Тапок зашвырнулся куда-то далеко под кровать. Мишенька ещё немного пошарил ногами: правый есть, а левого нет. Теперь его можно достать только шваброй, и   придётся наклоняться, а у него кружится голова. Миша прошлёпал в коридор, сунул левую ногу в сандалию, правую оставил в тапке. Ходить стало странно, но до кухонной плиты добраться можно. Хотя завтракать было нечем: он уже несколько дней забывал купить молоко. Да и есть не хотелось: тошнило, во рту было горько... Миша достал зеркальце: посмотреть язык. Язык был сильно обложен, и Мишенька поскорее засунул его обратно, чтобы не пугаться. Умылся, стёр с руки «вторник» и написал «среда». Это был его изобретение с тех пор, как стали путаться дни недели. После чая с куском хлеба можно было выходить. Оставалось надеть сандалию на правую ногу и взять шляпу. Миша с огорчением заметил, что на шляпе сломались ещё соломинки, и лента опять начала отрываться. Эту шляпу он купил в Москве, в восемьдесят втором...   

С каждым днём Мишенька всё больше не любил главную улицу города. Сплошные подъёмы и спуски. Особенно тяжело подниматься там, где не было витрин, а на обеих сторонах улицы дремали посеревшие дома с маленькими окнами, затянутыми пыльными коричневыми жалюзи. Мишеньке казалось, что он идёт медленно, но возле «идиотов» – как Миша называл выставленных на углу зеленоволосых ухмыляющихся манекенов в драных джинсах – его догнала запыхавшаяся Светлана. Со Светланой он познакомился ещё в ульпане. Язык они так и не выучили, но Света хотя бы узнала, как переводится её имя на иврит, и с тех пор представлялась как «Орли Григорьевна».

– Я за Вами уже пять минут бегу, от самого «Соломона, – закричала Света-Орли, доставая из лифчика платочек и обтирая им шею, – У меня для Вас хорошая новость: мясо надо запивать красным вином, потому что в нём полифенолы, и они нейтрализуют оксиданты!

Жизнь Орли была заполнена двумя занятиями: чтением научно-популярной литературы и ненавистью к зятю.

– А у меня сегодня день рождения внучика, вот конструктор иду покупать... – похвастался Мишенька. Светлана не дослушала:

– Вы Мэгрэ читали?

Миша  задумался:

– Который про сыщиков?

Светлана вытащила тетрадку:

–  Меня прямо поражает, я тут проконспектировала, эти его умозаключения... Не, не сыщик, другой.  Вот он пишет: «В космос уходят от человека только светлые излучения. И возвращаются на землю в виде информации, энергетики. А от человека, пребывающего под влиянием злобных чувств, исходят только тёмные излучения. Они не могут подниматься наверх и попадают в глубь земли, чтобы вернуться в виде вулканов, землетрясений, войн, убийств и прочая...» А? Точно, мой зять: в нём столько вот этой тёмной, злобной силы... Ну, зверюга! Сплошные инстинкты...

Излучения зятя Мишеньку не интересовали, и он попробовал вернуться к конструктору:

– «Лего» называется, есть серия «Город», а есть «Техника»...

Но Светлана уже бросилась за какой-то худенькой старушкой, одетой в платье с линялыми горошинами:

– Ра-ечка! Раа-ечка! У меня для Вас хорошая новость...

Возле кафе «У Товы», как всегда, заныло левое колено.  Мишенька остановился передохнуть. И сразу почувствовал слабость. Картинка перед глазами потеряла резкость, пришлось ухватиться за ствол дерева. На минуту стало страшно, но он вовремя вспомнил, что плохо спал и почти не завтракал. А, найдя причину, успокоился. И слабость потихоньку прошла.

