***
Новый Вавилон, созданный ради воплощения человеческих мечт, в концепцию которого легли три магически слова – свобода, равенство, в действительности не имел ничего общего с изложенными постулатами отцов-теоретиков. Как я здесь оказался?
Пыль, принесённая ветром, раздражала глаза. Тяжело дышать. Наскоро сколоченные хибары, увешанные вывесками разнообразных контор и ремесленных мастерских, раскинулись по пустыне как плесень, разрастающаяся с каждым новым днём всё больше и сильнее.
Один момент. Время замерло. Сегодня наступит повод для оживлённых бесед: будет попойка, будут похороны. Красное солнце лениво волоклось ввысь, оставляя после себя побуревшую волну из неба и облаков. Руки застыли у пояса. Не по-христиански это всё. Да и вёл ли я смиренную жизнь последние лет пять? Потерять наследство - полбеды, оказаться в глазах родных и друзей злейшим врагом - вот страшное, а остальное последствия. Грозила опала, ссылка в Сибирь, клеймо новоявленного «декабриста», раскольника.… А разве эта пустыня не Сибирь? Может жизнь чуть лучше, чем каторга в Тайге, но не ушла далеко. Сюда манила мнимая свобода. Жаль, что под красочным фантиком скрывалась постная безвкусица!
Люди вокруг ждут крови. Фермеры, мещане, городская богема разномастных вероисповеданий, национальных происхождений. Все смешались в одно вещество, под названием – зрители. Интересно много ли русских занесло сюда? Может быть только я один? Навряд ли.
А коленки трясутся. Глупая была затея. Указательный палец застыл в нескольких сантиметрах от стали. Меня убьют, а после оберут, оставят без сапог, и похоронят в деревянном ящике за городом. Издох без причащения, молитв – вот жесточайшее наказание для православного. Да уж, какой я православный раз ввязался во все общечеловеческие ценности? Нигилист, изгнанный прочь, больной, изолированный от здорового общества, хотя и оно похварывает.
Как же красиво раскинул крылья! Мне бы с тобой сокол! Он кружил вокруг серой крыши шерифского домика, а после взмахнул ввысь, умчался в неизвестность. Вот кто по-настоящему свободен, не порабощён презренным металлом и узами судопроизводственной системы, крепостным правом, табелем о рангах и прочими людскими грехами, покрытые напущенной честью, светским правом!
Отец умер в день моего побега. Я бежал как крыса с тонущего корабля, как бес из храма, в дни соборования, оставив долги и слёзы. Простите меня…
Песок скрыл табачный плевок, разлетевшийся в считанных сантиметрах от лошадиной привязи. Волчьи глаза изучали жертву – Меня. Я – дичь, имеющая право на выстрел. Несколько секунд в запасе, а мысли проносятся огромными кусками, состоящих из воспоминаний грустных и драматичных.
Чёрная кошка пробежала по визуальной черте. Между нами десять метров. Здесь нет секундантов, правил честной игры, только скорость. Где-то там, позади, пронеслась возница. Топот копыт приостановил поток бесконечных мыслей, а скоро и пуля завершит сердцебиение или мозговую активность. Всё зависит от предпочтений стрелка. Что любит Рыжий Джо, прозванный в округе Плешивый Пёс? Скоро узнаю.
Шпоры окружного судьи звенели от ударов по бочке, на которой он развалился. Мальчишки замерли в ожидании, достопочтенные леди закрыли глаза, старуха-католичка из чайной лавки крестилась, а бородатые старики лениво раскуривали трубки.
Время не только деньги, но и чья-то жизнь. Мгновение остановилось. Я запомню солнце именно таким, молодым, полным энергии и сил. Рукоятка влетела в ладонь, ей вслед прошуршала иссохшая кобура, оружие взмахнуло в сторону цели. Выстрел! Порох скрыл из поля зрения врага. Ещё выстрел отправился вслед, наверняка, наугад. Пуля просвистела над головой. Крик поверженного врага пронёсся следом за пулей. Будет попойка, будут похороны…
|