I
— Слушай, — говорила ему бабушка шепотом, — как снег идет…
Веня жмурил узкие глаза и, засунув пальцы под шапку, как мог оттопыривал свои круглые уши. Было очень тихо. Только в глубине дома за двумя дверями утробно гудел холодильник. Легонько щекоча запястья пухом, колыхались повисшие варежки. А резинка, пришитая к ним, напряженно вытянулась по спине. Чувствуя ожидающий бабушкин взгляд, Веня сглотнул и задержал дыхание… Тонкий электрический треск сопровождал шаги. Такие вкрадчивые, мягче кошачьих.
— Слышу-у-у, — распахнув глаза, восторженно закивал Веня. — Снег пришел!
Бабушка облегченно улыбнулась и, выудив «беломорину» из кармана фартука, сладко затянулась через мундштук. Иногда она вдруг забывалась и курила при внуке. Бабушка пристрастилась к крепким папиросам с молодых лет, но стыдилась этой напасти и, как могла, ее ото всех скрывала. Веня думал, что это напрасно — курила она изящно, как в кино, плавными взмахами ладони отводя дым в сторону от него, — но никому бабушку не сдавал.
Она поправила ему шарф, сама натянула варежки, убедилась, что внук не забыл ничего нужного.
— Ну, все. Дуй, пока светло.
Веня поднял руки и, крепко обхватив ее поясницу, блаженно замер на несколько секунд.
Потом развернулся и сбежал вниз по скрипящим ступеням.
* * *
…странный этот ребенок в драповом пальто. Брел по дворам, как увалень. А затем, на тропинке у безлюдного пустыря, раскинув по сторонам портфель и мешок со сменной обувью, кружился, прыгал и ловил снежинки на язык.
II
— Эй, Веник!..
Он резко обернулся на голос. Это «погоняло» никогда ему не нравилось.
— Ты — за кого?
Сегодня — пятница. И, значит, пустырю за гаражами предстояла очередная битва в извечной войне между кордонами и корейцами. Здесь, на условном рубеже между ПГТ Орейский и городским поселением Кордонный, после множества мелких стычек сходились две ватаги с подручными орудиями или без них и устраивали месиловку.
В этот раз кордоны заняли обледенелое полукружье на теневом склоне. Корейцы чавкали ботинками в грязи напротив них. Чуть ниже, разделяя противников, бурлил узкий весенний ручей.
— К нам. У нас живет! — загудели одни.
— А к нам через день ходит! — тут же завопили другие.
Веня поднял руку и дождался шаткой тишины.
— Я — за всех. Почему выбирать надо?.. У меня бабушка в Корейском, а сам я здесь. Что мне — бросить ее? Пацанов всех знаю. Что нам делить?.. С кем?
Пацаны заозирались. Четверо со склона подались в сторону. Побоище грозило сорваться.
— Вали, ссыкло узкоглазое, — гневно сплюнув, встряхнул рыжей шевелюрой Демид, один из старшИх кордонов. — Сю-уда-а-а! Па-анеслась!..
Надсадный рев. Топот. И грязью чавкают.
Так вот, значит!.. Веня метнулся зигзагом, уклоняясь, рухнул на четвереньки, вкатился среди множества ног в самую буйную их гущу.
Он. Рядом.
Выпрыгнул и вцепился сбоку в рыжие космы. Сжав зубы, принял удар тяжеленной ременной бляхой поперек спины и потянул старшого за собой. Демид, заваливаясь, молотил кулаками воздух.
Веня, нагнув ему голову ладонями, приложил об лед.
— Веник Демиду жопу дерет! — пронеслось над свалкой.
Кажется, они одни не слышали этого.
— Как?! Меня?! Зовут?! — завернув руку Демида ему за спину, он с хрустом задрал ее к верху лопаток.
— ВЕНЯ! — извиваясь, прохрипел тот.
Веня выпустил побелевшую руку и слез с Демидовой спины.
* * *
…в спину стукнул шальной камень — он не обернулся.
Пошатываясь, уходил, чувствуя на себе долгий сверлящий взгляд.
III
— СТОЯТЬ!
Веня не сделал и трех шагов в узком проулке между казармой и котельной, как над ним, перекрыв полосу солнечного света, навис Гиря — зам. начальника заставы капитан Гирей.
