Он побывал на пороге смерти несколько раз. О его уходе торопливо загалдели, вторя друг другу, интернет и печатные СМИ. Затем последовали опровержения, которые принесли надежду, но ничего не смогли изменить по существу. 27 октября 2011 года, так и не выйдя из комы, скончался Сергей Говорухин – режиссёр, сценарист, актёр, общественный деятель. Но первее всего – писатель…

Его творчество – итог более чем трёх десятилетий, после жесточайшего авторского отбора уместилось под твёрдую обложку одного тома. Не считая сценариев (и снятых по ним фильмов), журналистики, а также иронических миниатюр – всего одна книга. Озаглавленная по названию последней законченной вещи, – «Прозрачные леса под  Люксембургом». Книга,  вышедшая  за год с небольшим  до смерти автора.

Подобные сжатость и лаконизм в наше время удивляют.

Но вчитываясь, ощущаешь - каждая страница этой книги перетекает в судьбу. 

Благодаря подтексту его рассказы «весят» как повести.

Повести – сжатые до оголённых нервов романы.

А миниатюры – как стихи, автор которых верен себе: он отказывается от любых украшательств и от рифмы в том числе.

"Миниатюра никогда не воспринималась в качестве самостоятельного литературного жанра. Считалось, что это предтеча к чему-то главному, эпохальному... Третий план большой литературы, падчерица, которой не суждено стать Золушкой...

Но миниатюра - сама по себе. Далеко не каждое наблюдение впоследствии становится рассказом, повестью или романом. Мысль, история, сюжет могут быть настолько ёмкими и выразительными, что уже не требуют дальнейшего повествования. Так родился жанр миниатюры < ...>

Я пишу миниатюры всю жизнь. С них я начинал, ими, вероятно, и закончу - то, что я скажу, в конце вряд ли будет претендовать больше чем на миниатюру.

Перед вами книжка моего взросления. Развёрнутая биография. То, что написано, - мне уже не принадлежит. Я за последней страницей этой рукописи, перед огромным, как стена, чистым листом.

Исписанный лист  - ответственность писателя. Чистый - совесть. Лист длиною в жизнь. Жизнь - миниатюра в масштабах Вселенной..."**

Самая короткая его миниатюра звучит как кредо, рыцарский девиз: «Спросят с тебя». Просто, ясно и вроде бы самоочевидно.Однако сознавать это всё время, не пытаясь укрыться за спиной обстоятельств, оказывается под силу не каждому.

Сергей Говорухин признавался: всегда хотел сам выбирать свой путь, а не идти по дороге, проложенной отцом.***

Поэтому, по окончании сценарного факультета ВГИКа, он едет старателем на Крайний Север. Работает сварщиком, монтажником. Затем становится военным корреспондентом. С 1994 по 2005 годы освещает боевые действия в самых горячих точках планеты: в Таджикистане, Афганистане, Югославии и Чечне.

«Сколько раз ему приходилось слышать профессиональные термины: плавная панорама, интересная точка съёмки…

…Сейчас ему было необходимо найти «интересную» точку здесь. А она была только одна, эта «интересная» точка – в грохоте и вспышках обжигающе-гибельного металла, посреди яростной, для кого-то последней схватки…

<…> Вот она, непридуманная, не смонтированная из различных эпизодов – подлинная картина боя, в котором у тебя, как и у остальных, ровно столько же шансов выжить и ровно вдвое больше шансов умереть».  («Никто, кроме нас»)

Во время командировок он принимает участие в 20-ти боевых и 3-х специальных операциях.  Удостаивается нескольких боевых наград (в том числе Орденом Мужества и медалью «За отвагу»). Зимой 1995-го в Чечне получает тяжелое ранение в ногу, которое приводит к ампутации. После этого ему всю жизнь приходится передвигаться, опираясь на трость, но о военном прошлом он не сожалеет.

У жизни и творчества Сергея Говорухина – собственное русло. Если точнее, то это движение и вовсе «против течения».

