писал… несколько раз. Видимо, затерялись, - ответил Ян, - В стране ведь такое творится. А черти много где носили... я и повоевать успел, и в плену побывать.

- В плену? - удивился Михаил.

- Да, - Солганский выпил ещё одну рюмку и начал рассказывать.