Кафе было составлено из полинявшего зонтика и двух столиков. С утра за столиками сидели пенсионеры, из благополучных. Пенсионеры неспешно пили кофе и говорили на идише. Мишенька разбирал не всё, но слушал с удовольствием. Мама часто говорила на идише... Рядом со столиками остановился пухлый человек в сердитых веснушках, Мишенькиных лет. Или моложе. Человек достал из перекошенного портфеля мятую пластиковую бутылочку, вытряхнул в рот последние капли, облизнул губы, принюхался к запаху кофе и закричал, обращаясь к Мишеньке, как к единомышленнику:

– Мне говорят, что я наезжаю на Израиль! Да я эту страну очень люблю, очень. Я за Израиль жизнь готов отдать, да! Готов! Но государство я ненавижу! И люди здесь все сволочные!

Мишенька сочувственно помычал, а потом попросился:

– Мне конструктор надо купить... внука привозят... Так я пойду?

– Идите, – обиделся "пухлый", – Я что, вас держу?

По пути к игрушечному был «русский» продуктовый магазин «Родина», и Мишенька решил купить молоко, пока помнится. «Родина» была тесной и душной, но он любил сюда заходить: здесь вкусно пахло колбасой, а на прилавке между пышными львовскими вафлями со сгущёным молоком и орешками из теста также со сгущёно-молочной начинкой лежали  пирожки: золотистые треугольнички с застывшей по краям чёрной маковой лавой. Мама пекла точно такие. Пирожки клали на большую тарелку с нарисованными дядьками в халатах, мама говорила «блюдо с мандаринами», а Миша всё искал, где там мандарины...

Хозяина магазина – итальянского еврея с русскими корнями – звали Рафаэль, но все обращались к нему «Рафик». Мишенька хотел обсудить с Рафаэлем  конструктор, но Рафик разговоривал с кем-то по телефону. Говорил он эмоционально, словно оперный певец, умело жонглирующий октавами:

–  Грациэ, ва бэне. Бэниссимо! Нон посо абсолютаменте. Э импоссибиле, мать твою за ногу! Нэанке пэр соньо!  Даккордо... Бэниссимо!

Мишенька подождал немного, потом положил на прилавок деньги за молоко и вышел, слегка разочарованный. Зато у магазина он встретил Василия. Василий – молодой парнишка лет двадцати пяти, одетый  в непонятного цвета спортивный костюм с оторванными рукавами, целыми днями вышагивал по городу. Держался он неестественно прямо, словно белогвардейский офицер военной выправки, что плохо вязалось с его состоянием постоянного опьянения. Василий всегда ходил с бумажным стаканчиком, в который стряхивал пепел от найденных бычков или сигарет – если кто угощал. Он никогда не просил милостыню, а пил на деньги, вырученные от продажи пустых бутылок.

– Здрасьте Михаил Львович, – ещё издали закричал Вася.

– Здравствуйте, Василий, – сказал Мишенька, – Вот, конструктор внуку иду покупать. Как Вы думаете, что лучше, пожарный внедорожник или дюноход?

– Пожарный внедорожник, ясная поляна, – охотно откликнулся Василий.

– Вот и я говорю, внедорожник, – обрадовался Мишенька, – деньги одинаковые, а у внедорожника 130 деталей плюс человечек. И недорого, двести рублей. За полгода собрал...

Вася поднял бутылку с остатками пива:

– Шоб внук был здоров.

Мишенька сказал:

– Спасибо, Василий.

До игрушечного магазина было уже совсем близко, но пришлось ещё раз остановиться... Он сразу заметил эту пару. Миша догадался, что они дочь и отец – оба высокие, с сильно выступающими скулами, большими рыхлыми носами, чуть свороченными на сторону, и квадратными подбородками. Словно сделаны по одной модели, только лицо отца сильнее размыто старостью. Отец тяжело опирался на сооружение с колёсиками, Мишенька знал, что на иврите эта штука называется "алихон" – ходилка. Пара прошла мимо Миши и остановилась возле пальмы. Старик продолжал стоять, опираясь на "алихон", а дочь спустила ему штаны, отстегнула пелёнку... Пелёнки на иврите назывались "титулим", это Мишенька тоже запомнил. Все пенсионеры часто говорили друг другу: "Вот, доживёшь до титулим..." Дочь придерживала отцу штаны, чтобы не забрызгались. И отец, и дочь безучастно смотрели впереди себя, не обращая внимания на прохожих.