Самые дорогие автору герои его повестей и рассказов, очутившись вне опасности, всё сильнее ощущают, насколько важнее лично для них тот «параллельный» мир, в котором трудно выжить, но где непреложно выявляется твоя и окружающих суть. Они не могут вписаться и заморгать фальшивым светом на витрине этого парадного мирка, влиться в тусовку и в ней ощутить себя своим.

А за право на искренность надо всё чаще платить риском.

- Вечная драма честного художника? – вопрос с подавленным зевком. Да, но в разы помноженная на время, отменившее, выбраковавшее из актуальных само такое понятие.

И только внутри, в самой основе личности оно может сохраниться и окрепнуть.

В юности всякий причастный к искусству мнит себя гением. Так принято. И насколько контрастен с таким самомнением взгляд нашего (в тот период совсем молодого) автора:

 «Как небольшая воинская часть представляется мне наша литература.

На трибуне генералы: Пушкин, Чехов, Блок, Гроссман, Пастернак…

В строю рядовые: честные, одержимые, талантливые. Неталантливых здесь нет, и потому эта часть небольшая.

Вглядываюсь и пытаюсь хотя бы в крайней шеренге отыскать себя, но тщетно. Я ещё допризывник».

Художественный мир Сергея Говорухина находит опору и воплощение в трёх аспектах: любовь, война, творчество. Каждая из тем переплетается с двумя другими или выходит на самостоятельный первый план. Но не враги или препятствия, а только отказ от любви либо её потеря  могут обернуться поражением.

Свобода передвижения ощущается каждым из главных его героев, как необходимость.

«Он вспомнил: у Платонова в одном из рассказов была Маша – дочь пространщика. Пространщик – это профессия?

Он, Левашов, пространщик по состоянию души» («Никто кроме нас»)

Спутницам жизни с такими мужчинами сложно – их не отправишь на рутинную пятидневную службу и не усадишь ежевечерне у телевизора.

А ещё его герои наделены порой непонятной им самим, неуклюжей бескомпромиссностью. Но сквозь их неприкаянность в суете повседневности, раз за разом проступает контур другой настоящей судьбы.

«…Туман лежал на реке, острове, тайге, деревне. Покачивался бакен, скрипели уключины. Старик-бакенщик, положив на колени худые, пахнущие рыбой руки, дымил самокруткой, и дым тяжёлого табака растворялся в тумане. Пахло прелой травой и хлебом. Потерянно мычали в тумане коровы, разматывалась колодезная цепь, где-то стучал топор.

И сквозь грязное, размытое дождём стекло виднелись законопаченные мхом брёвна, старые фотографии на почерневших стенах, выскобленный стеклом стол в паутине изломанных трещин, тяжёлая бронзовая лампа на столе, бумага, чернильница, перо…» - так – наиболее явственно – этот мотив звучит рефреном повести «Мутный материк».

Та же бескомпромиссность была свойственна автору в жизни. Так, незадолго до намеченного вручения Госпремии, он отказывается смолчать о самой трагической теме тех месяцев:

«Да и было это в 1999-м****, когда утонул «Курск». Я тогда написал на первой полосе «Общей газеты»: «Глубоко не уважаемый господин президент…» Остальное — в том же духе. Я думал, что так поступят многие. А оказалось, нет... Понятно, что это не могло остаться незамеченным. Нас в команде было пять или шесть человек, и группа железно шла на эту премию. У нас даже конкуренции как таковой не было! В результате премию получил Никита Михалков, который на нее вообще не номинировался. И хотя правительство лишило меня возможности публично отказаться от той премии, я перестал отчаиваться после того, как Михалков назвал президента «Ваше Высокопревосхо­дительство!». Я тогда понял: мне подобное никогда не сыграть!»

И такое поведение ощущается естественным, мужским, единственно возможным А на поверку – для окружающих оно представляется либо недостижимым героизмом, либо неуместным эпатажем.

Надо признать: нечасты совпадения в одном человеке того качества, которое Фолкнер назвал «физической храбростью», с художественным талантом и с готовностью отстаивать свою – даже непопулярную – гражданскую позицию, когда считаешь, что она верна.

