Главная страница сайта "Точка ZRения" Поиск на сайте "Точка ZRения" Комментарии на сайте "Точка ZRения" Лента новостей RSS на сайте "Точка ZRения"
 
 
 
 
 
по алфавиту 
по городам 
по странам 
галерея 
Анонсы 
Уланова Наталья
Молчун
Не имеешь права!
 

 
Рассылка журнала современной литературы "Точка ZRения"



Здесь Вы можете
подписаться на рассылку
журнала "Точка ZRения"
На сегодняшний день
количество подписчиков : 1779
530/260
 
 

   
 
 
 
Евсюков Александр

Дороги и обочины дорог

Проснулся Фёдор затемно. Как сам не сразу понял, от смутного тревожного рокота, расслышанного сквозь сон с дороги. Рокот приближался, и напряжённым слухом уже можно было разобрать голодный рык одного мотора и хрипловато вторящее ему урчание другого. Оконце прямо над головой, и, приподнявшись на локте, Фёдор выглянул. Погода переменилась. Фонарь на макушке деревянного столба расплылся синеватым подрагивающим пятном. Вместо вчерашней ледяной россыпи звёзд и бездонно зиявшего неба теперь всюду густо клубился туман. Вдруг, прорезав его дальним светом, из-за поворота вырулил широкорылый чёрный джип. За ним – держась той же колеи –  следующий. Третий с разгона чуть занесло. Фёдор неотрывно глядел в их сторону сквозь припотевшее стекло, губы его пошевелились и снова замерли.

Головная машина притормозила как раз напротив его будки. Три чёрных катафалка, не глуша моторов, выстроились в ряд. Передняя дверца первого приоткрылась: показался острый носок ботинка, над крышей выплыло кольцо сигаретного дыма. Фёдор притаил дыхание, чтобы расслышать любое слово, будь оно сказано. Но, слышен был только тот же тройной неумолимый рокот у самого его окна.

Струя дыма взвилась, затем окурок крутой дугой вылетел на обочину. Дверца хлопнула. Катафалки один за другим стронулись и скрылись в направлении районного центра. На всех трёх были новые столичные номера.

- Незванные гости... – вышептал вслух Фёдор. Он поднялся с матраса, прихватил с табуретки что-то завёрнутое в старую газету и, поёжившись,  вышел из будки за дверь.

Огляделся, прошел вдоль длинной стены заправки. Там – накрытая сколотой шифериной конура.

- Ждёшь? – окликнул он.

В ответ собачий хвост  заколотил о края круглого лаза, выбивая  восторженную дробь.

- Молодца... – Фёдор наклонился и развернул газету. В миску густым комком шлёпнулась каша, а рядом на короткую оструганную доску посыпались кости.

- Сдуру голоса не давай.

Послушав жадный хруст, Фёдор, не торопясь, пошел обратно. Луны не было, но из тумана раз за разом доносился одинокий волчий вой. В этом вое слышалась тоска, понятная любому, кто отбивался от стаи.

Притворив дверь, Фёдор вновь улёгся на матрас под пару ватников вместо одеяла, прикрыл глаза, но толком уснуть никак не мог. На боку не лежалось. На другом – тоже. Только на спине как будто удалось…

Проснуться на траве, услышать реку, вновь увидеть, узнать, обойти, обтрогать ту ничейную лодку-моторку, которую сам залатал, выскоблил ржавчину, отваливавшуюся буро-зеленоватыми пластами, для которой перебрал и поставил новый движок и приготовил надёжно булькавшие канистры горючего. А ещё добыл и нанёс в три слоя краску, такую яркую, что её было видно далеко с того берега. Приводил друзей, все ему верили, и каждый набивался плыть с ним. Но промчаться на своём судне к устью, рассекая волны и сминая камыши, до места, где две реки становятся одной, и вернуться нагруженным самой большой и самой лучшей рыбой не успел.

