По нашей улице машины ходили нечасто. Огромный дворовый пес Полкан считал своим святым долгом облаять каждую. Заслышав звук мотора, пес начинал ворчать, подняв дрожащую от злости верхнюю губу. Рычание напоминало звуки отдаленного грома - раскатистого, гулкого. Потом раздавался завывающий лай, даже рев, достойный собаки Баскервиля и пес отважно бросался прямо под колеса, норовя прокусить шину у ненавистных ему повозок.
Со стороны он мог показаться воплощением ярости, его вид вселял ужас - но мы-то, дети, знали, что пес - добрейшей души существо! За всю жизнь Полкан ни разу не укусил никого, не обидел ни одной наглой кошки, он в одиночку защищал нас от злых собак, когда мы гурьбой заваливались на чужую территорию и всегда принимал участие в наших затеях и шалостях. Ну, кто же будет бояться такого ангела?
Справедливости ради надо сказать, что ангел был довольно шкодливый. Никогда не упускал случая стянуть, что плохо лежит. До сих пор помню, как однажды он приволок батон вареной колбасы. Где он ее взял - остается только догадываться. Полкан бежал по переулку и издалека казалось, что у него три головы - одна обычная и две помельче, по бокам. Пес с трудом нес добычу поперек пасти. Не откусив ни единого кусочка, едва не захлебнувшись слюной, он мужественно донес трофей до нас и "возложил" - не могу придумать другого слова для этого торжественного действа - именно, возложил замызганный батон к нашим ногам. Дескать, пользуйтесь моей добротой, ешьте и не надо благодарности. И это - во времена всеобщего дефицита!!
Мне всегда казалось, что он считал себя ребенком - немного непохожим на нас, бегающим на четвереньках и не умеющим говорить, но при этом - полноценным членом нашего братства. Во всяком случае, мороженое он любил так же самозабвенно, как мы и свою порцию получал наравне со всеми.
Именно Полкан нашел кулек с майскими жуками. Наверно, у энтомологов для этих красивых насекомых есть другое название, но мы всегда называли их именно "майскими". Ведь они не прилетают ни в декабре, ни в феврале, ни в марте? Они всегда появляются в самый разгар весны, когда все цветет и благоухает, и носятся, как ошалелые, разрывая сладкий воздух низким жужжанием.
Поймать такого жука очень просто: его легко сбить во время полета. Жук бумкнется о препятствие - руку, тряпку, книжку - и тяжело плюхнется на пол. Тогда можно ухватить его крепкое блестящее тело и перевернуть, рассматривая панцирь брюшка и беспомощно царапающие воздух когтистые ножки. У жука очень красивые доспехи - ярко-зеленые, с отливом в сиреневое и золотое. Он похож на живой драгоценный камень. Нужно набраться храбрости и посадить его на ладонь. Он подумает немного, пощекочет ладонь и потом внезапно, с резким гудением взлетит вверх. В этот момент полагается вопить во все горло. И потом долго следить, закрыв ладошкой глаза от слепящего солнца, за плавной траекторией его полета.
И вот, жук растаял, а вокруг тебя яркое лето - торопит, зовет, столько всего нужно сделать! Протереть до дырки абрикосовую косточку, выковыряв ароматную мякоть семечка, чтобы получилась звонкая свистулька; собрать янтарную смолу с деревьев и разжевать, морщась от терпкой горечи; залезть в странное сооружение с расплавленной черной массой, которой заливали дыры в протекающих крышах - массу называли "кир" - и наблюдать за медленными тягучими пузырями, лопающимися на маслянистой остывающей поверхности. И ничего, что все пузо будет вымазано этим адским составом, что локти и коленки будут полвечера отмывать до красноты в тазике с мыльной водой, что мама будет ругаться и даже шлепнет тебя несколько раз мухобойкой пониже спины, "для ума" - до вечера еще далеко! А сейчас просто необходимо пройти по тонкой, пружинящей под ногами трубе, представляя, что под ногами бездонная пропасть, надо скатиться вниз к проспекту на грохочущих роликовых коньках, схватившись в последний момент за ветку акации, чтобы не угодить под бешено несущийся автомобиль, надо заглянуть в окно к художнику дяде Ване - что он там слепил или нарисовал новенького? - надо залезть на крышу сарайчиков назло злющей соседке, прятаться, сдавленно хихикая в кулак, и потом, с визгом спрыгнуть с крыши и нестись по улице за угол, чтобы корчить ей рожи на недосягаемом расстоянии.