Рядовой поднял руку, отдавая честь. Мгновение они смотрели в глаза друг другу, как бы оценивая. В глазах у Гири мелькнул азарт. Последовала излюбленная комбинация: ложный замах слева и стремительный нырок правой снизу.
Веня помнил, как уверенно капитан вышиб из него дух при первой такой внезапной проверке, сразу после учебки. «Дух из духа» — схохмил тогда кто-то. На этот раз Веня успел уклониться с полуразворотом и ускользнуть от огромного капитанского кулака, даже не опустив свою приветствующую руку.
— Молодцом, рядовой! — уважительно кивнул Гиря. — На дембеле махач будет — не пропадешь уже. Вольно!
— И раньше не пропадал, товарищ капитан.
— Раньше ты бойцом не был. Пойдем, прогуляемся!
Неожиданно как-то. Хотя, говорили, с ним бывает.
Капитан повернулся. Рядовой пошел следом.
* * *
Проскользнули в лаз, чтобы на КПП не светиться. И вышли сюда, к излучине Тумангана1 .
Мошки было меньше, чем обычно — сбило утренним ветром.
— Будешь? — Гиря протянул ему фляжку.
Веня отрицательно мотнул головой.
— Хлебни чутка. Приказ!
Веня отхлебнул. «Ох, крепка!», — но вида он не подал. Вернул фляжку капитану.
Они присели на отполированную водой корягу, и капитан заговорил, глядя вдаль:
— Это и есть — корейская граница. Самая короткая из всех. Ты бы у них, пожалуй, сошел за своего. — Гирей скосил взгляд на Веню: — Издалека сошел бы, только слишком длинный. Здешний разлив ты видел. Мы в низине, и заливает всегда нашу сторону. И каждый раз мы отступаем, отходим, а они там стоят себе на месте и смотрят.
— Потом-то возвращаемся.
— Ага. Возвращаемся и сидим. Мне здесь куковать еще долго, на этой моей границе. — Капитан сделал несколько крупных глотков. — А ты скоро свалишь. Но тебя она настигнет уже там.
Наверное, капитан сам себе казался пророком. Или просто знал, что такой вот вечер обязательно запомнится этому дембельку.
Веня пожал плечами.
— У тебя баба-то есть? — вдруг спросил Гирей.
— Не встретил пока.
— Как встретишь — гляди за ней в оба…
* * *
…в бинокль — с того берега — они казались мирными осоловевшими рыбаками, которые ненадолго позабыли о сетях и удочках.
IV
— Урод! — блондинка Нина рыдала на скамейке, уткнувшись в Веню. — Уро-о-од!
Она то сжимала кулаки, то бессильно обмякала. Тушь давно размазалась на пол-лица. Слезы промочили Венин рукав.
— Ты видел его с этими?.. Видел?..
Веня видел, и не в первый раз, но раньше она бы не поверила ни ему, никому.
Пробормотал в ответ что-то невнятное.
И вдруг? Нет. Показалось. Ослышался. Такого просто не могло быть.
— Ко мне? — не веря, переспросил он.
— К тебе. — У нее был гордый и одновременно какой-то жалкий взгляд. — Только возьми вина. И сыра, и шоколада. И пойдем уже, а то скоро дождь будет.
Они встали. Она впервые прильнула к его руке и пошла рядом. Веня с трудом удерживался, чтобы не задрожать.
Она осталась ждать под фонарным столбом, а он заказывал и привередливо отбирал все лучшее в попутном круглосуточном «гадюшнике».
* * *
— Ты один здесь живешь?
— Ага. Наследство.
Они провели вместе почти сутки. Отдышавшись, жадно впивались друг в друга. Набирали ртом вина и поили друг друга поцелуями. Наперебой угощали запрыгнувшую через форточку Венину кошку Рысю сыром и колбасой. И взахлеб смеялись, когда отвалилась спинка дивана, и они вместе скатились на пол. А потом Веня подставил под тот край табуретку, и они улеглись снова.
— Пойдем смотреть салют?
— Оттуда, — Веня поднял палец кверху, — все видно. И фотик захватим.
