Михаил спустился вниз, стараясь не обращать внимания на крики Лу-Лу. Зашёл на кухню, где были Антонина с Ванечкой. Антонина дала ребёнку стакан тёплого молока и испеченное недавно вкусное сахарное печенье.

Ванечка уже не плакал, а сосредоточенно откусывал печенье, запивая молоком.

Михаил подошёл, погладил ребёнка по голове. Повернулся к выходу.

- Михаил Николаевич, - вдруг окликнула его Антонина, и Демичев обернулся.

- Вы простите меня, что вмешиваюсь, - начала она, - Но ведь Вы мне не чужой, столько лет Вас знаю. Да и Людмила Степановна мне не чужая. Беспокоюсь я.

- А что такое, Тоня? - спросил Михаил.

- Да видела я, как Вы её в спальне закрыли, сердце болит теперь за неё. Она ведь вчера из Тюмени приехала - на ней лица не было. Да и до отъезда ещё, здесь, дома, всё время ходила и успокоительные капли пила. Не оставляли бы Вы Людмилу одну, как бы она чего с собой не сделала.

Антонина с тревогой смотрела на Демичева.

- Глупости, Тоня, - Михаил засунул руки в карманы, - У Люси просто небольшой нервный срыв, но это у многих порой бывает. Ей просто надо успокоиться и побыть одной. А ты лучше за Ванечкой пока присмотри.

И он повернулся и вышел из кухни. Антонина укоризненно покачала головой и тяжело вздохнула.

Некоторое время Лу-Лу кричала и дёргала дверь за ручку. Пока не поняла, что это безрезультатно. Сердце опять забилось где-то в горле, не хватало воздуха... Она подошла к окну, попутно подумав, что оно, здесь в спальне, слишком узкое, в него явно не пролезешь. Да и второй этаж, внизу каменная мостовая, разбиться можно.

"А мне это уже всё равно", - с каким-то отчаянием подумала Лу-Лу,- "Не могу я больше терпеть эту жизнь"

- Не могу, - прошептала она.

Отошла от окна, опять вернулась к двери. Мысли путались и наскакивали одна на другую. Она сцепила руки в замок, стараясь хоть немного успокоиться. Села на кровать, провела рукой по бежевого цвета покрывалу с узором.

Рука наткнулась на что-то мягкое - маленький вязаный медвежонок. Игрушка Ванечки, которую она сама ему связала. И которую не успела положить вместе с другими вещами, собирая саквояж. На полу у двери тоже что-то лежало - её легкий газовый шарфик и какая-то маленькая карточка.

Лу-Лу вспомнила, что когда Демичев схватил её за руку, она выронила чемодан. Видимо от удара он приоткрылся или с самого начала был закрыт не очень плотно, и эти вещи просто выпали оттуда.

Лу-Лу подошла к двери, подняла шарфик, бросила на кровать. Взяла в руки карточку. Это была фотография Яна.

Лу-Лу смотрела на нее, по лицу опять потекли слёзы. Она опустилась на пол, держа фотографию в руке. И не выдержала, зарыдала. У неё началась истерика, было никак не остановиться. Лу-Лу с трудом встала с пола, подошла к стоящему в углу трюмо. Открыла самый верхний ящичек. Там последний год она держала флаконы с успокоительными и снотоворными лекарствами. Достала один флакон, довольно большой. Он был уже открыт, потому что ещё до своего отъезда в Тюмень Лу-Лу принимала эти капли. Она отвернула крышечку. Затем достала и второй, новый, ещё не открытый флакон. Глотая слёзы, она смотрела на эти, довольно большие склянки из тёмно-коричневого стекла.

Затем, привычным движением достала оттуда же, из ящичка, белую фарфоровую чашку. С другой полки сняла графин с водой и открыла его.

"Пятнадцать капель", - думала она, - "Как всегда - пятнадцать капель. Или можно двадцать, пусть будет побольше. Надо успокоиться, может быть даже поспать. И потом..."

- А что потом? - тихо спросила она себя она. И ее рука резко поставила обратно чашку, в которую она уже собиралась отсчитывать капли.

"А потом опять продолжение этого ада. Он не даст мне развод" - лихорадочно думала Лу-Лу, - А если и даст, то... не разрешит забрать Ванечку. И я для него давно уже вещь, с которой он обращается только так, как ему угодно.

Не хочу больше такой жизни... и не могу. Нет больше сил терпеть всё это"

И вдруг её сознание пронзила какая-то абсолютно ясная мысль. Страшная, но сейчас она несла в себе свободу и покой. Та же самая мысль, которая вчера уже отчётливо коснулась сознания Лу-Лу, когда она, склонившись над перилами моста, вглядывалась в тёмную воду. А какой-то голос как будто шептал ей: "Ну же, сделай шаг. Один только шаг. И все твои страдания закончатся".

"Пусть всё закончится", - подумала Лу-Лу, - "Пусть. Лучше это, чем опять терпеть эту жизнь и этого человека".

Она быстро отвернула крышки обеих флаконов и вылила их содержимое в чашку. Чашка получилась почти полной.

Лу-Лу поднесла её к губам и, сделав глубокий вдох и уже ни о чём не думая, быстро, в несколько больших глотков выпила всё её содержимое. До самого дна.

