Некоторое время Демичев молчал, осознавая то, что ему сказала Лу-Лу. Но решение пришло к нему почти сразу. Он встал из-за стола и подошёл к ней.

- Люся, - негромко сказал Михаил, - Может быть, Вы помните то, что я Вам предлагал ещё в конце 1915-го года? Сейчас я просто повторю эти слова. Выходите за меня замуж.

Лу-Лу, смотревшая в окно, как-то растерянно дотронулась рукой до тяжёлой тёмно-зелёной шторы. Обернулась и посмотрела на Михаила.

В её глазах блеснули слёзы.

"Наверняка опять вспоминает Солганского", - подумал Демичев.

- И ещё, Люся, - продолжил он, - Ян расстрелян. Вы сейчас тоже находитесь в определенной опасности, как его жена. Если Вы выйдете за меня, Вам будет гораздо спокойнее, у Вас появится защита - он взял её за руку, - И это для Вас особенно важно именно сейчас, когда Вы ждёте ребёнка... нашего ребёнка.

Лу-Лу смотрела на него и молчала. Михаил отпустил её руку и отвернулся к столу.

- Хорошо, Миша, - вдруг услышал он и, сам не поверив в эти слова, обернулся. Посмотрел ей в глаза.

- Я согласна, - тихо ответила Лу-Лу.

***

Глеб сидел на небольшой, но уютной кухне Надежды Викторовны и пил чай с булочками. У неё был отдельный частный дом с небольшим участком. Надежде Викторовне на вид было лет пятьдесят - невысокая худощавая женщина с короткой мелированной стрижкой, в джинсах. При встрече она показалась Глебу гораздо более дружелюбной, чем по телефону. Улыбнулась ему, внимательно глядя из-под позолоченной оправы,  и кивнула в сторону кухни.

- Проходите, молодой человек. Егор?

- Глеб, - поправил её Демичев.

- А, извините, Глеб. Я просто помнила, что имя у Вас такое...короткое. Садитесь за стол, я сейчас чайник поставлю.

Она чиркнула спичкой и поставила на плиту чайник, достала тарелку с какими-то маленькими булочками.

- Я сыт, спасибо, - как-то неловко сказал Глеб.

- А я и не собираюсь кормить Вас до отвала, - улыбнулась Надежда Викторовна, - Просто за чашечкой чая разговор всегда легче и интереснее идёт, правда?

Глеб кивнул.

- И разговор у нас будет, наверное, не очень короткий, - она села напротив Глеба, дожидаясь, пока закипит чайник, - Я угадала?

- Наверное, - согласился Глеб, - Я уже говорил Вам, что меня интересует Людмила Солганская.

Он вынул фото Лу-Лу, которое захватил с собой из дома и положил его на стол перед Надеждой Викторовной.

Она взяла в руки фотокарточку и посмотрела на неё.

- Да, это Людмила. Сестра моей бабушки. Первый раз вижу это ее фото, кокетливая она здесь.

- А у Вас есть еще ее фотографии? - спросил Глеб.

- Конечно, есть. Сейчас альбом принесу, - женщина встала и вышла из кухни.

Глеб выключил закипевший чайник. Через несколько минут Надежда Викторовна вернулась, неся в руках массивного вида фотоальбом с посеребренной пряжкой.

"Сейчас таких не выпускают" - подумал Глеб.

- Да, раритетный, - засмеялась женщина, как будто угадав его мысли. Положила альбом на край стола и налила кипяток в маленький заварочный чайник.

- Пока чай заваривается, я Вам фото покажу, - проговорила она, расстегивая большую серебристую пряжку альбома.

Глеб придвинулся поближе, чтобы было лучше видно фотографии.

Надежда Викторовна встала, разлила чай по чашкам и придвинула к нему поближе тарелку с булочками.

- Угощайтесь, Глеб. Они с сыром, сегодня сама испекла.

- Спасибо, - поблагодарил Глеб, откусывая ароматную булочку, - Очень вкусная.

- На здоровье, - улыбнулась Надежда Викторовна и, поправив очки, кивнула ему на страницы альбома.