– Ещё нет, – подумал Мишенька, – Ещё нет.

Яркая вывеска магазина игрушек помогла забыть увиденное, а когда на входе зазвенел колокольчик, Миша даже зажмурился от радости: всего через несколько минут он выйдет отсюда с ярко-красной коробкой, на которой по-английски красиво написано белыми буквами "LEGO".

Неприятная продавщица вопросительно посмотрела на Мишеньку. Хоть бы улыбнулась... мымра!

– Вон ту, – указал «мымре» на модель в витрине. И разжал ладонь с мятыми двумястами шекелями. Продавщица равнодушно посмотрела на деньги, поставила коробку на прилавок и сказала "од арбаим шекель" (ещё сорок шекелей). Мишенька не понял и нерешительно потянул коробку на себя, но мымра отобрала конструктор и повторила: "Од арбаим шекель".

– Она говорит, что конструктор стоит двести сорок, Вам надо доплатить сорок шекелей, – перевёл Мише какой-то мужчина, выбирающий сверкающие воздушные шары в форме сердечка.

– Как, – заволновался Миша, – Ведь было двести...

Мужчина что-то сказал продавщице и перевёл ответ:

– Она говорит, что никогда не было двести...

Миша похолодел: зря он купил молоко, хотя нет, молоко стоит три шекеля. Эх, был бы у него язык, можно было бы поторговаться. Мымра что-то сердито проворчала... Нет, не уступила бы. Мишенька чуть коснулся коробки, и женщина сердито закричала. Он поспешно отдёрнул руку, но оказалось, что вопят не из-за конструктора. Молоко из Мишенькиного, видимо, дырявого пакета накапало целую лужу, забрызгав розовую меховую свинью. Миша попробовал вытереть игрушку рукой, но только испачкал ещё больше. Продавщица не переставала кричать, и Мишенька, испугавшись, что за свинью заставят платить, выбежал из магазина. Сердце колотилось, руки тряслись, и в таком состоянии он шёл как только мог быстро целый квартал, пока не убедился, что за ним никто не гонится.

Молоко продолжало капать... Этого пакета могло бы хватить на пять дней, даже на шесть. Мишенька разорвал зубами пластик и стал пить, пока не выпил всё, что осталось. И тут же пожалел, потому что его затошнило и захотелось в туалет. Рядом был банк, но в банке он робел, и заходил только по необходимости – за пенсией – и то каждый раз боялся, что охранник не впустит. Лучше ещё немного потерпеть, но дойти до парка, где много кустов, и в это время дня почти нет людей.

Облегчившись, смахнул рукой пыль со скамейки, положил шляпу, примостился рядом, совсем растроенный. В городе  было ещё два игрушечных магазина, но «Лего» в них не продавались, а продавались только мячи и тупые пластмассовые тракторы. Мишенька посмотрел на часы: вот-вот магазин закроется на обед, в четыре часа должна прийти другая продавщица, русскоговорящая. С ней можно будет договориться, если не на скидку, то хотя бы взять внедорожник в рассрочку, Мишенька насобирает и отдаст... И он успеет домой к шести. Только бы мымра не нажаловалась за свинью. Миша немного повеселел. От пережитых волнений стало клонить ко сну, но задремать не дали: к скамейке подошли трое высоких мужчин в одинаковых оранжевых майках с  надписью по-русски «Маккаби Ришон». Мужчины метнули тяжёлые спортивные сумки на скамейку – Миша едва успел спасти шляпу – потом приземлились сами.

