Я умер, но только формально. Пока формально. Расстрел должны были привести в исполнение на рассвете, но казнь перенесли на обед. Я сидел в подвале бывшей усадьбы  купца Миронова. Два дня проведённых в одиночестве, бесконечных думах, не дали мне ни секунды усомниться  в учинённом поступке. Всё решено. Раскаиваться нет смысла.

Полумрак. Крохотные лучи света  из маленького грязного зарешеченного  окошка связывали меня с внешним миром. Миром погрязшем в войне, насилии и обмане, где яркие краски стали ассоциироваться с кровью и выпотрошёнными телами.

В изношенной двубортной  шинели не согреться. Пища, которую мне приносили, была жалким подобием человеческой еды. Хотелось курить, но кисет совершенно пуст. Спасал от помешательства горячий крепкий чай. Сегодня не принесли завтрак. Желудок урчал и требовал утренних калорий…Ничего, скоро он насытится свинцом. Уверен, будут стрелять дилетанты. Надеюсь, хоть кто-то из них  попадёт мне  в голову или сердце. Не хочется корчиться от боли, снова вставать  и ждать повторных выстрелов. Такое бывало, причём очень часто.

Я вытащил из нагрудного кармана фотокарточку.

Дарья, милая моя, как хорошо, что ты не видишь это. Родная, надеюсь, не будешь грустить о России. Лондон не такой уж плохой город. Правда, нет там лета, но есть  другие страны, где тепло и тихо. Деньги, которые я выслал, хватят на безбедную жизнь. Ты вечно оправдывала меня перед близкими, выгораживала. Обелила даже тогда, когда отчислили меня из университета за  подрывные убеждения. Тогда я был глуп, жаль, что понял об этом только сейчас...

Батенька думал, что на  фронте  мне вправят мозги. Прав оказался старик, но он не знает об обратной стороне. Если раньше я говорил о революции на словах, то теперь выполнил её лозунги в деле: расстрелял офицеров, приставов, жандармов и чиновников, избил множество духовников,  голосовал за жёсткие меры в отношении имущего класса – отцовского класса.

Меня уважали, пока я не отрёкся. Прозрение пришло поздно, когда оказался на дне, где дружил не просто с убийцами, а насильниками и космополитами! Они кроются за идеей – «Свободы, Равенства, Братства», уравниловка их не интересует, облить кровью всю империю вот что главное…

Дверь отворилась. По глазам резанул яркий свет, я зажмурился. Тьма исчезла из помещения, крысы вмиг разбежались по норам, а рыжие прусаки, как прежде, шныряли по батареям. У порога стоял бородатый мужчина в пальто.

- Выходи.… Пришло время.

***

Полуголые жёлтые деревья шелестели от холодного ветра. Изо рта струйкой выходил пар. По небу медленно  сновали рваные тучи. Пахнет порохом. Его впитал город. Деревянные двухэтажные дома с разбитыми стёклами, они пострадали от пожара, длительной осады и грабежа. Витрина галантерейного магазина  наглухо забита толстенными досками, напротив ателье с подкосившейся вывеской, без двери и выбитыми стёклами. У трактира околачивался пьяный старик. Угрюмая баба вела через дорогу двух мальчиков. Молодая медсестра в белой повязке с красным крестиком исчезла за дверью госпиталя.  Вокруг костра у разграбленного храма грелись красноармейцы, их старшина в гордом одиночестве пил чай. Из его металлической кружки поднимался пар. Мимо пронёсся экипаж,  запряжённый серыми рысаками. Когда-то они принадлежали местному градоначальнику, подарок от туркестанского шейха.

Они шли позади меня. Командир и его расстрельная команда, состоящая из: матроса, бывшего кузнеца, и семинариста, выгнанного из училища за прореволюционные взгляды. Хороших убийц выбрал для меня Копылов!

Мы знали друг друга с кадетских времён, но никогда не были приятелями. Виктор всегда был заносчив и груб по отношению к: женщинам, бедным и всему обществу. Он умудрился убить на дуэли двух человек, оказаться за решёткой, сбежать из тюрьмы в Штутгарт и через год вернуться в Империю -  незамеченным, с огромным капиталом и другой фамилией. Как он прильнул в красноармейские ряды?  Неизвестно. Я знал лишь одно, этого человека нужно опасаться. Виктор не боялся диких выходок. Однажды, изжарив белого генерала, он прилюдно принялся употреблять его в пищу. Канибализм - был для него развлечением, так Копылов запугивал своих подчинённых.

Центральная улица оказалась позади. Мы свернули во дворы.  Вновь мелькают красноармейцы, часть из них курит, часть прогуливается без дела.

- Как тебе оказаться мёртвым до расстрела, Вильков? – Спросил Копылов.

- Относительно…- ответил я.

Неделю назад, его шайка ворвалась в дом доктора Петрошевского. Они  убили  хозяина, зарезали жену, и изнасиловали его дочерей. Выродки!!! Несколько дней они издевались над девушками, а после хладнокровно придушили  и сожгли вместе с домом.

Неподалёку от  кирпичной стены приказали остановиться. Она забрызгана кровью и изрешечена десятками пуль. Под ней бездна, в которой лежали полуразложившиеся тела белогвардейцев. Меня сбросят туда же. Лучше покоиться с ними, это честь для твари как я!

- Сымай пальто! – Пробурчал бывший кузнец.

Я неторопливо расстегнул шинель,  и бросил в руки Копылова. Он лишь лукаво улыбнулся.

Холодный ветер  проникал в дырявую гимнастёрку. Ничего, скоро мне будет всё равно.

- Последние слова... имеются? – Спросил Копылов.

Эта тварь улыбалась во весь рот. Белые здоровые зубы к сожалению не похожи на пасть хищника.

- Ребят вам зарезервировать место в аду? Всё равно я встречусь с дьяволом раньше…

- Ада нет, как и рая… - недовольно оскалился бывший семинарист.

Копылов поднял руку.

- Хватит миндальничать! Приготовить оружие!

Команда нацелила на меня винтовки. Сейчас  умру. Семинарист перед выстрелом открыл рот, кузнец и вовсе перед выстрелом перекрестился, а моряк прищурился. Надеюсь, хоть он не промахнётся и выстрелит мне в сердце.

- Пли!!! – Скомандовал Копылов.

Винтовки прогремели в один голос, поочерёдно  вырвался дым и искры. Девятьсот грамм свинца вонзились в тело. Я сжал губы от крика. Боль была невыносимой. Моя грудь покрылась собственной кровью. Спустя мгновенье  рухнул в яму. Последние мысли, которые вертелись в полумёртвой голове: «Чем закончится всё то, что мы натворили за несколько лет, нашего бесчинства?».