Отец, с вечера укладывая в чемоданы парадную форму и штатское, среди гулких стен сообщил, что завтра подъём в 4.40. Пускай попрощается здесь, с кем успеет. Отца ждали новое назначение, новый гарнизон, другой нетерпеливый край необъятной державы. А он тогда до ночи бегал и прощался. Все всё понимали, и никто не знал, что сказать. Когда вернулся, вспомнили про лодку. Продавать её было поздно. Снять двигатель?  Он был тяжёлым. И везти его предстояло в безводную степь. Не выход, короче...

Возле самых ворот у грузовика прокололась шина. "Мать вашу..." – ругнулся отец и, скинув майорский китель, сам полез помогать. Федя не стал подходить к лодке, только долго, запоминая, глядел из-за ограды в её сторону. С потолка на щёку капнуло. Далась тебе эта лодка...

Ощутил, что сидит на матрасе в знобком – аж зубы ломит – сумраке. Мысли, мысли, мысли. Откуда? К чему? Вспомнил о паре сапог в углу. Там, в правом... Потянулся, нашарил. Вот. Пахнуло кирзой и прокисшим потом. Вытряхнул, подхватил. На глубоком выдохе вскинул бутылку. Голое дно тускло блеснуло. Жгучие волны накатывали одна за другой и обманчивым жаром расходились по телу. Вроде отпустило. Фёдор отёр горлышко краем ладони, наново завинтил крышкой и опять спустил, как по водостоку, в тот же сапог.

Поглядел за окно. Там нехотя светало.

Глядя под ноги, Фёдор прошагал от будки до счётчиков, придерживая на плече ледоруб и лопату. В другой руке он нёс ведро с песком. Из кармана ватника виднелась початая пачка соли. Широкий шумный скребок трогать не стал – сегодня так. Во рту навяз горьковатый привкус чайной заварки с сухарями. А ещё непрошенные сумрачные мысли крепко втемяшились. Фёдор знал: отогнать их можно только работой. Потому и вышел спозаранок.

В стороны, ухая, полетели пласты лишнего снега. С каждым махом руки привычнее и крепче сжимали черенок лопаты. Разгонялась ожившая кровь. И  хотя воздух был густым и набухшим, дышать становилось всё легче.

Скрипнув боковой дверью, показался Славка. Со сна он потирал щёки, моргал и покачивался.

- Здорово, Федич! – Славка один так обращался к Фёдору, и самому Славке это почему-то нравилось. – С добрым утром, то бишь. Уже на ногах? Весь в работе? А?..

Славка прислушался. Со стороны Фёдора как будто донеслось ответное сопение, но могло и почудиться.

- Поди и ночью не спалось? О девках, о молодых разблажился?

Разобравшись со снегом, Фёдор молча отставил лопату и поднял ведро с песком.

Фёдор вообще – странный. Он мог жить в городе, в квартире с отоплением, с ванной и тёплым «толчком», но числился разнорабочим при заправке и обитал тут уже четвёртый год подряд. За это время здесь сменились хозяева и вывеска. Внутри каморки с шатким креслом и радио преёмником через сутки чередовались операторы: с осени вот он, Славка, и два его сменщика.

- м-Да... – Славка покачал головой. - Не разболтаешься с тобой.

Славка поскрёб двухдневную щетину.

- Слышь, Федич, я чего вышел-то. Ты ночью, часа в четыре, ничего такого не видел? Может, подъезжал кто, потом отъехал?.. – Фёдор без интереса пожал плечами. - Может, спёр чего, а псина  и не тявкнула? Нахрена её тогда держим?

Фёдор приподнял голову:

- Псину я кормлю. Она заправке в копейку не обходится.

- А может, за неё саму копейки не дадут?

- А вот у неё у самой и спроси. На ухо.

Собаку звали Альмой. В своё время Фёдор её подобрал, выкормил, и за хозяина она признавала его одного.

Славка, покосив глазом на конуру, на две здоровенные лапы и мохнатую голову на них, решил, видимо, что переспрашивать ни к чему, и ускользнул обратно внутрь заправки.

