Главная страница сайта "Точка ZRения" Поиск на сайте "Точка ZRения" Комментарии на сайте "Точка ZRения" Лента новостей RSS на сайте "Точка ZRения"
 
 
Я, как и Сомерсет Моэм, не верю в загробную жизнь, и нахожу мысль о ждущем нас наказании оскорбительной, а идею о будущем воздаянии по делам своим – просто нелепой. Именно на земле человек находит все ужасы ада и прелести рая. Думать иначе – значит оскорблять жизнь.
 
 
 
по алфавиту 
по городам 
по странам 
галерея 
Анонсы 
Уланова Наталья
Молчун
Не имеешь права!
 

 
Рассылка журнала современной литературы "Точка ZRения"



Здесь Вы можете
подписаться на рассылку
журнала "Точка ZRения"
На сегодняшний день
количество подписчиков : 1779
530/260
 
 

   
 
 
 
Шереметева Татьяна

Промискуитет
Произведение опубликовано в 134 выпуске "Точка ZRения"

Я - питерский. Меня очень ждали в Новосибирске, но в последний момент все пришлось переиграть, и я согласился на Москву. Из Москвы я вскоре уехал в командировку.

В Америку.

Мой дом стоит на самом берегу реки, и я часами могу смотреть на небо и на воду. По небу летают крошечные прозрачные вертолеты и разные птицы: гуси, утки, чайки. Удивительно, но они живут здесь совсем рядом со стеклянными небоскребами, машинами, людьми – и ничего не боятся. Даже меня.

Но самое мое любимое – это корабли на реке: и большие, и маленькие, и белоснежные, и с ржавыми бортами.

Оля, когда видит вот такие длинные ржавые корабли, торжественно объявляет: «Ну вот,опять: по реке плывет баржа из села Кукуева». Я не знаю, где это село, но, скорее всего, недалеко от нас.

Один небольшой белый корабль все время плавает от одного берега к другому, возит пассажиров. В этом его постоянном маршруте есть какая-то тоскливая обреченность. И я не люблю этот кораблик, хотя он красивый и очень быстрый.

Но другие… другие быстро уплывают вдаль, и после них у берега еще долго толкаются серые волны удивительно чистой воды. Говорят, они плывут к океану.

Я начинаю переживать, в душе начинается какая-то неудобная теснота. Мне трудно сдержаться, и я начинаю громко выражать свое волнение – орать дурным голосом.

Оля нервничает, бегает вокруг меня, а Коля в эти минуты говорит, понимающе покачивая головой, что мне пора жениться.

Жениться я не против. Я смотрю на своих Колю и Олю: они уже поженились.

Они, конечно, смешные и многого не понимают.

Зачем они все время спорят, чего-то там выясняют? Я бы, например, на месте Оли, если что, просто прижался бы к Коле и попросился бы к нему на ручки, или можно еще хвост задрать трубой, распушить его метелкой и походить вокруг "восьмерками". Еще очень хорошо помогает, если ляжешь на спину, выгнешься дугой и подставишь пузо, чтобы погладили или подули.

И Коля бы таял и делал все так, как хочет Оля. Только и всего!

А еще я бы все время говорил Коле, что он самый лучший. Не просто хороший (он и сам это знает), а именно, что самый лучший. И Коля бы был счастлив, и никаких споров у них бы не возникало.

Но они все чего-то друг другу доказывают, даже дерутся иногда: Коля хватает Олю в охапку и начинает целовать в шею, а Оля барахтается у него в руках и делает вид, что вырывается. А сама, между прочим, радуется ужасно. Потом они начинают обниматься, а потом говорят мне, что пошли жениться. Быстро уходят в другую комнату и закрывают за собой дверь.

Ну, мне что, я и в другой комнате могу посидеть. Правда, обидно все-таки. Как что, так «да ты наш любимый, да ты наше сокровище». А как что, - так дверь на крючок и все. Сами женятся, а я сижу, жду их, как дурак.

Я не кричу и не прошусь к ним. Я ухожу к окну, смотрю на белые катера и начинаю мечтать о том, как я тоже вот на таком белом, стремительном корабле умчусь в открытый океан и, может быть, даже погибну там геройской смертью. А Коля c Олей будут безутешно рыдать до конца своих дней.

Но потом я понимаю, что рыдать им придется еще очень долго, потому что Коля и Оля - молодые. Во всяком случае, мне так кажется. Они оба тощие и ходят в одинаковых джинсах, так, что снизу я иногда даже их путаю.

