Солганского увели. Михаил стоял у окна и смотрел, пока Солганский и двое сопровождающих его чекистов не скрылись за поворотом. Затем взглянул на большие настенные часы. Было без пятнадцати час. Прошло всего двадцать минут, а Демичеву казалось, что минула целая вечность. На столе лежала сигарета, которую Ян достал ещё до того, как всё началось, и так и не успел выкурить.

"Что же я наделал?!" - вдруг подумал Демичев.

Но эта мысль, вспыхнув короткой яркой вспышкой в его мозгу, также быстро погасла. Михаил подошел к столу, налил пол стакана водки, выпил, закусив куском хлеба.

- Ничего, ничего, - проговорил он, - Всё правильно, всё верно. Он это заслужил.

Вельская Чрезвычайная комиссия располагалась в экспроприированном доме купца Архипова. Дом был очень большой. Также в нём находилось много погребов, из которых теперь были сделаны камеры для заключенных. В одну из таких, маленькую и тесную, и поместили Солганского.

Вечером этого же дня его вызвали на первый допрос и сразу же сильно избили, так как Солганский всё отрицал.

- Завтра мы с тобой поговорим по-другому, - злобно сказал ему следователь.

На следующий день в ЧК вызвали Демичева для официального подтверждения его показаний.

Михаил сидел в небольшой прокуренной комнате. Следователь, худощавый человек с узким желчным лицом и острыми скулами задал ему несколько вопросов насчёт Солганского - его имя, фамилию, род занятий, деятельность после 25-го октября 1917-го года.

- Да, он служил в Добровольческой армии, - подтвердил Демичев.

- В какой части? - сухо спросил следователь.

Демичев напряг память и сказал название части, и даже места, где воевал Ян, вспомнив его ночной рассказ.

- Отлично, - сказал следователь, заполняя какую-то бумагу, - Теперь распишитесь здесь.

Он протянул её Демичеву.

Михаил поставил свою подпись.

- Благодарю, - сказал следователь, - Мы Вам очень признательны за проявленную бдительность.

- Я могу идти? - спросил Михаил.

- Да-да, Вы свободны, - следователь слегка улыбнулся ему и опять углубился в свои бумаги.

Михаил пошел к двери и на пороге вдруг обернулся.

- А... что с ним будет? - вдруг спросил он, сам не зная, зачем сказал это. Ведь ответ и так был очевиден.

Чекист поднял на него голубоватые водянистые глаза.

- Если докажут его контрреволюционную деятельность - высшая мера. Хотя, участие в Добровольческой армии - уже сама по себе такая деятельность.

Михаил молча смотрел ему в глаза.

- Или Вы с чем-то не согласны? - поинтересовался следователь.

- Нет, нет, просто спросил, - торопливо ответил Демичев, - До свидания.

И открыв дверь, он вышел из кабинета.

На следующий день Солганскому заявили, что его настоящая личность полностью удостоверена. Он и сам это понимал, отрицать это дальше было бессмысленно.

А ещё через несколько дней, его известили о переводе в Петроградскую Чрезвычайную комиссию.

- Ваше дело достаточно серьёзно, - сказал Глав ЧК, поэтому завтра Вы под конвоем отправитесь в Петроград. Там и решится Ваша судьба.

Зиночка, пришедшая вечером к Демичеву домой, была крайне удивлена его состоянием. Он был сильно пьян. На столе стояла почти пустая бутылка водки.

- Миша, что-то случилось? - робко спросила она, - Мне уйти?

- Нет, нет, Зина, оставайтесь, - прошептал Михаил, обнимая и целуя ее в шею прямо в прихожей.

- Дайте же раздеться, - засмеялась Зиночка.

Такой порыв внезапной страсти был для нее очень странным.

- Один я с ума сойду, - тихо проговорил Демичев.

Зина посмотрела в его глаза и испугалась его пустого и напряженного взгляда.

Петроград встретил Солганского холодной колючей метелью и глухой болью от нахлынувших воспоминаний. Он не ожидал, что вернётся сюда ТАК. Ему показалось, что город стал совсем другим. Да так оно и было. На улицах поражала взгляд разруха, выбитые витрины магазинов, грязь. Даже в Вельске было как-то чище. На одной из улиц Солганский обратил внимание на разграбленный большой книжный магазин. Скорее всего, все книги пошли в печки вместо дров. Зима в этом году была очень холодной.

- Давай, давай, иди, чего встал! - грубо крикнул на Солганского один из конвойных, ткнув его в спину прикладом. И они продолжили свой путь. Довольно долгий.

До Петроградской Чрезвычайной комиссии Солганского вели пешком, и он сильно замерз и устал. Почти через полтора часа они вышли, наконец, к большим металлическим воротам. И они с грохотом захлопнулись за спиной Солганского.

"Ну, вот и всё. Это конец", - подумал он.

***

Если в Вельске Солганский сидел в одиночке, то в Петроградской ЧК камера, куда его поместили, была общая. Довольно большая. И людей здесь было много. Конвойные быстро впихнули его в открывшийся дверной проём, затем заскрежетали закрываемые запоры. Он сделал несколько шагов вперёд и осмотрелся. По бокам с обеих сторон находились двух ярусные деревянные нары, на них сплошь сидели или лежали люди. На полу по углам лежали клочки грязной соломы, на ней тоже сидело несколько человек. Воздух в помещении был душный и спёртый.

К Солганскому подошёл какой-то мужчина средних лет и живо посмотрел на него.

- Новенький, значит, - протянул он.

Ян кивнул.

- Свободных нар сейчас нет, - ответил мужчина, - На днях может быть, будет размен и места освободятся. А пока иди в угол, там вон солома почище, - И он кивнул ему куда-то в сторону.

- Размен? - переспросил Солганский.

- Э...да ты совсем зелёный, парень, - усмехнулся мужчина, - Расстрелы мы так называем. Как зовут-то тебя?

- Ян, - тихо ответил Солганский.

- А я Игнат Степанов, - мужчина протянул ему руку, и Солганский пожал её.