Из-за поворота с протяжным гудком вывалился нескончаемо длинный, до полкабины в грязи, дальнобойщик. Машины пошли чередом. Навстречу дальнобойщику, как обычно в это время, вынырнул рейсовый автобус. Притормозил, выпуская из задних дверей низколобого крепыша в куртке защитного цвета с туго набитой сумкой за спиной – сегодняшнего охранника. Водитель и Фёдор покивали друг другу. Вечером тот же автобус, надсадно тарахтя, покатит обратно. Последний раз по дороге в район притормозила юркая цыганская ГАЗель, забитая тюками с товаром для базара. Сами в коже, цыгане и везли всё на вид кожаное: куртки, ремни, штаны, кепки. Гырготали по-своему, только матерились, как все. То не по них... И это... И снова караван нескончаемых фур, жадных до бензина, как кочевник до воды. Выходили промяться усталые с красными глазами через силу бодрящиеся дальнобойщики, выспрашивали, где забегаловка. Ближайшая – ниже, за следующим поворотом. Пока не сгорела от замыкания, была и прямо здесь. Теперь хозяин нёс убытки, но отговаривался – не до того.

Снова появился Славка. Просеменил к туалету, когда вышел, понуро сообщил, что звонил его разболтай - сменщик, который сегодня не выйдет – нашёл тоже время болеть, –  и, соответственно, ему, Славке, придётся зависать тут ещё сутки.

- Такие дела-а-а... – протянул он. - От своей дождусь, скажет: моряк, ты слишком долго плавал...

- К другой причалишь, – отозвался Фёдор. - В твои-то года.

- Ну, это да – не проблема, – ухмыльнулся Славка.

Потом, будто вспомнив о чём, нахмурился, ладонью живот потрогал:

- И что я съел такого? Крутит с ночи... Федич, ты про погоду-то слышал?.. Обширный антициклон. Как это - мороз и солнце!

Славка скрылся за металлической дверью.

Погасив фонарь, Фёдор протяжно глядел кругом, сверяясь с лесом, дорогой, небом. Верхушки деревьев чуть покачивались под бледной бессолнечной хмарью. Дробно затукал о ствол дятел. Каркнула и тучными махами отлетела ворона. Туман понемногу отступал. Стала видна развилка, где дорога будто бы расходилась тремя путями, но проезжим был теперь только один. И тот смерзался льдом.

Сигнал клаксона. За ним второй – ближе, резче.

- Эй, старче! – Фёдор обернулся на незнакомый требующий голос. - Оглох, что ли? К городу как проехать?

Голос доносился из-за приспущенного стекла серебристого, без единой царапины внедорожника с новым номером из трёх одинаковых цифр. Из окна машины виднелась голова с короткой стрижкой. Расстёгнутый ворот рубашки. Рука на руле. Нетерпеливый прищур не привыкшего ждать господина.

- К городу?

- Да. ...Сплавск - Замшелый там?

- Спасск. Залесный, – поправил Фёдор.

Повернувшись, шелестнув картой, господин кивнул:

- Так. Ну, на Залесный?

- Прямо. Пониже поворот с указателем. Там опять – напрямки. Как все добираются.

- Прямо я не тороплюсь. Объезд  знаешь?

- Нет сейчас объезда, – сказал Фёдор.

- Как это? Должен быть.

Вгляделся в развилку и указал пальцем вправо:

- Эта куда?

- К старому городищу. С погостом.

Влево:

- А та?

- До речки.

- Речка потом через город?

- Угу.

Что-то сообразив, господин откинулся на сидении:

- А ты мне – объезда нет!

Послушно взревевший джип готов был сорваться с места. Тёмное стекло наползало на плечо, ворот, голову, но вдруг опустилось вновь.

- Знаешь меня?

Широкий лоб с ранней залысиной, сплюснутый нос, пристальные, чуть навыкате, глаза. Не припомнив, Фёдор помотал головой. Незнакомец как будто с досадой поджал губу. Вслух, однако, произнёс:

-  Ну и хорошо... Давай тут!

На развилке джип свернул влево. Лес сомкнулся за ним.