Горло сильно обожгло. Лу-Лу закашлялась, прижав руку к груди.

"Только бы не началась рвота" - подумала она, - "Должно хватить этого, там много, почти два полных флакона". Она добрела до кровати и легла на нее, на правый бок, закрыла глаза. Горло продолжало ужасно жечь, а через некоторое время она почувствовала начинающееся легкое удушье и рванула рукой верхние пуговицы на кофточке. Как будто слегка затошнило, но она приказала себе лежать, не двигаясь.

"Всё, скоро всё закончится", - только эта мысль пульсировала сейчас в её мозгу. Но постепенно и она угасла. И перед тем, как окончательно провалиться в темноту, в сознании Лу-Лу вдруг яркой вспышкой появилась мысль о Ванечке. Вспыхнула, и сразу же исчезла. Лу-Лу потеряла сознание.

Было уже довольно поздно, около одиннадцати часов вечера, когда Демичев открыл дверь спальни и вошёл. В комнате было темно.

"Наверное, успокоилась и теперь спит", - подумал он, включая в углу маленький ночник. Комнату осветил слабый свет. Лу-Лу действительно лежала на боку на кровати. Демичев подошел к жене,  и его испугала какая-то мертвенная бледность её лица. В уголке рта что-то темнело. Внизу, на подушке, тоже было темное пятно. Он пригляделся и увидел, что это кровь.

Михаил почувствовал, что внутри у него всё похолодело.

Он быстро включил верхний свет. И тут почти сразу же заметил выдвинутую дверцу одного из ящичков трюмо. Подбежал туда и увидел два раскрытых пустых флакона и стоявшую рядом чашку со следами буроватой, резко пахнущей жидкости на дне.

- Люся! - крикнул Демичев и подбежал к жене. Схватил ее за руку. Пульс не прощупывался.

Демичев бросился вниз, в гостиную, где был телефон.

Врач, невысокий пожилой мужчина, пришел довольно быстро.

- Скорее, прошу Вас, - крикнул ему Демичев, - Она там, наверху.

Он показал рукой в сторону лестницы и открытой двери спальни.

Врач подошёл к неподвижно лежавшей на кровати женщине.

Взял ее тонкую бледную руку, пытаясь прощупать пульс.

Покачал головой. Достал стетоскоп, пробуя прослушать сердце. Приоткрыл веки Лу-Лу и заглянул в её застывшие глаза.

- Очень Вам сочувствую, - проговорил он, обернувшись к стоявшему на пороге Демичеву, - Но Ваша жена умерла.

Остановка сердца. И я думаю, что уже примерно где-то с пол часа назад. Примите мои соболезнования.

 И положив стетоскоп обратно в свой чемоданчик, он направился к выходу.

- Это похоже на лекарственное отравление, - сказал врач, подходя к Демичеву и посмотрев ему в глаза, - Она что-то принимала?

Михаил стоял, как в тумане.

- Да, - ответил он, наконец,  осознав заданный ему вопрос. Подошёл к трюмо и протянул доктору один из стоявших внутри пустых пузырьков, - Последнее время жена принимала много вот этого успокоительного. Её мучила бессонница.

Врач поправил пенсне и сощурился, вглядываясь в этикетку на флаконе.

- Снотоворное на основе бромидов, - проговорил он, - Довольно сильное средство. Что же Вы не уследили за ней? Этими препаратами нельзя злоупотреблять, они весьма токсичны. Я очень Вам соболезную, - ещё раз повторил врач и стал спускаться вниз по лестнице.

***

Демичев думал, что спит. И он хотел проснуться. Но это никак не получалось. Всё это было реальностью, настоящей и страшной. И мрачный дождливый августовский день. День похорон Лу-Лу. И серое, мокнущее под дождём старое кладбище.

И стоящие вокруг гроба люди. И Лу-Лу, которая лежала в нём, бледная и строгая, в своём красивом, вишнёвого цвета бархатном платье. И её темно-рыжие волосы, и неподвижные руки в таких же длинных вишнёвых перчатках, сложенные на груди.

Маруся, приехавшая на похороны сестры вместе со своим мужем Дмитрием, тихо плакала. А Демичев всё смотрел на Лу-Лу. И всё никак не мог поверить, что это в последний раз. Что больше он никогда не услышит голос Лу-Лу, её серебристый смех, никогда больше не обнимет её и не поцелует.

Гроб накрыли крышкой, послышались удары гвоздей.

А через некоторое время - глухие удары комьев земли о крышку. Каждый такой удар, как камень, болью отзывался Демичеву в сердце.

Маруся, вытирая слёзы, положила на могильный холм сестры несколько белых лилий. Михаил тоже положил четыре большие чайные розы. Именно эти цветы так любила Лу-Лу. И он вспомнил, как в самый первый раз подарил ей розы у выхода из кабаре. Как удивлённо она тогда взглянула на него своими большими зелёными глазами.

А он заметил над её верхней губой большую красивую родинку.

"Это я убил её", - вдруг совершенно чётко подумал Михаил, - Только я один виноват. Я убил Люсю..."

Дождь полился сильнее. Немного постояв у могилы, люди быстро пошли к выходу из кладбища. Демичев специально немного отстал и шёл теперь позади всех. Он не хотел, чтобы все видели, как он плачет.