Хор-рош, и не стыдно? – спросил один из них, бритоголовый. Мишенька подумал, что обращаются к нему, и что эти парни каким-то образом узнали про испорченную свинью, но отозвался тот, кто сидел рядом с ним – лысеющий, с волосами, собранными в пучок, явно старше остальных.

– Надо уметь проигрывать, – важно ответил лысеющий, и два других парня громко заржали. Мишенькин сосед обиделся и закатал брючину:

– Гля, какие мышцы! Сталь! Я на тебя посмотрю через десять лет. В таком возрасте умирают, а я играю!   

И помахал ногой перед Мишей. Мишенька уважительно посмотрел на ногу: действительно, сталь.  

Мимо скамейки прошла девушка. На девушке были очень открытая майка и обтягивающие джинсы: нарочно порванные, как на манекенах. Джинсы сидели так низко, что было видно ложбинку между ягодицами. Мишенька посмотрел на пухлые бока, нависшие над поясом, и вспомнил сардельки из магазина Рафаэля. Ему очень захотелось есть.

– Пцаца..., – цокнул языком бритоголовый, – Ну пцаца –, а лысеющий добавил:

– У неё кус большой (кус – груб. женский половой орган).

Мишенька сначала подумал, что бритоголовый сказал «цаца», а потом самому стало смешно. «Пцаца» –  это же «бомба»,  в Израиле все знают, как будет на ихнем «бомба», даже пенсионеры знают. Что такое «кус» Мишенька не понял, но ему понравилось, как ловко парни вкручивают в разговор ивритские словечки. Он бы ещё послушал, да уснул. А когда проснулся, парней уже не было. Мишенька в панике схватился за нагрудный карман рубашки, в котором лежали 200 шекелей. Обокрали? Нет, деньги, слава богу, на месте. Он снова задремал, но очень быстро проснулся от противного рёва двигателя и запаха бензина. Возле скамейки появился мотоцикл: ярко-красный, словно собранный из конструктора «Лего». С мотоцикла слез человек в блестящем костюме устрашающей раскраски –  сине-бело-чёрной, в черепах и звёздах. Мишенька вспомнил, как Светлана говорила, что теперь мотоциклисты называются «байкерами». Через плечо у байкера висела сумка. Из сумки торчала собачья голова. Байкер смахнул рукой пыль со скамейки – в сторону Мишиной шляпы –  аккуратно положил шлем и распаковал собаку. Собака сделала несколько прыжков, разминаясь, и улеглась у Мишенькиной ноги. Мотоциклист достал из сумки бутылку и миску, налил воду, поднёс миску к  собаке. Собака фыркнула и отвернула морду.

– Лё шоте, –  расстроился байкер, –  Квар йомаим лё шоте вэ лё осэ пипи.  (Не пьёт, уже два дня не пьёт и не писает)      

Мишенька ничего не понял, но сочувственно покивал.

Собака посмотрела на Мишу, встала, и, задрав лапу, обрызгала его брюки золотистой жидкостью.

– Коль-ха-кавод! – завопил мотоциклист, –  Мотек! Нахон, ше ата мотек шели? (Молодец! Сладкий! Правда, что ты мой сладкий?)

Байкер чмокнул «мотека» в нос, запаковал в сумку, помахал Мишеньке рукой и умчался на своём красном мотоцикле.

До открытия магазина оставалось сорок минут. Мишенька собрался было вставать, но к скамейке подошла девушка – очень симпатичная, светловолосая. И джинсы на ней были не порванные. И пахла она ландышами... Ему сразу вспомнился весенний лес.

– Я Вам не помешаю? – спросила девушка. Мишенька удивился вопросу: как такая может помешать! Девушка раскрыла книжку, но было видно, что читать ей не хочется. Поэтому Миша набрался смелости и сказал:

– Добрый день! Как Вы поживаете? Интересная книжка?

Девушка охотно ответила:

– Спасибо, хорошо. Это не книжка, а учебник по логистике.