И Сергей Говорухин принадлежит к тем редким штучным образцам детей великих родителей, на которых природа не посмела «отдохнуть».

Примкнуть к «мальчикам-мажорам» или стать настоящим художником – вот та точка выбора, после которой воды одной реки резко разделяются и в итоге  текут в разные стороны.  Одарённость, стремительно и невозвратно деградирующая после первых ранних успехов. Или долгое и мучительное восхождение к своей вершине в искусстве, которую не смог бы взять никто другой.

Раз за разом он обращается к теме ветеранов, к тому величайшему поколению, которое поневоле и обликом, и привычками, и заслугами вдруг стало жгучим контрастом современности:

«Год назад успел снять картину под названием «Сочинение на уходящую тему». Ещё успел…

О тех, кто уходит, забирая с собой мое ощущение жизни.

Уходит стремительно и неумолимо. Словно, не выдержав, пронзительно зазвенела и лопнула последняя струна.

Люди сорок пятого – они вынесли самое страшное и ещё трижды сверх того, но так и не смогли вынести пренебрежения к себе…» («Сто сорок лет одиночества»)

Потрясает подробность семейной биографии:

«Моя мама в войну болела цынгой. Бабушка служила в офицерской столовой, а мама болела цынгой.

До войны бабушка была пианисткой. Её пальцы легко скользили по клавиатуре, брали немыслимые поднебесные аккорды… Она не могла представить в этих пальцах две тёплые варёные картофелины, украденные из скудной порции того, кто завтра уйдёт на фронт и, скорее всего, не вернётся…

А мама болела цынгой…» («Пустяки»)

Размышляя о предшественниках, он считает себя вправе назвать поверхностным Льва Толстого; предъявить счёт Платонову; высказаться о том, что русскую литературу убил не Дантес, а – Мартынов.

Но Пушкин остаётся первым в русской литературе; Толстой и Платонов по праву влились в лучшую когорту литературы мировой. Однако, Сергей Говорухин относится и к самым признанным мастерам писательского цеха, как к товарищам по оружию: тем, кто первыми проходят по минному полю, а затем, если уцелели, выносят с него израненных собратьев; или же к тем, кто, находясь в штабе, способен ярко и достоверно отразить в докладе всю картину сражения.

И потому нет ни одного писательского имени, к которому бы он обращался, как к забронзовевшему истукану.

Что это – повод для возмущения и окололитературоведческих дискуссий или возможность принять автора и человека,  как есть? С его опытом опасной жизни, близкой смерти, предельной искренности, бескомпромиссности и со своим видением и отпечатком правды? Будущее непреложное выражение которой, и спасало от мин и пуль?

Есть времена, когда бывает мало одного таланта. Нужна биография. И убеждённость, выросшая из личного опыта.

В его ощущении родной земли нет пафоса. Первее всего – боль и сострадание, и счастье трудного знания, что всё преодолимо. И как зрим и близок, становится нам всего однажды  в жизни промелькнувший перед глазами  афганец:

"И вдруг такие разные и непохожие краски земли сменились одним серо-песчаным цветом: начался Афганистан.

В вертолёте напротив меня сидел немолодой, с рубленными морщинами лицом, афганец и улыбался. Он летел на свою грязную, убогую, нищую, истерзанную двадцатилетней войной родину и был счастлив.

Он летел домой".

В короткой аннотации сказано, что «проза С. Говорухина – о любви и сострадании, о нравственном выборе» - то есть о понятиях давно осмеянных и уже, казалось бы, прочно позабытых.

Но об этом – нужно сегодня. И об этом возможно всерьёз.

Спросят с тебя – именно эти слова ещё не раз повторяются в книге.

С него, конечно, спросят, как и с каждого из нас, возможно – больше. Но я уверен – ему есть, что ответить.

*    М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010. – 314 с
**  Пунктуация цитируемых текстов в авторской редакции
*** Известнейшим советским и российским режиссёром, актёром и т.д. Станиславом Говорухиным.
****Неточность интервьюера – катастрофа «Курска» произошла в августе 2000 года.