А сколько всего еще можно было придумать! Можно было удрать из дома в поход, можно было наловить в пруду головастиков и ждать, когда они превратятся в лягушек, можно было устроить налет на соседский сад и торопливо набивать рот малиной и ежевикой, обдираясь о колючие кусты, можно было набрать виноградных улиток и устроить бега, можно было исследовать пустующие, заколоченные дома в округе, и наконец, устав до изнеможения, сделать небольшую передышку - посмотреть на закате дня "небесное кино" - когда разноцветные, быстро бегущие облака на горизонте превращались в парусники, воздушные замки, волшебных птиц и зверей...
Когда сгущались сумерки и на город опускался фиолетовый вечер, было так здорово лежать, задрав ноги, прямо на нагретом за день асфальте, разглядывая бестолково молотящих крыльями ночных бабочек "барабанщиков" - они приходили в себя после удара о стекло фонаря.
Летние дни обладают удивительным свойством - растягиваться до бесконечности. Время и события в них сконцентрированы, как сироп. Просто поразительно, сколько можно было всего успеть увидеть, натворить, ощутить - и все за каких-нибудь двенадцать-четырнадцать часов!
Если правда, что у людей есть ангелы-хранители, то моему ангелу приходилось несладко. Он, наверно, все крылья стер, пытаясь уберечь мое непоседливое существо от неприятностей. Одни падения с деревьев и оград чего только стоили! А ржавый гвоздь, которым я проколола палец, сполоснула водой из колонки и через пять минут забыла об этом? А ведро с кипятком, которое я случайно на себя опрокинула? А бутылка с кислотой, из которой я отхлебнула, думая, что это вода? А жуткий темный подвал, битком набитый армиями блох и мышей, куда меня однажды завело неистребимое любопытство?
Мои коленки и локти всегда были покрыты огромными ссадинами и просто не успевали заживать. Меня кусали дикие кошки, пчелы, богомол, мангуст, который жил у нас дома и мартышка из зоопарка. Меня раз двадцать било током. Вспоминая об этом, остается только удивляться - как же все-таки мне удалось вырасти? А еще удивительнее то, что на память о детстве остался всего один шрам.
Узкий серпик блестящей кожи, похожий на растущую луну, на локте правой руки. Он всегда будет напоминать мне о том дне....
...Мы ожесточенно терли боком абрикосовой косточки об асфальт. Жесткая древесина истончилась, сквозь последние слои уже просвечивала коричневая шкурка ядрышка .
- Полкан, заткнись!! - рявкнула я. Победителем считался тот, кто очистит косточку от мякоти быстрее остальных. Пес непрерывно лаял уже пять минут и очень мешал мне сосредоточиться, а победа была так близка!
Брат поднял голову:
- Кажется, он что-то нашел. Как-то странно лает, не слышишь?
Я прислушалась. Лай, действительно был необычный - отчаянный, монотонный.
- Бежим, посмотрим!
Полкан припадал на передние лапы, то осторожно принюхиваясь, то снова заливаясь непривычным визгливым лаем. Перед ним лежал кулек для семечек, который обычно сворачивают из газеты. Только в отличие от обычного кулька - этот шевелился.
Естественно, что мы тут же залезли в него, сгорая от любопытства. И через секунду с визгом отбросили, разбежавшись в разные стороны. В бумажном пакетике были жуки. Не знаю, кому и зачем это понадобилось - собрать столько майских жуков и запихать их в пакет?
Жуки вылезали, одуревшие от долгого сидения в тесном заключении, на жаре, без воздуха и еды - и взлетали один за другим, как самолеты, которым после долгого ожидания, наконец, разрешили стартовать. Они летели, как пьяные, сталкиваясь друг с другом и со всем, что встречалось на пути, падали и снова взлетали.