Главный человек для меня, конечно, Коля. Он настоящий мужчина. У него большие, пушистые усы, и он курит вонючую трубку. Трубку я ненавижу, а усы его обожаю. Оля их тоже любит.

А я люблю Олю. Она мой самый близкий друг. Все свои секреты я иду рассказывать ей. И еще жалуюсь: иногда на Колю, иногда на нее саму, а иногда сам не знаю на что. Просто иногда хочется подойти поближе и так мяукнуть, чтобы она подпрыгнула от неожиданности.

Ну вот, наступила пора мне жениться. Это было ужасно противное время. Ночью я все время орал не своим голосом, соседка снизу приходила и требовала, чтобы не вызывать полицию, немедленно утихомирить меня. А я - ноль внимания, плевать мне на все и никакого уважения к пожилой женщине: так Коля шепотом ругался и запихивал меня под одеяло. А я не люблю спать под одеялом. Мне нравится спать без одеяла и на животе. Или у Коли, или у Оли.

Но я уже стал тяжелый, как бегемот, поэтому чаще мне приходится устраиваться у них в ногах. Обычно я обнимаю лапами одну ногу. И еще кладу на нее подбородок. Ногу я выбираю по настроению – или Олину или Колину. А они каждый раз ждут, чья будет в этот раз. Ну, как маленькие.

Коля говорит, что со мной нельзя миндальничать, потому что я могу сесть им на голову. Что воспитывать меня нужно строго и по-мужски. Оля обычно с готовностью кивает головой (такая противная!), а потом сразу же начинает хватать меня на руки, прижимать к себе и шепотом спрашивать: «Ты у нас какая кошечка? Ты у нас хорошая кошечка или плохая кошечка?»

Ну что это такое? Какая я ей «кошечка»? У меня когти и клыки, как у льва. А под хвостом есть такие хорошенькие штучки: Оля называет их «бубенчики» и говорит, что они очень красивые. Я и сам знаю, что красивые.

Ну вот. И решили повезти меня на выставку, чтобы найти там невесту. Началось все с того, что на меня надели шелковый ошейник. Он был ужасно противный – колючий и блестящий, совершенно невозможно на шее держать такое безобразие. Но я не очень сопротивлялся, потому что видел, как Оля бегала вокруг меня и восхищалась. Ошейником, конечно, не мной же. Я ей это еще припомню.

Коля был занят, и мы с Олей поехали без него. Встали в пять утра, добирались на электричке. Какой-то негр сразу же начал со мной заигрывать. Ой, конечно не негр, а чернокожий афроамериканец – так надо их называть. Хотя от этого мало что меняется. Негр он и есть негр, и что в этом неполиткорректного, знают только сами американцы. В общем, этот афроамериканец, когда меня увидел, подсел к Оле и стал повторять: «Пус-пус, пус-пус!». А сам все на Олю смотрел. Вот бы Коля был рядом, показал бы он тогда этому негру «пус-пус».

Это, оказывается, у них так котов подзывают. Но я этого не знал, поэтому даже головы не повернул, а Оле пришлось за мою политическую некорректность извиняться и вести с ним разговоры на разные общественные темы: про Обаму, про кризис и про отношение к женщинам и кошкам.

А как же про отношение ко мне?

Про Обаму мне было совершенно не интересно, про кризис – тоже. Коля получает зарплату в университете и говорит, что уж как-нибудь на пропитание своему коту он заработает. Поэтому лично мне этот кризис совершенно не страшен. А вот про кошек и женщин интересно было послушать. Хотя, впрочем, это почти одно и то же.

Вышли мы на незнакомой станции, куда идти – не знаем, хорошо, еще один "афроамериканец" помог, довел нас до места. Это было здание городской мэрии. Мы туда вошли и обомлели.

Огромный зал был разделен на длинные ряды. В каждом ряду на столах стояли большие клетки. К нам тут же подошел старичок и показал нам нашу. Оля украсила ее стенки своей голубой шалью, поставила внутрь мое любимое мягкое гнездо и запихнула туда же и меня.

Это было свинство, я думал, что мы там вместе с Олей будем сидеть. Не ожидал я от нее такого предательства. Поэтому я надулся и повернулся к ней и ко всем остальным хвостом или, как говорит Оля, задом. Ну и пусть говорит, что хочет.

