За два вечера Глеб успел прочитать уже довольно много дневниковых записей Лу-Лу. Вести их она начала вскоре после смерти матери. И писала обо всём достаточно подробно и откровенно. Правда некоторые предложения Глеб разбирал с большим трудом, чернила на пожелтевшей бумаге совсем выцвели. Ему даже приходилось периодически вооружаться лупой, чтобы разглядеть отдельные слова. Но чтение всё-таки продвигалось.

А с того момента, где Лу-Лу впервые упомянула о Михаиле Демичеве, Глеб стал вчитываться в её круглый аккуратный почерк ещё более внимательно.

"У меня появился постоянный поклонник", - писала Лу-Лу, - "Очень приятный молодой человек. Каждый день дарит цветы и провожает меня до дома. И, кажется, он в меня влюблён".

Глеб узнал и о том, что в декабре 1915-го года Михаил Демичев сделал ей предложение.

- Так-так-так, что-то начинает проясняться, - проговорил Глеб, откладывая в сторону старую тетрадь и поднимаясь из-за стола. От напряжённого чтения у него заболели глаза. Он пошёл на кухню, сварил себе чашку крепкого кофе, съел бутерброд с колбасой, выкурил сигарету и задумался, глядя в окно. Посмотрел на часы, было уже пол двенадцатого вечера. На сегодня надо бы уже закругляться и ложиться спать, - подумал Глеб.

Завтра перед работой он хотел ещё успеть заскочить к матери в больницу.

Но вернувшись в комнату, он включил настольную лампу, сел за стол и, открыв старую тетрадку, опять стал читать записи Лу-Лу.

"29-е декабря 1915-года.

Вчера был удивительный день. Я познакомилась с необыкновенным человеком. Это Мишин друг, и они знают друг друга с детских лет, вместе учились в гимназии. А Ян сейчас живёт и работает в Петербурге, а в Вельск приезжает к своей матери. Вот то немногое, что он мне про себя рассказал. А ещё он пишет стихи. Но я как-то постеснялась попросить его что-нибудь почитать, а теперь так жалею об этом. Вдруг мы больше не увидимся? Правда я пригласила его и Мишу к нам с Мусенькой на Рождество. Но кто знает, придёт ли он? Но они с Михаилом обещали придти. А я вела себя вчера, наверное, как глупая девчонка - то краснела, то бледнела. И смеялась не к месту.

Теперь вспоминаю, и мне немного стыдно за себя. Что он обо мне подумал? Но всё равно...мне сейчас так тепло и радостно на душе, как давно уже не было.

Просто от мысли о нём. Скорее бы дожить до Рождества и увидеть Яна ещё раз.

И я не знаю, как сказать Мише... Он ждёт ответ. И я понимаю, что мой отказ его больно ранит. Но всё-таки надо набраться смелости и всё ему сказать".

Глеб прочитал эту запись и почувствовал в груди неприятный холодок. "Чем дальше - тем интереснее" - подумал он, - "Значит,  мой прадед дружил с Солганским, да ещё и с детских лет". Разбросанные ранее отдельные пазлы,  вдруг сложились в его голове в отдельную целостную картинку. Выходила она, правда, довольно безобразной. Как отражение, которое получается, когда смотришь в кривое зеркало.

- Где же эта бумага? - пробормотал Глеб, открыв ящик стола и перелистывая бумаги - протоколы допросов Солганского, которые ему распечатала Лиза.

Наконец он нашёл и вытащил листок, который искал. Листок, помеченный 12-ым февраля 1920-го года. Взяв его в руки, он ещё раз внимательно прочитал, что там было написано. Свидетельские показания Михаила Демичева, которые он давал в Вельской Чрезвычайной комиссии. Показания против его друга, Яна Солганского.

Глеб почувствовал начинающуюся тупую головную боль. В висках запульсировала кровь. Подойдя к форточке, он слегка приоткрыл её и вдохнул свежий морозный воздух.

- Всё понятно, - тихо проговорил Глеб, - Это же получается просто история одного предательства.

Теперь понятно, почему мне снился тот сон про девятый круг ада.

***

В начале 1923-го года Михаил Демичев, как хорошо зарекомендовавший себя работник, пошёл на повышение - стал возглавлять комиссию по конфискатам. Это означало увеличение зарплаты и двойной продовольственный паёк. Кроме того, теперь ему перепадали и некоторые хорошие конфискованные вещи. Ведь далеко не всё отходило в пользу только молодой республики.

Однажды он принёс красивую соболиную шубку и, зайдя в гостиную, накинул её на плечи Лу-Лу, сидевшей в кресле.

- Люся, померяй. Я думаю, тебе подойдет.

Лу-Лу быстро встала, придерживая шубку руками. Нахмурила брови.

- Откуда это у тебя, Миша?

- Не важно. Тебе очень идёт, взгляни сама. Да и ты говорила, что тебе к зиме что-то тёплое надо.

- Это из конфискованных вещей при обыске? - тихо спросила Лу-Лу, - Да, Миша? Или это.. одежда, оставшаяся от расстрелянных? Прости, но я не буду это носить.

И скинув шубку с плеч, она бросила её в кресло.