Брат убежал во двор, заканчивать свистульку, а я осталась. Порывом ветра пакет унесло в сторону, к кустам с вонючими желтыми цветами, от которых разыгрывалась головная боль. Мне было строго запрещено подходить к этим цветам, но ведь в пакете могли остаться жуки!
Пыхтя от напряжения и в то же время стараясь не дышать, я залезла в заросли жестких гладких стеблей, достала пакет и вытряхнула из него последних пленников. И тут я увидела клад.
.... Пару недель назад, подружка рассказала мне "по страшному секрету", как можно получить совершенно бесплатно Большую Куклу с Открывающимися Глазами. Она в подробностях описала, какое на кукле платье и туфельки, какого цвета глаза, какие длинные и густые у нее ресницы, какие невероятные волосы, с которыми можно играть в настоящую парикмахерскую!!!!! Эту куклу подарили девочке из соседнего двора главные дядьки с фабрики, выпускающей конфеты. У них, оказывается, беда - закончились фантики для конфет. И теперь, та девочка, которая соберет триста фантиков от конфет и пришлет их на фабрику - немедленно получает в подарок Прекрасную Куклу. Тот факт, что не было точного адреса, куда отправлять фантики, почему-то никого не смущал. Ведь это же так просто - надо написать на конверте "На Главную Канфетную Фабреку" - и все!
Что собрались делать Главные Дядьки с грязными бумажками от конфет - меня совершенно не интересовало. Я даже облегчила им работу - каждый собранный фантик, втихую от мамы и бабушки проглаживала утюгом. Бумажки становились такие ровненькие, красивые, правда чуточку грязные, но ведь, их же можно п о м ы т ь? - думала я.
Моя сокровищница росла. Для ее пополнения пришлось привлечь дополнительные силы, которым я обещала дать подержать свою новую куклу за ногу. Мы, как самые настоящие сыщики, методично обыскивали район метр за метром, сопровождая каждый найденный фантик радостным визгом.
Постепенно в эту историю поверили все девчонки. Образовалась жесткая конкуренция, доходящая до драк и ссор - каждая мечтала о такой невероятной кукле. И тогда фантики кончились не только на фабрике - они кончились везде, будто все жители, словно сговорившись, вдруг разом перестали есть конфеты.
А мне до заветной мечты оставалось набрать всего штук пятьдесят. Конечно, можно было выпросить у мамы килограмм карамели, съесть его на пару с братом - вот вам, пожалуйста, пятьдесят заветных бумажек! Но не тут-то было - бумажки подходили не всякие, местная кондитерская фабрика в расчет не бралась. Нужны были красивые бумажки, полупрозрачные, от импортных конфет! А таких на улицах уже не осталось...
Впустую проходил уже третий день, и тут.... Вот под этими самыми вонючими желтыми цветами.... Наверно потому, что нам всем было запрещено подходить к ним... там, где с улицы не разглядеть, лежала целая гора фантиков!!
Я хватала их, не глядя, распихивала по многочисленным карманам - потом разберу, дома, рассмотрю каждую по отдельности, пересчитаю... а еще надо дом для ее величества Куклы подготовить - лихорадочно мешались в голове мысли.
Именно эта лихорадка помешала мне заметить опасность. Так, маленький воробей, найдя кучку семечек, не замечает крадущейся кошки, а кошка, увлеченная охотой, не видит разъяренного пса молча и неотвратимо несущегося к ней с другой стороны улицы...
У нас, детей, было много опасностей. Часть из них, которых боялись наши родители, мы просто не замечали и опасностями не считали. Нельзя вставать на канализационный люк - он перевернется и ты провалишься. Нельзя ходить по железнодорожным рельсам - попадешь под поезд. Нельзя есть много мороженого - простудишься. Нельзя лазить по деревьям - упадешь. Нельзя залезать в будку с надписью "Не влезай - убьет!". Нельзя дразнить незнакомую собаку - она может укусить. Нельзя пролезать сквозь узкие решетки - можно застрять. Нельзя, нельзя, нельзя! Да если соблюдать все эти "нельзя" - как ты сможешь узнать, что такое этот мир? Откуда ты узнаешь, что прячут под крышкой канализации? Что рельсы дрожат, когда приближается поезд? Что на спор можно съесть двадцать порций мороженого? Что с дерева видно кино в летнем кинотеатре? Что у незнакомой собаки разные глаза? Что за узкой решеткой огромный дом с пустыми комнатами, затянутыми паутиной, где от страха становится холодно в животе?