- Вот здесь есть несколько фотографий Людмилы с ее мужем. И более ранние есть. Вообше, старых фотографий у нас немало. Моя бабушка очень бережно относилась к такого рода вещам. Она и дневник своей сестры сохранила, я его читала немного, отрывками, но не весь. А дочь моя, Маринка, весь прочитала в свое время, она этим всем очень интересовалась раньше.

- У Вас есть дневник Людмилы? - заинтересовался Глеб.

- Да. Я разве не принесла его вместе с альбомом? Нет? Тогда сейчас принесу.

Надежда Викторовна встала и опять ушла в другую комнату. Вскоре она вернулась, держа в руках тетрадку. За женщиной, мягко ступая лапами, в кухню вошёл белоснежный, похожий на ангорского, кот.

- Красавец, - улыбнулся Глеб.

- Ну, куда пришел, Снежок, - обратилась женщина к коту, - Опять еду клянчить? Вот, осталась я с ним вдвоём, - обратилась она к Глебу, - дочка Марина замуж вышла, уже три года, как переехала к мужу в город. А мы с ним остались здесь. Да, Снежок? - женщина почесала кота за ухом.

Глеб хотел спросить ее про мужа, но потом подумал, что это будет неудобно, и промолчал. Мужа у Надежды Викторовны, судя по всему, не было.

- Вот дневник Людмилы, - Надежда Викторовна положила перед Глебом тетрадь. Он открыл её и увидел тонкие пожелтевшие листы, исписанные круглым аккуратным почерком. В некоторых местах чернила были совсем бледные.

- Да-да, - улыбнулась Надежда Викторовна, - Мне с моим зрением было всё не осилить, некоторые предложения здесь вообще не разобрать. А вот дочка весь его прочитала, лет пять назад.

- Надежда Викторовна, а не разрешите мне взять этот дневник домой почитать? - попросил Глеб, увидев, что чтения здесь будет действительно не на один вечер, - Я через несколько дней Вам его обязательно привезу.

- Ну... хорошо, Глеб, - согласилась женщина, - Но я рассчитываю на Вашу честность, - улыбнулась она, - Для меня это память и о бабушке тоже. Свою старшую сестру она очень любила, та ведь её фактически вырастила.

- Конечно, я прочитаю дневник и сразу привезу его обратно, - Пообещал Глеб, - Спасибо Вам огромное ,- А большая разница у неё была в возрасте со старшей сестрой?

- Да, Людмила была старше на десять лет. Девочки довольно рано потеряли родителей,  и Люда воспитывала бабушку.

Вот, смотрите, как раз их фото.

Надежда Викторовна достала из альбома и положила перед Глебом старую, пожелтевшую от времени фотографию, на которой были две сестры. Одна молодая и симпатичная с густыми немного вьющимися волосами, с родинкой над верхней губой, весело улыбалась и держала за руку девочку лет десяти. Внешне они были похожи.

"Сразу видно, что родные сёстры" - подумал Глеб.

Он стал дальше смотреть фотографии в альбоме.

- А это Людмила с мужем? - спросил он, увидев следующую карточку.

Надежда Викторовна положила в чай дольку лимона и посмотрела на фотографию, о которой спрашивал Глеб.

- Да, - ответила она, - Это Людмила со своим первым мужем. Он был репрессирован. Вообще, всё это была очень трагичная история.

"Кое-что я об этом уже знаю", - подумал Глеб и вгляделся в фото, внизу стояла дата - октябрь 1916 года.

"За год до начала всех этих страшных событий", - подумал он.

- Они очень хорошо смотрятся вместе, - проговорил Глеб.

- Ну, ещё бы, - грустно улыбнулась Надежда Викторовна, - Глеб, положить Вам лимон в чай?

- Да-да, - спасибо, - кивнул Глеб.

- И пейте, а то всё уже остыло.

- Спасибо, - поблагодарил Глеб, отхлёбывая чай.

- А Людмила и её первый муж, - продолжила Надежда Викторовна, - Они очень любили друг друга, как рассказывала бабушка. И оба были творческими людьми. Людмила пела романсы, а Ян ей тексты писал, стихи. Он вообще хорошо владел словом, был талантливый журналист. Жаль, вместе они прожили совсем недолго.