Что это за учебник, Мишенька не понял, но сказал:

«А-а-а». Потом добавил:

– У моего внука сегодня день рождения. Вот, конструктор покупать... ходил.

Незаметно для себя, рассказал про внедорожник, мымру и даже про испачканную свинью. Его давно уже не слушали с таким вниманием... Он бы ещё поделился сомнениями относительно дюнохода, но какой-то низенький, потный человек плюхнулся на их скамейку, прямо на Мишенькину шляпу, обнял девушку, чмокнул в щёку и начал о чём-то рассказывать на «тарабарском». Миша ожидал, что девушка рассердится, но Дина – её звали Дина – продолжала улыбаться и слушала потного не менее внимательно, чем слушала его, Мишеньку. Мише уже пора было в игрушечный, но ему не хотелось уходить, не попрощавшись с Диной, к тому же потный сидел на его шляпе. Наконец, соперник ушёл...

– Вы по ивриту разговаривали? –  хмуро спросил Миша, пытаясь расправить искорёженную шляпу. Дина улыбнулась:

– На английском. Дудик живёт в Англии – летом, а на зиму сбегает в Израиль. У него в Оксфорде замечательный дом, трёхэтажный, целый особняк, прямо в парке. А здесь у него квартира, с видом на море.

– Дом... Он что, торгаш?

– Инженер, на пенсии. Работал в очень крупной компании.

– Ин-же-нер? – Мишенька даже развеселился от девушкиной наивности, – как может инженер заработать на дом! В России сколько инженер получал? Ну сто сорок, сто семьдесят максимум. За сколько лет он на дом соберёт?

– Так это в России...

– А на Украине, – Мишенька разгорячился, эта Дина даже не понимает, о чём говорит, –  и на Украине не больше выходило! Жулик он, Ваш англичанин! Мошенник!

Девушка, видимо, решила сменить тему:

– Вам сегодня внука привозят?

– Да, привозят, сегодня, – Мишенька вздохнул, – Из этого... на тыкву похоже...

– Петах-Тиква?

– Ну да, из неё.

Дина порылась в сумочке, вытащила две бумажки по двадцать шекелей и вложила в Мишенькину руку:

– Вот, купите внуку внедорожник.

– Я не могу взять, – у него прямо голос охрип, – Но я договорюсь с продавщицей... в рассрочку...

Дина улыбнулась:

– Вы со мной договоритесь. Потом отдадите.

И ушла. Миша растерянно сунул двадцатки в карманчик рубашки. Такая девушка! А где её потом найти? И свой номер телефона не оставила.

Дина ушла, но осталось чувство радости и необъяснимой уверенности, что всё будет хорошо, и короткий разговор с девушкой стал переломным моментом не только в сегодняшнем дне, но и во всей его жизни. И шляпу он починит, не так уж она и помялась. Мишенька в очередной раз собрался подняться со скамейки, но ему опять помешали:

– Как дела, отец? Потихоньку?

Рядом оказался молодой парень, тоже светленький, как и Дина. Джинсы не порваны, улыбка хорошая. На ногах остроносые туфли с золотыми нашлёпками. Мишеньке понравилось, как к нему обращаются: «Отец». Парень забулькал пивом, потом протянул Мише недопитую бутылку:

– Хочешь? Угощаю.

Раньше бы Миша ни за что не стал пить из чужой бутылки, да ещё пиво, к которому он забыл, когда последний раз прикасался. Но возбуждение от разговора с Диной требовало необычных поступков. И пить очень хотелось, он ведь после молока не пил поди несколько часов. Мишенька сделал несколько глотков – и не столько опьянел, сколько обрадовался ещё больше. Радость плескалась где-то у горла, просилась наружу.

– Сейчас внуку внедорожник пойду куплю, – сказал, возвращая бутылку, – Дина денег добавила, и теперь хватит.

Мишенька надеялся, что его спросят, кто такая Дина, но парень заинтересовался только машиной:

– Внедорожник? Это ж сколько твоему внуку?