- И прошу тебя, Миша, не приноси мне больше подобных вещей, - проговорила Лу-Лу и быстро вышла из комнаты.

"Ну и иди к чёрту!" - уже хотел крикнуть ей вслед Демичев. Но взял себя в руки и промолчал.

Последнее время их отношения были натянутыми. Наверное, с того самого момента, когда Демичев ударил Лу-Лу. И хотя потом он всегда старался быть с ней нежным и больше не повторять эту ошибку, он видел, что с женой произошли какие-то необратимые перемены. А невидимый барьер между ними стал ещё сильнее. И от этого Михаил злился. А злость и раздражение, а также напряжение на работе он привык снимать спиртным. Вот и сейчас, как только Лу-Лу вышла, он подошёл к шкафчику, достал графин с водкой, налил в стакан и выпил, даже не закусывая.

Он обернулся к окну, и его взгляд упал на светлую шубку, лежавшую в кресле.

"Красиво смотрелась бы на ней", - подумал Демичев.

И вспомнил слова, которые ему сказала Лу-Лу...

- А даже если и с расстрелянных снято. Ну и что? - проговорил Михаил.

Он со злостью сел за стол, и налил в стакан ещё водки. Выпил.

И ещё последнее время ему почему-то часто вспоминался его последний разговор с Солганским. В ту последнюю ночь перед его арестом.

"Счастье нельзя строить на крови", - вспомнил он сказанные Яном слова и усмехнулся.

И хотя сейчас его сознание затуманил алкоголь, и многое стало казаться ерундой, в глубине души периодически всплывало страшное осознание того, что Солганский был прав.

***

Ванечка Демичев рос хорошеньким, но слабым и болезненным ребёнком. Лу-Лу не работала и почти всё своё время посвящала сыну.

Ванечка часто простужался и болел. И тогда Лу-Лу подолгу, иногда по пол ночи просиживала у его кроватки.

А когда ребёнок выздоравливал, Лу-Лу любила гулять с ним, читала ему сказки и коротенькие стихи. И часто, когда Демичев не слышал, называла мальчика Яном.

Ребенок был единственным светлым лучиком в её безрадостной жизни.

Но жизнь всё-таки продолжалась, и Лу-Лу постепенно свыклась с ней, как свыкаются с чем-то неизбежным, что уже нельзя изменить. Слишком многое в этой жизни ей не нравилось - и работа её мужа, с которой он часто приходил нетрезвым. А иногда приносил домой конфискованные вещи.

И глядя на них, она чувствовала в сердце боль и тяжесть, потому что сразу вспоминала расстрелянного Солганского. И она старалась их не трогать.

Да и слишком многое она старалась теперь не затрагивать, в том числе и душевно. И часто ей казалось, что внутри её души уже давно что-то вроде выжженной земли, на которой больше уже никогда ничего не взойдёт. Она не любила мужа, но почти каждую ночь терпела его прикосновения и ласки. Она не любила эту жизнь, но терпела её ради ребёнка. И слово "терпеть" теперь надёжно и прочно вошло в её сознание.

Летом 1926-го года Лу-Лу получила тревожное известие из Тюмени. Её сестра, Маруся, писала о смерти их тёти, которая до этого уже несколько лет тяжело болела.

- На похороны я уже не успею, - говорила Лу-Лу Демичеву, держа в руках конверт, - Но всё равно я должна туда поехать.

- Я всё понимаю, Люся - отозвался Михаил, - Но я с тобой ехать не могу, последнее время очень много работы. Да и Ивана тебе с собой лучше не брать, он и так простужается слишком часто.

- Миша, я понимаю, - Лу-Лу села за стол, - Я поеду одна. Только как быть с Ванечкой. Надо, чтобы кто-то с ним был. Может быть,  на время взять няню?

- Не надо няню, - Демичев встал и сел напротив неё за стол, - Я попрошу Антонину, - Она всё равно живёт здесь. И Ваня её хорошо знает. Но я надеюсь, ты уедешь не надолго?

- Спасибо, Миша. Конечно не надолго. На несколько дней, не больше.

- Ну, хорошо, - Михаил встал, слегка обнял жену за плечи и направился к выходу, - Пойду, поговорю с Антониной.

А Лу-Лу пошла в спальню собирать вещи.

***

Сёстры сидели за большим круглым столом в квартире их тёти. Маруся сделала чай и принесла какое-то печенье, но Лу-Лу совсем не хотелось есть.

На похороны тёти она, как и думала, не успела. Но с утра они были на кладбище, и Лу-Лу положила на серую гранитную плиту несколько бордовых роз.

- Надо разобрать тётины вещи, - сказала Маруся.

Лу-Лу кивнула, делая глоток остывшего чая.

- Сколько же мы не виделись, Муся? - спросила она сестру.

- Больше двух лет.

- И тётю я столько же не видела, - грустно сказала Лу-Лу, - А теперь... всё.

Она вытерла выступившие на глазах слёзы.

- Да, Люся, - вздохнула сестра, - Царствие ей небесное.

В комнате повисла пауза.