Дорогие родители! Если бы вы знали, чем занимаются ваши дети, когда вы их не видите, вы бы поседели раньше времени! Теперь, когда у меня есть сын, я на своей шкуре поняла, почему слово "нельзя" было самым главным и его приходилось слышать постоянно. А тогда... тогда слово "нельзя" было пустым звуком, который я обычно пропускала мимо ушей.
У нас хватало страхов почище тех, которых опасались родители. Черная рука, например. Или - Пиковая Дама. Или Заброшенный Дом. Или - Сиго.
Черная рука была байкой, которую знают все дети во всем мире. "В одном черном-черном городе, на одной черной-черной улице стоял черный-черный дом. В том доме жила маленькая девочка, которая слушала черный-черный радиоприемник. Внезапно музыка по радио прервалась и голос диктора сообщил, что по городу идет Черная рука, заходит в каждый дом и ищет эту девочку" - и так далее.
Нас совершенно не волновал вопрос - как ходит рука? На пальцах? Как балерина на пуантах? Или - на ногах? На черных-черных ногах идет по городу черная-черная Рука. И все в городе умерли - от смеха. А мы боялись этой истории до дрожи в коленках.
И Пиковая Дама, и многочисленные детские страшилки и даже Заброшенный дом, где не было ничего страшного, кроме самого Страха, который липкой паутиной окутывал твое существо каждый раз, как ты входил в него - все это, не шло ни в какое сравнение с нашим самым главным страхом - Сиго.
Так звали мужчину в поношенной синей больничной куртке и штанах. Широким размашистым шагом, смешно поднимая руки при ходьбе, он несся вдоль улицы, глядя на что-то, что видел только он. Он разговаривал, спорил, смеялся и плакал. Он кричал и спорил с кем-то невидимым. Он был волосат и смугл, и оттого - более страшен. И он был Настоящим Сумасшедшим.
Насколько я знаю, он никогда не причинил зла никому из людей, но дети его боялись как огня. Малыши, лежащие в колясках, начинали реветь, подобно сиренам, если он появлялся поблизости. Матери пугали нас, когда мы не слушались: "Вот будете шалить - придет Сиго и заберет вас в свой мешок!" Все капризы сразу стихали, напрочь пропадало желание шалить.
....Скорее всего, он был из тех, кого в народе называют "безвредным". Есть буйные сумасшедшие, которых держат за решетками, а есть такие: странные, пугающие, но "тихие". Иначе, как можно объяснить его появление на улицах? Правда, дети всегда считали, что он "сбегал".
Сумасшедший дом находился почти в центре города, рядом с проспектом Ленина. Высоченный забор с мотками колючей проволоки, узкие зарешеченные оконца - вот все, что было видно с улицы. Однажды, уже повзрослев, в качестве познавательной экскурсии мы с друзьями попали внутрь этого заведения. В палаты нас не пустили. Мы видели только внутренний двор. Если не знать, что это сумасшедший дом, можно было подумать, что это - обычная больница. Только глаза у больных странные. Было лето, окна были распахнуты и люди, стоящие у окон, смотрели прямо на нас. И - ни одного бессмысленного взгляда! Напротив, глаза словно прожигали насквозь. Это были глаза людей, которые знают все - об этом мире, обо мне, обо всем, что сейчас происходит....
Не было криков, стонов, раздирания одежды, конвульсий, но от этой напряженной, гнетущей тишины становилось еще страшнее. Невыносимая жара, а у нас - мороз по коже....
Непонятное пугает. Наверно, потому мы и боялись этого человека.
Недели две назад мы устроили налет на шелковичные деревья, их называли "тутовник". Каждая ветка была облеплена детьми, как новогодняя елка - игрушками. Подобно стае прожорливых птиц мы склевывали сладкие ягоды. Руки, лица, одежда - все было перепачкано соком тутовника. При каждом сотрясении с дерева сыпался град ягод, которые безжалостно затаптывались. Асфальт стал скользким, мы со смехом повисали на упругих ветках, снова и снова устраивая ягодный дождь.