Потом Оля куда-то ушла, а я познакомился со своими соседями. С одной стороны от меня сидел огромный, рыжий кот, у него морда была, как Колина голова, и усы примерно такие же. Он назывался «американский короткошерстный». Ну, не знаю.

У него была такая шерсть, такие лапы, такой хвост!

Он на таких выставках был уже раз сто. Ему уже все осточертело, и поэтому он очень громко орал. Требовал, чтобы его вернули обратно домой. А как его вернешь, если он из Канады приехал, и с ним еще троих котов привезли?

Ну, мы с ним сразу подружились. Он был очень свирепого вида, лоб у него был огромный и нависал над глазами, как у какого-нибудь бандита. Но на самом деле он был добрый парень. Объяснил мне, что бояться ничего не нужно, что мучить не будут. И что главное здесь – показать свой характер.

Он свой характер показал уже вскоре после того, как все началось. Пока Оля выясняла, когда наша очередь показываться судьям наступит, я сидел в клетке и тосковал, потому что ничего хорошего для себя не ждал. Вдруг вокруг клетки с Рыжим образовалось волнение. Стали бегать и кричать, что надо немедленно что-то делать, что-то там убрать. И что невыносимо плохо пахнет, воняет просто-напросто.

Ну, пахло действительно, будь здоров как. Правда, не скажу, что ужасно. В общем, оказалось, что Рыжий в знак протеста и в смысле требований вернуть его на Родину в Канаду сделал в своей клетке здоровенную кучу - и все мимо лотка. Но старался он совершенно напрасно. На Родину его не отправили, кучу убрали и все опрыскали какой-то вонючей, с цветочным запахом, жидкостью. Куча, по-моему, пахла гораздо лучше.

А справа от меня расположилась большая, толстая сибирская кошка. Как она в Америке оказалась, даже она сама не знала. Это была добрая тетка. Все уговаривала меня не волноваться и больше пить. Но я не мог ни пить, ни есть, ни все остальное, - как тот Рыжий, - делать.

Я переживал. Что будет со мной, что будет с моей Олей, и зачем мы приперлись на эту выставку? Как я буду жениться? А вдруг это больно? А вдруг за это надо деньги платить, а у Оли с Колей вообще денег не бывает. Они живут неизвестно на что и неизвестно как, хватает только на продукты, - так Оля говорит. А Коля ей каждый раз возражает. Но я больше верю Оле.

Дальше началась полная мура. Меня сажали в разные клетки, потом какие-то тетки оттуда меня вытаскивали, а я упирался. Они заставляли меня вставать на задние лапы, играть с пушком и ложиться на большой стол. Настроение было хуже некуда, я на этих теток вообще смотреть не хотел. Но с другой стороны стола умоляюще сжимала на груди свои ручки Оля. Поэтому я только ради нее и давал себя мучить.

Кстати, я заметил, что все хозяева, когда сажали и вынимали своих котов из клеток, каждый раз целовали их в голову или даже в живот: переживали, как будто не виделись с ними сто лет. Так им и надо.

Переходили мы из клетки в клетку много раз, я даже товарищей по своему несчастью там нашел.Это были интересные ребята. Из девочек мне понравилась кошечка Сингапура. Она была совсем крошечная, с огромными раскосыми глазами. Жаловалась она на судей и все это безобразие низким басом. И это было очень смешно. Я сначала никак не мог поверить, что это она так басит, думал, что это мой новый друг Тойгер – это такой маленький тигр, который почему-то считает, что он кот.

Но Тойгер как раз был доволен абсолютно всем. Ему было интересно влезать в новую клетку, интересно было пробовать ее на зуб, интересно было, когда судьи брали его под живот и совали ему в нос палку с перышком на конце. Он вытягивался во всю длину на столе у судей и задирал вверх свои тигриные лапы. Мне он очень понравился. Судьи тоже были от него в восторге.

Но больше всего мне запомнился другой. Я ему даже немножко начал завидовать. И до сих пор не могу его забыть. Это случилось уже позже, когда на выставку после какой-то лекции приехал Коля. Я его очень ждал, потому что с утра, когда мы были еще вдвоем с Олей, мне было очень страшно. Оля брала меня на руки и говорила, что все мое находится у нее под мышкой, а наружу одна попа торчит.

Я прятал голову у Оли под рукой и не хотел смотреть ни на кого. Когда Коля приехал, мне стало полегче. Он все-таки с усами, с трубкой и Олю слушается.