- Понятно, проговорил Глеб, откусывая булочку, - А почему Вы сказали "первый"? Людмила потом ещё вышла замуж?

- Да, - Надежда Викторовна приподняла тонкие выщипанные брови и с лёгким удивлением посмотрела на Глеба, - А Вы, Глеб, разве сами об этом не знаете?

- Я? - удивился в свою очередь он, - Нет, не знаю.

- Ведь вторым мужем Людмилы был Михаил Демичев. Я когда Вашу фамилию по телефону услышала, она мне показалась очень знакомой. А потом я вспомнила.

 Есть и их фотография совместная. Вот, смотрите.

Надежда Викторовна перелистнула пару страниц альбома и извлекла небольшую карточку, на которой были вместе мужчина и женщина. В женщине Глеб сразу узнал Людмилу Солганскую, только была она какая-то похудевшая и грустная. А присмотревшись к мужчине, он действительно узнал в нём Михаила Демичева, лицо которого помнил ещё по их старой семейной фотографии.

"Вот так поворот" - подумал Глеб.

И подумал, что во всей этой истории что-то наконец-то начинает для него проясняться.

- А как умерла Людмила Солганская? - спросил он, - Вы тогда по телефону сказали, что это было ещё в двадцатых годах.

- Да. И всё это тоже была довольно трагичная история, - Надежда Викторовна вздохнула, - Глеб, налить Вам ещё чашечку?

Глеб кивнул, и женщина налили ему ещё одну чашку вкусного ароматного чая.

- Но ведь она не была репрессирована, как её первый муж? - спросил Глеб.

- Нет, не была. Но умерла довольно рано, ей было тридцать пять лет. Она отравилась.

Надежда Викторовна поставила чайник обратно на плиту и вернулась за стол.

От её слов Глеб вдруг почувствовал внутри какую-то щемящую грусть.

- Значит, самоубийство? - спросил он.

- Понимаете, Глеб, это так до конца и не выяснили. Ведь никакой записки она не оставила. Бабушка говорила, что её старшая сестра последний год постоянно пила успокоительные капли. Ну, может быть, и в тот день она просто выпила их слишком много, не рассчитала. Бабушка хотела думать именно так. Она говорила, что сестра верила в Бога и не могла совершить такой грех. Это ведь грех очень тяжёлый, и человеку его не прощают. И отпевания Людмилы бабушка с её мужем добились с большим трудом. Не хотели её отпевать. Правда, тогда вообще с этим было очень трудно, мало где отпевали. И церквей действующих осталось мало. Сами понимаете, Глеб, какое время тогда было.

- Да, конечно, - Глеб кивнул.

- Вообще, смерть старшей сестры всю жизнь была для бабушки незаживающей раной, - вздохнула Надежда Викторовна, - Она, когда уже совсем старенькая была, часто про Людмилу вспоминала. И про Яна, её первого мужа. "Царствие им небесное", - говорила, - "Пусть хоть там, в ином мире, у них всё будет хорошо".

От Надежды Викторовны Глеб ушёл в каком-то странном и тяжёлом настроении. Ситуация начала понемногу проясняться. Но то, что он узнавал по мере этого, его совсем не радовало. А в сердце теперь поселилась какая-то щемящая грусть. С того самого момента, когда он узнал о преждевременной смерти Людмилы Солганской.

***

Вечером, быстро поев яичницу и выпив чашку кофе, Глеб выкурил сигарету и, сев за стол, открыл старую тетрадь с тонкими пожелтевшими страницами.

Дневник Лу-Лу Солганской.

Дневниковые записи она вела не с самой первой страницы. Перед этим на нескольких первых листах тетради было записано несколько стихов. Видимо сочиняла их сама Лу-Лу, потому что некоторые строчки были зачёркнуты, а потом переписаны уже заново, набело.

А самым последним было четверостишие, которое Глеб прочитал с какой-то щемящей грустью, опять заполнившей его сердце:

"Не вымолить любовь. Прости, прощай!
Уходишь от меня по бездорожью.
Прощённым, говорят, дорога в рай...
Но заслужить прощение так сложно".