Лёд – повсюду. На площадке у колонок, на подъезде, отъезде и на всей дороге в обе стороны. На самих счётчиках и даже на пистолетах, отяжелевших и норовящих выскользнуть из руки. На лопате и пристывшем дне ведра.

Лёд – он ведь тоже разный. Нежданный, лупящий наискосок по листьям и травам пригоршнями прыгучих градин, – лёд живой.

А этот – мутный бугристо-серый, мёртвый. На таком прокатывают лишний метр и сшибаются лоб в лоб. И слишком поздно истошно визжат тормоза. И кто-то зря ждёт кого-то, кому уже не вернуться.

Есть не тянуло, но, поглядев на Альму, Фёдор вспомнил про время и про обед. Составив инвентарь в привычном месте, он отправился в будку.

Альма ожидала за порогом. Перемешав напоследок, Фёдор снял  кастрюлю с огня, поставил в зашипевший снег. Отложил в свою чашку несколько полных ложек. Остальное Альме. Ей же – кусок желтоватого сала.

Фёдор вдумчиво пережёвывал кашу, усевшись на пороге. Собака управилась быстрее и ждала, когда хозяин, отставив  чашку, подзовёт: "Ну, поди..." И тогда, как умеет он один, хозяин проведёт рукой до загривка, потреплет за ухом, повернет ладонями её голову с прижмуренными замлевшими глазами. Потом, вздохнув, Федор поднимется: пора работать.  

Снова  перед ним джип с тем же утроенным номером. Фара треснула. На капоте –  вмятина. По боку –  широкие борозды. Когда подъехал ближе, стало видно, что и запасного колеса уже нет. Стекло опустилось, тот же господин оглядел окрестность, непонимающим взглядом уставился в заправку и Фёдора. Не веря глазам, сморгнул Заправка и сутулый дворник в коротком, не по нему, ватнике остались  в силе.

- Опять? – сдавленным голосом спросил он непонятно у кого. Уж этого никак не должно было быть. По карте и по всем расчётам выходило правильно: строго на северо-запад, один поворот и снова.

Дорога всего одна.

На карте, конечно, не было ни занесённого снегом рва, ни кочек. Не было и топырящегося с обочин несданного металлолома. И нужды тащиться хуже черепахи в густом ватном тумане, вглядываясь и ожидая всего сразу, тоже не было.

И всё ради того, чтобы опять оказаться здесь? 

Он смотрел на прямую дорогу. По ней можно ехать всем. Кроме него. 

Лишь одним движением уловленный в кармане бумажник привел его в чувство.

- Эй, как тебя?

Фёдор назвался.

- На вот, - вынул одну купюру: - столько хватит?

Фёдор повертел её – узкую, плотную, с портретом.

- А чего надо?

Господин опустил руку с часами – времени мало. Рискнуть всё равно придётся.

- Слушай сюда – это для тебя шанс. Сам видишь – я большой человек. Могу из грязи вынуть. Насовсем. Усекаешь? Сейчас мне нужна объездная дорога. До самого вашего Спасска. И – дальше.

Фёдор не ответил.

- Помаячишь, что там такого впереди. А я не забуду. Ну?..

Фёдор насуплено молчал.

- Ладно. Я – Степан Берковатский.

С некоторых пор это имя во всей округе говорило больше, чем марка машины, название фирм и перечень занятых постов.

Фёдор ровным голосом произнёс:

- Нет объезда.

- Ты что, своих краёв не знаешь?

- Знаю. С того и говорю.

- Да о чём с тобой... Сам, всегда сам... – в голосе гостя заскрежетал металл.

Берковатский взглянул на окошко заправки, но там решил не спрашивать.

- Баксы себе оставь. До кабака-то хоть дорогу найдёшь?

Фёдор протянул бумажку обратно:

- Ни к чему мне. И карман худой...

- Ну, как знаешь...

В этот раз на развилке джип свернул вправо.

Минуты через три подошел Славка. И вроде как между делом:

- Это кто был-то? И чего вдруг?

- Степан Берковатский.

Славка ничего не жевал, но будто поперхнулся. Наконец, выдавил:

- Стёпа? Сам?

