Похороны профессора Зорина были назначены на 13.00. Катафалк с бренными останками виднейшего специалиста по творчеству Гоголя передвигался по городу с переменным успехом. До крематория оставалось совсем немного, но город, запруженный автомобилями, словно препятствовал завершению земного пути профессора. За катафалком следовал университетский автобус, заполненный коллегами и учениками.

Доцент Башмаков вот уже битый час пытался отвязаться от назойливого аспиранта Степочкина, которого беспокоил вопрос: кто будет теперь руководить его диссертацией?

Не то чтобы юноша был равнодушен к факту смерти профессора Зорина. Отнюдь. Его покрасневший нос и припухшие веки свидетельствовали как раз об обратном. Но потеря потерей, а вопрос научного руководства приобретал статус проблемы номер один.

Доцента Башмакова, в свою очередь, тревожили мысли куда более значительные. Отбиваясь от Степочкина общими фразами вроде «не переживай, все как-нибудь утрясется», доцент пытался сосредоточиться на любопытной догадке, посетившей его накануне. Касалась она следующего.

Как-то раз, после очередной научной конференции он с профессором Зориным засиделся на кафедре. Решили выпить коньячку, поговорить о том, о сем… Бутылкой, которую Зорин извлек из своего портфеля, дело, разумеется, не ограничилось. Пришлось Башмакову сгонять в ближайший супермаркет. Возвращаясь, он молодцевато взбежал по лестнице и, уже подходя к кафедре, замедлил шаг. До его слуха донеслось несколько возмущенных фраз.

- Вашу мать! - грозно кричал Зорин с генеральской интонацией. – Только попробуйте! Ничего вы от меня не получите!

После этого раздался какой-то грохот, очевидно, произведенный ударом кулака по столу. Зорин выбежал из кабинета с мобильным телефоном и, едва не сбив с ног Башмакова, помчался в сторону кафедры истории русской литературы. Подергав дверную ручку, профессор некоторое время потоптался в недоумении и, сообразив, что время позднее, -вернулся назад.

- Чертовщина какая! – с досадой пробормотал он, усаживаясь за стол.

Башмаков событий не торопил. Он аккуратно нарезал лимон кружочками, разложил их на блюдечке, наполнил коньяком пузатые рюмашки и принялся терпеливо ждать…

- Сигарет нет? – тусклым голосом спросил Зорин у некурящего доцента.

- Вам ведь врач запретил… - начал было Башмаков, но увидев выражение профессорского лица, благоразумно умолк.

- Спроси у охранника, - приказал Зорин.

Сбегав на пункт охраны, Башмаков притащил полупустую пачку «Monte Carlo» и спичечный коробок. Профессор Зорин понюхал пачку и прижмурился. Открыв окно, он привычным жестом вытряхнул из пачки сигарету и, оторвав фильтр, с удовольствием закурил.

Доцент изнывал от нетерпения.

Сделав несколько затяжек, Зорин развернулся к нему.

- Твое здоровье, - сказал он и опустошил рюмку.

Башмаков сделал то же самое.

- Ты все слышал? – угрюмо поинтересовался профессор.

- Нет. Точнее, я слышал только то, что вы… что кто-то вас очень… огорчил.

- Хорошее ты слово подобрал… - усмехнулся Зорин. – «Огорчил»… Вот в этом ты весь, Башмаков… Такой мягонький, деликатный… Да этот, как ты говоришь, «кто-то» меня не огорчил, а взбеленил! Профессор снова начал было закипать, но, сдержавшись, потянулся за очередной сигаретой.

- Лучше бы я его сжег… - с досадой пробормотал он.

Башмаков навострил уши. Но Зорин не счел нужным объяснить своих слов. Пауза затягивалась. Доцент поерзал на стуле.

- Простите, профессор, - аккуратно начал он. – Вы не договорили… Вы сказали, что хотели бы что-то «сжечь»…

Чиркнув спичкой, профессор некоторое время любовался на резвый огненный язычок…

- Что вы имели в виду? – не отставал Башмаков.

- Да вот что! - профессор поднес спичку к кафедральному журналу. Края его стали медленно обугливаться на глазах у ошеломленного доцента.

***

- А это что? – Настя указала на небольшую книжицу под стеклом, лежащую в некотором отдалении от остальных. Обложка на ней присутствовала лишь отчасти. «Сочинение господина Гоголя» - с трудом разобрала девушка. Какое именно сочинение таила в себе эта скромная посланница прошлого, оставалось неясным.