Они стояли на крыше, обнявшись. Небо снова и снова озарялось сиянием. Девушка чуть вздрагивала. Как необыкновенно вот так стоять. Только немного зябко.
— Поможешь? — прошептала Нина в самое Венино ухо. — Выручишь меня?
— Конечно. А чем? Сейчас?
Она мотнула головой:
— Потом. Очень надо.
Все, что он наснимал тогда, оказалось смазанным. Праздники почему-то не хранятся долго.
* * *
…гр. Христофорова Н.В., 23 лет, уроженка ПГТ Корейский, вошла в подъезд дома № 9 по улице N-ой, держа под мышкой правой руки коробку, обернутую в полиэтилен и обмотанную скотчем.
Спустя четверть часа она вышла из подъезда налегке.
V
Веня лежал на голом диване, с трудом ворочая отяжелевшим телом и что-то бессвязно бормоча.
В дверь сначала звонили, потом стали громко, властно колотить. Сквозь шум по ту сторону он смутно разобрал свои имя и фамилию, которые выкрикивались попеременно.
Стук ослаб. Веня различил треньканье мобильного — ему звонили. Но дотянуться неподъемной рукой до стола никак не получалось. Плотный удушливый комок подкатил к горлу. Веня с трудом удержался. Что же это? Выпил всего-то чуть из принесенной Ниной бутылки…
Раздались треск и звон стекла. Ноги обдало холодом. Веню вышибло из сна. Разлепив глаза, он увидел, как с улицы через окно, в которое ходила Рыся, впрыгивает кто-то облаченный в темную форму, широкий и тяжелый.
Протопал мимо, отпер дверь, видимо, впуская еще нескольких. Квартира наполнилась шумом и топотом.
Крепкая рука трясла Веню за плечо и одновременно тянула вверх:
— А ну, подъем…
И тут, перегнувшись с дивана, Веня выблевал все, что в нем было, на руку и на ботинки трясшего.
— Твою ж мать!.. — Резкий удар обрушился поперек Вениной спины.
— Э-э, хорош! — осадил другой голос, громче и главнее. — Обмойся. Потом разберетесь.
В мозгах у Вени наконец прояснилось. Над ним стоял и глядел из-под рыжих бровей Демид, с прошлого года — старший лейтенант Демидов.
— И убери-ка это, — он поднял с пола и передал недопитую бутылку с бордовой жидкостью.
* * *
Коробку вытащили из распахнутого шкафа с полки над джинсами.
— Вещество растительного происхождения зеленого цвета. В коробке три упаковки по килограмму. Твое?
— Это что? — едва слышно спросил Веня.
— Чуйка, самая отборная, — вдохнув, пояснил Демид.
— Как?..
— Дурь. Трава.
Веня глядел молча. Столько травы он никогда не видел. Чуть желтоватая измельченная масса. Похоже, готова к употреблению. И все это лежало здесь, у него. Даже посмотреть не догадался.
— Вам, понятые, все ясно?.. Тогда расписываемся здесь и здесь.
* * *
Замкнув «браслеты» на запястьях, его вывели из подъезда. Под ногами захрустело. «Снег пришел!» — вспомнилось как вчера. Мимо — вдоль скамейки — проплыло несколько знакомых с детства лиц.
— За хатой приглядите. И Рыську кормите хоть раз в день, — успел крикнуть им Веня.
Кажется, закивали.
Веня опустился на сидение. Старлей Демидов прошелся по нему удовлетворенным взглядом. От макушки до ботинок. И обратно.
— Что, Веник, еще поговорим?
Удивляясь себе, он улыбнулся и ответил:
— Поговорим.
…Адресованная другу
Ходит «пяточка» по кругу,
Потому что круглая Земля-а-а…2 — промурлыкал конвойный и подмигнул:
— Учи матчасть, наркобарон!
Дверца хлопнула. Машина тронулась.
* * *
…через полчаса во двор на колею уазика выскочила двухцветная кошка. Она кружила и принюхивалась к снегу и к воздуху.
А потом села и протяжно завыла во весь голос, будто собака.
Соседи молча смотрели в ее сторону, сгрудившись у скамейки и прилипнув к оконным стеклам. Но никто так и не решился ни утешить, ни швырнуть в нее чем-нибудь, чтобы уже замолчала. |