В нашей глуши, да без охраны? И без запаски почему-то... Хотя, в остальном, тачка реальная – кривой козе не чета. Нет, быть не может. А сказал – глазом не сморгнул. Ну и шутки бывают у Фёдора.  

Вечерело, когда джип появился из-за поворота в третий раз. Машину заносило из стороны в сторону, казалось, за рулём – пьяный.

Джип, прокатив мимо Фёдора, резко свернул за колонки, к кассе. Окошко кассы прикрыто ставней. Степан высунулся из машины:

- Эй, есть там кто?.. Еть... та... то...

Эхо голоса смолкло где-то в лесу.

Не дождавшись ответа, Степан заколотил кулаком в захрустевшую и готовую рухнуть пластиковую переборку. Никто не откликнулся.

- Есть? – переспросил Степан глуше. - Кто-нибудь?

Никакого ответа.

Джип отъехал. Снова к Фёдору.

- Ка-кая встреча! Я уж и не надеялся... Ты в Швейцарии был?.. А хочешь?.. Хер там! Ковыряться будешь здесь. И то, если позволят. Кто-нибудь из мелких шакалов, которые мне пятки лизали и со стола объедками чавкали... А я ещё в силе. И вернусь. И даже скоро. Вернусь сам и верну всё к рукам. Весь бизнес, как он был...

- Ну, а где теперь твой бизнес?

Прерванный Берковатский замер, потом слова паром из вскипевшего котла вырвались наружу:

- Ах ты, урод! Глас народа прорезался!

Выскочив, он хлопнул дверцей машины. Фёдор остался на месте, но, распрямившись, оказался рослее почти на голову и шире, чем мнилось до этого. Рука Берковатского, нырнувшая за спину под пиджак, выхватила пистолет. Красная точка прицела с пяти шагов отчётливо упёрлась Фёдору в лоб.

- А теперь что скажешь?

Не отводя глаз, Фёдор сплюнул ему под ноги. Степан опустил взгляд на долетевший до остроносых туфель плевок и тут же резко обернулся.

Из-за машины прямо к нему прыжками неслась лохматая, чёрная с белым пятном тень. Не целясь, а будто отмахиваясь рукой с пистолетом, Степан выстрелил.

Но вместо скулящего визга услышал лишь шипение сжатого воздуха, нашедшего вдруг лазейку.

Он нажал на спуск снова, но выстрела не было. В тот же миг тяжёлое тело слёту навалилось и подмяло его. Рухнувший на лёд, вжавшийся челюстью куда-то в пуговицу рубашки, Степан попытался закрыться локтем, рукавом, хоть чем-нибудь от этих горящих глаз, от огневого дыхания собачьей пасти, от желтоватых клыков, которые должны и готовы сойтись на его горле. Зная, что никуда не денется, Берковатский с судорожным хрипом рванулся ещё раз. Псиное дыхание было совсем близко, почти впившись, обжигало шею. Но вдруг кто-то сильным рывком приподнял собаку за загривок. Откуда-то с неба донёсся голос:

- Пусти. Шутит он.

Лапа пробороздила напоследок когтями по плечу пиджака, и Альма подчинилась.

Стёпа остался один, распластанный на льду с беспомощно задранной рукой и распахнутыми стылыми глазами. Когда он решился вздохнуть и огляделся, собака сидела в стороне. Ровным холостым ходом гудела машина. Фёдор наклонился и вытащил что-то из сугроба.

Осознав, что всё ещё жив, Степан опустил руку, опёрся на локоть, привстал, ощущая набегавшую волнами неуёмную дрожь.

Оскальзываясь, поднялся.

В руке у Фёдора был оброненный пистолет Берковатского. Фёдор сдунул с него остатки снега, передёрнул затвор, нацелился. Степан заставил себя стать прямее, но дрожь не проходила. Красный муравей пробежал по его животу, по левой стороне груди и переносице.

Выщелкнув обойму и снова наклонившись к сугробу, Фёдор нажал на спуск. После глухого одиночного хлопка подошел и, перехватившись за ствол, протянул Степану:

- Твоё?