Я сразу же запросился к нему и, как он и опасался, сел ему на голову. Ну, почти на голову: рядом, на плечо. Оно у него широкое, и мне было там очень удобно. Так, на плече, я у него целый день и просидел. Я уже перестал бояться, мне стало интересно, а Коля ужасно гордился, что у него такой необыкновенный кот. Он ходил со мной по залу, и мы позировали для фотографий.

Да, о том, кого я до сих пор не могу забыть. Больше всего мне понравился Леопард. Так его все называли. Он был большой, весь в золотистых пятнах, и на шее у него был ошейник со стразами. Его водили на поводке, он не капризничал и никого не боялся. И ошейник лапами, как я, не срывал. Иногда он ложился на пол и играл с детьми. Я тоже бы так хотел: никого не бояться, ходить на поводке и играть с детьми в окружении восхищенной толпы.

Но когда Коля попытался снять меня с плеча и тоже поставить на пол, я сразу же передумал. Там так страшно, везде чужие ноги и ничего не видно. Я решил, что пусть лучше Леопард ходит на поводке и лежит на полу, а мне и наверху у Коли хорошо.

Мне все хотелось спросить, когда жениться-то будем. Мы ходили по рядам, смотрели на кошек. Никто с нами жениться не хотел, потому что это были совсем другие породы.

Для меня же самая лучшая порода была та кошечка - Сингапура. Она была такая хорошенькая, нежная, почти как Оля. А Оля всем объясняла, что нам нужна невеста, что мы хотим жениться и что согласны на любое предложение. Ужас какой.

Там ведь были такие кошки! Почти как собаки.

Нет, по порядку. Недалеко от нас расположился маленький, толстенький человечек. Он привез с собой огромную, лохматую кошку – это был американский мейнкун. У нее только хвост был величиной с меня, и, когда человечек понес на руках эту хвостатую к судьям, кошачьи лапы почти доставали до пола.

Коля сказал, что этот человечек, - как гламурный мент с овчаркой под мышкой. Из анекдота. Оля начала хохотать, как сумасшедшая и после уже так и не могла взять себя в руки. Как посмотрит на кошку с человечком, так и хохочет.

Ну а мне, что, с той «овчаркой» тоже жениться?

Потом к нам подошла одна противная тетка в кожаных шортах и ботфортах со шпорами. Оля прямо застыла, а Коля опять начал какие-то шуточки уже про Кота в сапогах с серьезным видом отпускать. Хорошо, что по-русски говорил. Тетка немножко подождала, а потом вежливо так ответила Коле тоже по-русски, что ценит его юмор, кожаные шорты – вынужденная мера, костюм у нее для специального кошачьего шоу такой, а пришла она к нам для того, чтобы предложить нам невесту.

Тут уже Оля начала над Колей смеяться и извиняться за него. Тетка эта показала им свою кошечку. Мне она совсем не понравилась, но меня об этом никто не спрашивал.

Настроение у меня испортилось, и я сам запросился в клетку. Рядом спала сибирская тетя-кошка. Рыжий продолжал орать злым басом и все примерялся, где бы еще, извините, насрать мимо лотка.

Потом выяснилось, что с теткой договориться не удалось: невеста у нее одна, и ее надо брать к себе навсегда, то есть купить.

А мне, оказывается, их нужно как минимум восемь, и чтобы каждые два месяца ко мне приезжала бы новая. Что мне это совсем не нравится. Будут эти кошки у нас по дому гулять, будут на мое кошачье дерево залезать, будут из моей красивой мисочки есть. Да еще целых восемь.

У Коли, вон, только Оля одна, и то он иногда говорит, что с трудом с ней справляется. А она одна и такая маленькая. Почти как Сингапура.

А если мне та «гламурная овчарка» попадется? Я же не справлюсь!

Даже Коля удивляется, говорит, что он, хотя и сам мужик, но никак не ожидал, чтобы целых восемь кошек: по очереди и в течение всего года. Говорит, что это прямо какой-то промискуитет.

В общем, невесту мы там не нашли, и медали я не получил. Но я не жалею. Жениться я пока не буду, подожду. Главное, чтобы соседка снизу полицию бы не вызывала.

А про медаль мне Коля сказал, чтобы я на нее наплевал, потому что я и без медали для него не просто хороший, а самый-самый лучший. И что на этой выставке победил именно я.
Мяу.


<<<Другие произведения автора
(2)
 
   
     
     
   
 
  © "Точка ZRения", 2007-2024