– Шесть лет, – ответил Миша, и парень разочарованно протянул: – Так это игрушка... –  Но тут же снова спросил:

– Дорогая машина?

– Полгода деньги собирал, – похвастался Мишенька, ошупывая шекели через рубашку: не привидилась ли ему Дина с её подарком. Парень встал перед Мишей:

– Знаешь отец, чего тебе напрягаться? Давай я за ним сбегаю, за твоим внедорожником. Через секунду у тебя будет.

Мишенька усмехнулся: за кого его принимают. Это ж самое радостное, покупать. Но парень уже тянул руку к карману на рубашке:

– Давай дед, гони бабло, сказал куплю – значит куплю.

Миша посмотрел вниз и увидел остроносые туфли совсем рядом со своими сандалиями. Он стиснул карман так сильно, что парень не смог разжать скрюченные пальцы. Парень отрывисто повторил:

– Гони бабло, падла.

И ударил Мишу под ребро. Боли он не почувствовал – только задохнулся. Но пальцы не разжал. Парень выматерился, коротко взмахнул рукой – и Мишенька уснул...

Просыпался он не сразу. Сначала услышал голоса, потом увидел окружающих. Окружающие – это была медсестра, ставящая Мише капельницу, и несколько мужчин на кроватях. Мишенька немного удивился: откуда в его квартире четыре кровати и медсестра с капельницей. Руки сильно дрожали, но он не мог вспомнить: это после сна, или они и раньше так дрожали. Однако главное, что  надо было выяснить: который сейчас час. Медсестра – из русскоговорящих – сказала «половина седьмого». Мишенька заволновался и потребовал телефон. Телефон ему протянул сосед по койке: маленький чёрный аппаратик с блестящим экраном. Сосед даже набрал номер: Мишенькины пальцы не справились бы с таким устройством. Этот номер – единственный, по которому он звонил в течение последних лет – прочно сидел у него в памяти. И на руке записывать не надо было.

Ему повезло: ответили сразу. Иногда приходилось дозваниваться по полчаса. А тут – сразу. Действительно, удачный сегодня день оказался.

– Здравствуйте, Алоночка, – сказал он, и сам удивился, почему получилось так тихо.  Но его услышали.

– Лиорочка, – поправил приятный женский голос.

Мишенька не понял, немного растерялся, но решил продолжать:

– Сегодня у... моего внука день рождения. Ему исполняется... шесть лет. Прошу поставить для него... – мысли путались, и говорить оказалось сложнее, чем всегда, – Сегодня у моего внука день рождения... и я иду покупать ему внедорожник... пожарный внедорожник с человечком. Прошу поставить для него какой-нибудь хороший  еврейский танец.

Теперь немного растерялась Мишина собеседница:

– Но Вы же всегда просите «Аидише Мама», мы Вам приготовили «Аидише Мама»...

– Да, – сказал Мишенька, – прошу поставить для него «Аидише Мама».  «Будьте здоровы», – сказали в трубке, и он услышал короткие гудки.   

Моющая в палате пол нянечка обратилась к медсестре: – Что ж родные его так долго не едут? Вон, заботится о внуке-то... на радио звонит.

– Да нет у него родных, – ответила медсестра, хмурясь, – уже связались с хостелем, где он живёт. С управляющим говорили и с соседкой. Ни детей, ни внуков. Соседка сказала: «Чокнутый он, живёт впроголодь, а сам машинки дорогие покупает – всю комнату ими захламил…» Я его данные видела, у него как раз сегодня день рождения... И вот к нам попал... Надо же, как не повезло человеку...

В палате не было радио, но Мишенька и так знал: сейчас для него ставят песню. Он закрыл глаза и стал слушать:

Аидишэ мамэ, ниту кейн бэсэрс ин дэрт вэлт
Аидишэ мамэ, из зэер битер аз зи фэлт...