Чей-то отчаянный крик: "Сиго!!!" - прозвучал подобно грому среди ясного неба. Все бросились врассыпную, а я, увлекаемая непонятным (кошачьим что ли?) инстинктом - вверх. Через несколько секунд меня угораздило оказаться почти на самой верхушке дерева, на уровне третьего этажа.
Странный человек быстро прошагал по пустой улице, бормоча что-то себе под нос. Сверху его было очень хорошо видно. Опасность миновала, можно было спускаться. Интересно, что в отличие от подъема спуск занял почти сорок минут. Так я узнала, какую силу придает человеку страх.
О том, что существует другой страх, который лишает человека воли и всех сил, я еще не знала. Этот урок мне еще только предстояло получить. И гораздо быстрее, чем хотелось.
... - Тебе помочь? - прозвучал голос за спиной. Голос мужской, незнакомый, с ярким акцентом.
- Не, я уже... - начала я, выдираясь из кустов с руками, полными фантиков. И замерла на полуслове.
Передо мной стоял он. Сумасшедший.
За доли секунды в отключающемся сознании пронеслась картина - как он сворачивает мою шею. Быстро, даже пискнуть не успеешь. А потом время замедлилось, как во сне - когда каждое слово, каждое действие растягиваются на долгие-долгие минуты...
Я сделала шаг назад, оцепенев, словно кролик перед удавом. И надо же, чтобы именно там, сзади, оказался этот нелепый, ненужный, дурацкий камень! Нога подвернулась и я упала неловко, боком, на локоть. А локоть напоролся на осколок стекла.
Боли не было. По руке потекло что-то горячее, но я по-прежнему не могла оторвать глаз от своего самого большого страха.
Мужчина испуганно всплеснул руками, поднял меня с земли, поставил на ноги. Слова по-прежнему не давались мне. Не получалось думать, говорить, кричать, сопротивляться. Ноги были ватные, драгоценные фантики валялись повсюду.
Сиго усадил меня на бордюр, достал из кармана больничной куртки свернутый бинт и наспех перевязал руку. Бинт пропитывался кровью быстрее, чем он успевал обернуть его новым слоем. Руку начало дергать.
Она собрал фантики, протянул их мне.
- Держи, ты уронила. Что это?
Я безвольно взяла бумажки здоровой рукой и прошелестела:
- Фантики. От конфет...
- А для чего они?
- Кукла... - еле слышно прошептала я.
"Кукла". Это волшебное слово вернуло меня к действительности. Все надежды, мечты, ожидания и страхи - все с новой силой обрушилось на очнувшийся разум. Так глупо умереть сейчас, когда заветная мечта уже почти сбылась!!! Руку пронзила резкая боль, и словно со стороны я увидела себя - руки и платье в крови, рядом - Сумасшедший... Что могло быть страшнее?!
- Не убивайте меня, пожалуйста, - попросила я и заплакала.
Впервые в жизни я плакала не так, как обычно плачут дети - со всхлипываниями, нытьем или ревом. Слезы лились беззвучно, сыпались градом как хрустальные льдинки. Потом, став взрослой и столкнувшись с болью, я заново училась так плакать - без звука, чтобы никто не слышал, не догадался...
- Глупый ребенок! - воскликнул мужчина. - С чего ты взяла, что я собираюсь тебя убить?! Я помочь тебе хочу! Я - друг, понимаешь?!
Мне удалось наскрести немного мужества и посмотреть прямо в его глаза. Сейчас сложно вспомнить, что в них было такого, что заставило меня безоговорочно поверить в эти слова. И через мгновение, с еще невысохшими грязными дорожками слез на лице я сидела рядом, взахлеб рассказывая о том, какую куклу мне скоро подарят.
Раненая рука висела плетью, а я, несмотря на сильную боль, с нескрываемой гордостью демонстрировала фантики. Мы насчитали их около шестидесяти штук.
Сумасшедший беспокойно смотрел на окровавленный бинт.
- Пора уже, беги домой, к маме, пусть зеленкой руку помажет, - сказал он.