Берковатский оторопело взялся за рукоятку, едва не выронив оружие.

- Только больше им не махай. Альма вон не любит.

Собака глухо оскалилась, готовая, дай повод,  броситься снова.

- Так, значит...  – едва слышно шевелил губами Степан. Он отошел к самой обочине, к ведру с остатками песка и, перевернув его, опустился на выпуклое дно.      

Несколько раз кашлянул, отряхнул рукав. Из разрыва в тёмном плече пиджака завиднелось белое. Поднял  взгляд – сейчас нужно было сказать такое, чего он не говорил давно. Ни разу с тех пор, как пробился. А слова все – не те.

- Так вы-шло... Случилось... что... Короче... – щелкнув, он передёрнул затвор пистолета. – В жопе я, Фёдор. Полной и безвылазной.

Фёдор кивнул. Степан продолжил:

- Я никому не верил, потому что - нельзя, - щёлк. - Пацану с глухой окраины иначе никак. Или ты, или тебя - это я усвоил. Может, везло и только казалось, что сам выверял каждый шаг. Мог переть напролом. И обходные пути тоже находились, - щёлк. - В том грязевороте я всплыл почти к самому верху. О врагах забыл. Почти что. Одних уже просто нет, - щёлк. - На других стало можно поплёвывать с высокой башни. Я поимел эту жизнь. И всё в ней, кроме... Сам не знал кроме чего.  Такое бывает, непонятно зачем и к чему... Я увлёкся всерьёз, с нутром и потрохами. То есть она увлекла. Сказала как-то: зачем, мол, тебе все эти деньги, если не можешь оторваться от них даже на час. Но дело даже не в ней. Её я всё равно считал шлюхой. Как и всех баб - так проще. Но... во мне засело: а слабо тебе, Стёпа? Когда всё так тихо, спокойно и рыпнуться некому? И вот тогда я оторвался. На два месяца, а это много, - щёлк. - Дела оставил парню, которому не то чтобы доверял, но не держал такого контроля, как надо. Он был мне обязан. Всем: начиная с того, что не истёк кровью в подъезде с проломленной башкой и не мотал свои два срока, когда потом смог рассчитаться. Поднимал тосты. Смотрел как на икону. Раз кинулся под пули вперёд телохранителей, - щёлк. - Короче, контору я ему оставил. А позже по телефону он выпросил полномочий. Очень-де срочно. И всё для дела, которое мы обмозговывали вместе. Я оформил и отослал доверенность. Когда вернулся, оказался почти никем. Вокруг ни одного человека, к кому можно спиной повернуться. Еле успел отправить свою, заказать себе билет и свалить в другую сторону. В  аэропорту ждали.

До этой твоей заправки всё было по плану. Я знал, что меня надумают перехватить. Прикинул, где. Сам в таких засидках сиживал. Казалось, опять всё просчитал. н-Но... В первый раз я просто заплутал в тумане. Ну, уж на второй знал - прорвусь. Прорвусь, что бы там меня ни ждало. И машина шла, шла... Пока не осела в снег передом. Глубоко, по зеркала почти. И перед самым бампером что-то… Было. Фары включил, увидел. Крест. Обычный, стёсанный из деревянных брусков. Не потемнел ещё, новый. Будто только вот под снег вкопали. Без надписи, без дат. И прямо как для меня: ОСТАВАЙСЯ. И тихо так кругом.

- А чего не остался?

- Страшно. Никогда так не было. Страшнее, чем под твоим псом. Дал задний ход и ехал, пока об дерево не стукнулся. Развернул тогда и назад по своему же следу.

Степан замолчал. Потом, качнув головой, сказал:

- А ты удиви-ил. Только вот – зачем?.. Я б тебя завалил и ночью не вспомнил бы.

Фёдор, сглотнув:

- Дочка у меня в Спасске. Ей оставил всё. И зятьку место. Чтоб суженый её вернуться согласился – надо было, чтоб бати такого, такого как я, за стенкой не было. Тогда и решил. Собрал с утра манатки, нацарапал на клочке карандашом: "Ухожу, мол, не ищите. Счастья и всего."  Теперь здесь – три года и полтора месяца...