Хозяин букинистической лавки перестал вытирать пыль с фолиантов и нехотя слез со стремянки. Некоторое время он внимательно разглядывал Настю, как бы раздумывая: отвечать ли?

- А это, милая девочка, второй том поэмы Гоголя «Мертвые души».

Настя невольно отступила от прилавка.

- То есть как второй?

Хозяин весело прищурил глаза.

- А чему, собственно, вы так удивлены?

- Но ведь он его…

- Он его что? – букинист смотрел на Настю с каким-то вызывающим, даже насмешливым видом.

Девушка засомневалась. Может быть, она, как всегда, что-нибудь напутала? Может, это и не Гоголь вовсе сжег второй том своего главного сочинения, а, скажем… Она даже рассердилась на себя. Да нет же! Гоголь! Ерунда какая-то...

Зазвонил телефон. Хозяин лавки потянулся за трубкой.

- Алло? – сказал он.

По обрывкам фраз Настя поняла, что решается судьба домашней библиотеки какого-то недавно умершего профессора.

- Вы в своем уме?! - гневно урезонивал букинист невидимого собеседника, и оставалось гадать – то ли профессорский потомок запросил слишком высокую цену, то ли продажу столь роскошной библиотеки ничем, кроме безумия, не назовешь.

Разговор с предприимчивым наследником затягивался. Настя вздохнула и прошла к дальнему стеллажу. Чего здесь только не было! Разрозненные томики, научные издания, словари, журналы, подшивки старых газет, брошюрки – потрепанные и не очень. Какой-то книжный Ноев ковчег в бушующем океане времени. В воздухе витал пряный запах старой бумаги. Наверное, именно так пахнет Время, подумала Настя и обернулась.

Букинист все еще беседовал, прикрывая трубку рукой. Теперь он говорил почти шепотом – едва различимым из другого конца помещения.

Тренькнул дверной колокольчик, возвещая о новом посетителе. Звук получился чистый, мелодичный. Скрипнула дверь, и на пороге появился джентльмен в шляпе и черном плаще. Потянуло дождем.

- Все. Потом созвонимся, - букинист бросил трубку и слегка поклонился, приветствуя человека в плаще. - Милости прошу!

Незнакомец церемонно приподнял шляпу и прошел к прилавку, опираясь на импровизированную тросточку-зонт. Насте не терпелось вернуться к прерванному разговору.

- Так сколько стоит эта книга? – обратилась она к букинисту.

Человек в плаще с любопытством оглянулся. Хозяин лавки помолчал и, наконец, снисходительно улыбаясь, проговорил:

- Моя милая девочка! Эта книга бесценна.

- Тогда за сколько вы готовы ее отдать?

- А сколько вы готовы заплатить?

Настя растерялась. Действительно, сколько?

Человек в плаще нерешительно откашлялся:

- Прошу прощения, что вмешиваюсь в разговор… Если не секрет, о какой книге идет речь? - Звук «г» он выговаривал на южно-русский манер.

Девушка нервно теребила перчатки. Ей вдруг во что бы то ни стало захотелось приобрести эту книгу. В конце концов, можно попросить придержать ее хотя бы на несколько дней, а за это время раздобыть нужную сумму денег. Всего лишь дня три-четыре… Нужно только уговорить букиниста!

- И все-таки, о какой книге вы говорите? – напомнил о себе посетитель в черном.

- Об этой, - хозяин лавки ткнул пальцем в стекло.

Незнакомец с любопытством прищурился. Пытаясь разобрать буквы, он наклонялся все ниже и ниже. Настя вздрогнула. Как она сразу этого не заметила! В стекле отразился удлиненный овал лица, близко посаженные глаза, тонкий нос…

Послышались отдаленные раскаты грома, и в окна ударили мощные струи дождя.

Незнакомец выпрямился.

- Я бы хотел посмотреть поближе.

Букинист ловко извлек книжицу и протянул ее покупателю. Человек в плаще пролистал несколько страниц, на одной задержался и вполголоса прочитал: «...Одно обстоятельство чуть было… не произвело переворота в его характере. Случилось что-то похожее на любовь. Но и тут дело кончилось ничем...»

- Я, пожалуй, куплю эту книгу. Сколько? – хрипло спросил он.

Букинист достал из кармана блокнот, быстро черкнул в нем что-то и, сладко улыбаясь, поднес его к глазам собеседника. Человек в черном приподнял брови, недоумевая.

Странное дело, теперь он выглядел совсем иначе, не вызывая никаких ассоциаций. И только поля шляпы отбрасывали на его глаза мрачноватую тень.

(Продолжение следует)