Я рассовала фантики по карманам. На прощание странный человек погладил меня по голове:
- Какие глаза у тебя... Красивые, как у оленя. У нее были такие же глаза...
Он вздохнул, поднялся. Стоя он казался настоящим великаном, но мне уже не было страшно.
Домой я ворвалась, как пушечное ядро, напугав маму до полусмерти своим окровавленным видом. Меня умыли, переодели, несмотря на сопротивление и рев - обработали рану и заново перебинтовали. Весь остаток дня я провела под домашним арестом. Мы с братом рассматривали обертки от конфет и даже ухитрились подраться.
Поздно вечером, клюя носом, я сидела у открытого окна, мечтая о завтрашнем дне - мама обещала дать конверт и помочь с адресом. Рука почти не болела, если ее не тревожить. За окном разговаривали соседки. Летний тихий вечер совершенно не умеет хранить тайны - каждое слово, сказанное ими, слышалось совершенно отчетливо. Внезапно прозвучавшее знакомое имя заставило меня встрепенуться, сбросив дремотные паутинки.
- Сиго? А-а-а, этот псих в синей пижаме? Да, знаю.
- А знаешь, из-за чего он угодил в психушку?
- Нет, - заинтересовался второй голос, - расскажи!
- Из-за любви! - торжествующе объявил первый.
- Вах! Кто сейчас в наше время сходит с ума из-за любви?
- А вот слушай...
Он очень любил ее. Работал, как одержимый, чтобы заработать денег на свадьбу, обустроить дом и привести в него красавицу-жену. Он мечтал о детях, о семье, которой у него не было. А она - любила другого. И накануне свадьбы сбежала с ним, прихватив все накопленные сбережения. Влюбленный слег - он горевал не о деньгах, а о той, чьи глаза не смог забыть.
Прошло время и она вернулась, как возвращаются домой кошки - ободранная, грязная и больная. Упав к его ногам, она умоляла простить и не выгонять: ее неверный возлюбленный поступил с ней так же, как она поступила с ним - обокрал и бросил.
Но гордость и обида ослепили его сердце - он выгнал женщину на улицу. Она опозорила его - разве можно простить такое? Все соседи треплют его имя, вся улица над ним смеется...
Всю ночь он ворочался, не мог уснуть, понимая, что в глубине души давно уже простил ее. Что любовь его стала еще сильнее, чем прежде, что она нужна ему как воздух. А злость и обида - растаяли бесследно, как дым, оставив вместо своего горького яда только тихую несмелую радость - она вернулась, вернулась не к родителям - к нему! Он решил, что утром позовет ее обратно, отругает, как следует, затем помирится и они вместе уедут из этого города, туда, где смогут начать новую жизнь, с чистого листа....
А утром он узнал, что она тоже не спала этой ночью. Она боролась со своей совестью, перелистывая каждую страницу своей недолгой жизни, пытаясь найти что-то хорошее. И не нашла. Когда у нее не осталось сил, чтобы жить дальше, она перестала жить. Ее нашли мертвой в канаве. Уставшие глаза печально и строго смотрели в холодное осеннее небо.
Он бежал к ней, задыхаясь, не веря в услышанное, добежав, остановился и медленно наклонился, неотрывно глядя в ее глаза. А потом закричал. Он кричал, но люди не слышали звука. Звук остался в нем. Он хотел умереть, но лишь сошел с ума.
...Вот, что я услышала той тихой летней ночью.
С того дня он спорил, доказывал, убеждал, уговаривал - кого-то, кого видел только он. Может, он говорил с ней? А может, он говорил с создателем, уговаривая его вернуть все обратно, не дать совершить ему эту непоправимую ошибку?..
Как же мне было жалко его!!! И если бы можно было вернуть все обратно, то я не пожалела бы даже самого дорогого. Я бы отдала богу Прекрасную Куклу, если бы это помогло!!
Я тихонько плакала на подоконнике от невозможности понять и изменить этот мир, оттого, что чужая боль жалит острой иглой, оттого, что путь назад не подвластен людям...
Уходило беззаботное Детство...
Потом пришла мама и погнала меня спать. Утром мы с братом бросили заветный распухший конверт в синий почтовый ящик.
...Куклу мне так и не прислали...