Ещё раньше был сын. Был. Надо же было непутёвым таким ему оказаться. Пить-то не пил, а тут... Среди ночи вернулся, ключом в замок попасть не мог. В дверь тогда заколотил: отворяйте, мол, спите вы там, что ль?.. Сестру свою, Настёну, перепугал. И Фёдору, отцу: слова не скажи, как жить - сам знает. Выставил его, подумал – дурь сойдёт, вернётся – поговорим. Поговорили... Сшибли его, под мостом, на переезде. Мужичонка тот сам в лечебницу довёз. Только поздно – на "Урале" своём будто танком переехал. В крытом гробу хоронили. Та ночь будто камнем на них обоих повисла. Дочь после того уже не заговаривала. Так: "здравствуй", "до свидания", "да", "нет", "не знаю". И вдруг приводит: "Замуж выхожу". Суетной зятёк попался, проныра, а по любому делу бестолковый. Расскандалились раз. Зятёк в окно тогда выскочил. Настёна было за ним, но не тут-то... А податься больше некуда - она на восьмом месяце к отцу обратно. Только осунулась совсем и рот открывать перестала: ни да ни нет, ни жарко ей ни холодно. Тогда и решил. Отошёл недалеко, на день ходу. Поработать предложили.

- Три года… - повторил Фёдор.

- И что дочь? Не искала?

- Не-е. Проезжала раз. В автобусе. В тело вернулась. Красавица, в мать... Только я угнулся ещё ниже, чем всегда. Не признала.

Фёдор замолчал - мысли, те же, что утром. Куда от них?  

Ведро под Степаном качнулось. Он обвёл окрестность от поворота до развилки тоскливым взглядом:

- Ну, и как мне?.. Фёдор, как проехать куда-нибудь?

Фёдор, глянув на простреленное колесо:

- Да никак не проедешь.

Вдруг какая-то спасительная идея пришла Стёпе на ум:

- Слушай!.. Дочь не признала, говоришь?

Он посмотрел на Фёдора. Свистнув Альму, Фёдор ушел.

Из кармана трезвонил мобильный. Не глядя, Степан нажал на отбой – трезвон прекратился. Но тут же повторился вновь.

- Алло?..  Да, всё как говорил... Почти... Ты устроилась?.. Жди, не дёргайся... Да... Нет... И не думай... Там же, в Цюрихе... И слушай... Я тебе хотел... - посмотрев на погасший дисплей, Степан покачал головой.

Поднялся, подошел к машине. Джип у него – что надо, только вот колесо спустило. Он швырнул мобильный на заднее сидение. Телефон последней модели, но –  батарейка села. Рядом же плюхнулся пистолет. И оружие самое надёжное, всего раз затвор заклинило.

Теперь – деньги. Карты разных банков из бардачка и четыре пачки наличными из-под переднего сидения.

Одну из пачек Степан засунул поглубже в брючный карман. Снова уселся на ведёрное днище.

Тем временем Фёдор вышел из будки с чем-то серым в пятнах, перекинутым через руку. Альме, жестом велел остаться у порога.

Подойдя к Степану, отдал ему вещи. Степан скинул пиджак, натянул залатанные штаны поверх своих брюк, запахнул ветхий ватник. Штаны были великоваты, ватник же в самую впору.

Переодевшись, Степан указал на пиджак с распоротым плечом, который остался лежать на обочине:

- Там вот тебе, Фёдор, чтобы... Без обид.

После этого, подняв воротник и нахлобучив промасленную шапку пониже, зашагал. Один раз издали обернулся:

- Не забудь.

И, держась самого края шоссе, не глядя ни вперёд, ни по сторонам, а только под ноги, скрылся в тумане.

Через несколько минут из-за фанерной двери туалета выглянул Славка.

Короткими перебежками он добрался до угла заправки, до колонок, до джипа.

Затем, озираясь, подошел к Фёдору.

- Я видел...

Фёдор устало кивнул.