- А знаешь что? - вдруг уже другим, более весёлым тоном сказала Маруся, - Я хочу сказать тебе одну вещь.

Лу-Лу посмотрела на неё, и Маруся, улыбнувшись, кивнула на свой, пока ещё совсем не заметный, живот.

- Ой, милая, я так за тебя рада, - Лу-Лу встала и обняла сестру, - И когда ждёте прибавления?

- Ещё не скоро, где-то в январе, - улыбнулась Маруся, - Знаешь, Люсенька, а я-то как рада. И у Ванечки появится кузен.

- Или кузина, - засмеялась Лу-Лу.

- Ну а как ты? Как у вас с Мишей, всё хорошо? - спросила Маруся, взяв сестру за руку.

- Да, всё нормально, - односложно ответила Лу-Лу, - Ванечка только часто болеет, но это многие маленькие дети так.

Маруся кивнула.

- Надо бы разобрать тётины вещи, - опять повторила она.

- Да, конечно, - ответила Лу-Лу, - Я этим и займусь.

Всё равно несколько дней буду здесь жить.

- Хорошо, милая. А я уже скоро пойду, - Маруся встала из-за стола, - скоро Дмитрий со службы придёт.

Дмитрием звали её мужа. После свадьбы Маруся от тети переехала к мужу, у которого и жила последние годы.

Сёстры попрощались. Маруся обещала зайти на следующий день, ближе к вечеру вместе с мужем. Лу-Лу закрыла за ней дверь и осталась в квартире одна.

На следующее утро она проснулась довольно поздно. Сквозь тёмно-синюю штору пробивался луч яркого солнечного света.

"Который час?" - подумала Лу-Лу, - "Наверное, уже почти полдень".

- Бог мой, уже одиннадцать часов! - воскликнула она, взглянув на висевшие на стене большие часы. Отдёрнула штору и в комнату ворвались яркие солнечные лучи. Было уже очень жарко. Лу-Лу открыла окно. Быстро оделась. Позавтракав, она пошла в гостиную. И, находясь одна в этой квартире, она вдруг почувствовала, как на неё нахлынули воспоминания. О том времени, когда она жила здесь ещё вместе с тётей и Марусей. И когда Ян был ещё жив, а она так ждала от него письма, хоть какой-то весточки. И писала в Вельск Михаилу.

"Как будто всё это было в какой-то другой жизни", - подумала Лу-Лу, - "Когда я сама ещё была жива".

Она подошла к большому секретеру, открыла его. Выдвинула ящичек. Там была большая резная шкатулка с письмами. Лу-Лу открыла её и грустно вздохнула, перебирая в памяти моменты жизни с тётей.

Совершенно неожиданно зазвенел колокольчик у входной двери. Лу-Лу вздрогнула.

"Кто это может быть?" - с какой-то тревогой подумала она, - Для Маруси ещё слишком рано. Может быть соседи или почта?

Поправив перед зеркалом прядь волос, она подошла к двери и открыла её. На пороге стояла невысокая худенькая молодая женщина. Большие серые глаза, небольшой носик, круглое лицо в обрамлении волнистых каштановых волос. Девушка была миловидная, но бледная и какая-то очень измождённая. Одета она тоже была неважно - в какой-то старой кофте и длинной юбке, на плечах был наброшен платок. В руках она держала что-то вроде котомки. Но,  несмотря на плохую одежду, Лу-Лу почувствовала в ней какое-то внутреннее достоинство, выдававшее благородное происхождение.

- Здравствуйте, - проговорила девушка. У нее был очень приятный голос, и Лу-Лу опять подумала, что она не из самой простой семьи, - Вы Людмила Солганская?

- Да, это я, - ответила Лу-Лу, непонимающе глядя на неожиданную гостью, - У Вас ко мне какое-то дело?

- Да, - девушка кивнула.

- Проходите, - Лу-Лу указала ей в сторону прихожей, - Не стойте на пороге.

Девушка вошла в квартиру. Усталым движением опустила котомку на пол, и Лу-Лу увидела, что она действительно очень худенькая. Почти до истощения.

- А меня зовут Нина Маркова, - сказала девушка, - Я от Вашего мужа.

- От Михаила? - вскинула брови Лу-Лу, - Но он же в Вельске. С ним… что-то случилось?

- Михаил? - девушка в свою очередь с удивлением посмотрела на Лу-Лу, - Нет-нет. Я от Яна Солганского, Он просил Вам написать. Но написать никак не получалось, я только два дня назад освободилась, была в лагере. Это здесь, под Тюменью. Ян сказал мне Ваш адрес, когда мы сидели с ним вместе в одной камере. Это было ещё в Петрограде. Я запомнила его. И вот только сейчас попала к Вам.

Простите... Может быть, лучше было всё-таки написать?

- Боже мой... Ян, - Лу-Лу опёрлась рукой о стенку, к горлу подкатил комок.

Несколько секунд она молчала, из глаз потекли слёзы.

- Простите, - тихо сказала Нина, - Может мне лучше уйти?

- Нет-нет, Ниночка, - Лу-Лу схватила её за руку, - Проходите в квартиру. Проходите. И расскажите мне про Яна. Всё, что Вам известно.