- А хорошо ты с ним, и эта, Альма твоя, тоже. Только, Федич, это всё палёным пахнет. Как сам думаешь?

- Не принюхался пока.

- Если узнают, – продолжал Славка, - кого мы видели, и что тут было, бошки враз оторвут. Работа что у тебя, что у меня не золотая – нечего тут высиживать. Сматывать пора удочки. Только вот... – он с сожалением обернулся на машину.

Подошел к ней, нагнулся под бампер, поцокал языком у разбитой фары и смятого крыла. Потом решился заглянуть в салон. Выглянув, потёр  руки:

- Ну, тачка! Слушай, Федич, её загнать можно прямо счас. Я же в Спасске каждую собаку знаю, кто по этим делам. Ты – в доле. Только не болтай лишнего.

От заправки наискосок шел низколобый крепыш в куртке защитного цвета. Славка посмурнел: 

- Ещё один.

И громче, заботливо:

- Приснилось что?

Охранник подошел. Перемнулся с ноги на ногу, произнёс:

- В окно стучали. И хлопок вроде был. Как выстрел. Я сначала внимания не придал, а потом слышу – тихо слишком. И тебя-то тоже не слышно ниоткуда. Может, тревогу подать?

- Отлучался я. По нужде. А тут вот машину оставили, присмотреть просили. Заберут скоро. И тебе сказали: передать... – Славка скрылся в салоне джипа и вынырнул оттуда с бутылкой бренди и с увесистым похрустывающим пакетом. Вгляделся в бутылочную этикетку:

- Из Ирландии.

Протянул бутылку и пакет:

- А про тревогу забудь. Штатная ситуация – так бывает. Ставню... склеим. Уговор?

- Ну, если бывает... –  укрыв дары отворотом куртки, охранник ретировался.

В славкиной руке появился мобильный.

- Алё!.. Это Вячеслав... Да, с заправки... Дело есть. Очень срочно... Навар? Как в сказке... Всё бросай и сюда... Сейчас. Жду.

Договорив, пружинистыми шагами он куда-то заспешил.

Вспомнив вдруг слова Берковатского, Фёдор поднял пиджак. Под ним одна на одной лежали три пачки денег. Фёдор посмотрел на них сверху, потом сбоку. Столько разом он не видел никогда. Пиджак вывалился из руки. Сам Фёдор медленно осел на всё то же перевёрнутое ведро.

Шевеля губами и прикрыв глаза, он считал. Сбившись, встряхивал головой и пересчитывал снова. В последний раз вышла его зарплата на сто пятнадцать лет вперёд. Да ещё доля, обещанная Славкой с машины: много тот не даст, но – тоже деньги.

Подумал про дочь: Настю, Настёну, Настеньку. Помочь ей – о чём она теперь мечтает?  Возможно было многое, по здешним меркам почти всё. Дорогой ремонт?  Отдых на морях? Гардероб нарядов? Враз.

А зятька представить легко. Как округлятся тогда его глазки, и как зачастит он, что такому тестю, как Фёдор Николаевич, завсегда рад и раньше был рад, но беда – не так его понимали.

Неслышными шагами к хозяину подошла Альма. Ткнулась носом в бок. Федор улыбнулся:

- А ты? В город хочешь перебраться?

Неожиданно лизнув его горячим языком в щёку, Альма отскочила. Осмелев, подошла снова. Фёдор обхватил её за мохнатую шею, прижал к себе, ухом к сердцу.

Погладил ладонью и, наклонясь, прошептал:

- Вы-иручила... Значит – поживём.

А себе можно построить лодку. Такую же, как та. Выделывающую петли на всех скоростях. Простор для которой всегда найдётся. И найдутся уловные места. И отыщутся снова товарищи. И будет пологий берег, где, сморённый зноем, он задремлет в траве.

Но, сам себе удивляясь, Фёдор поднял ледоруб, взял ведро и, повернувшись, вгляделся в не пройденную сторону своей дороги.


<<<Другие произведения автора
(2)
 
   
     
     
   
 
  © "Точка ZRения", 2007-2024