Я сижу на мягком низком диванчике вестибюля гостиницы и жду тебя. Место очень удобное – за большой раскидистой пальмой. Отсюда видно всех, кто входит и выходит через стеклянные крутящиеся двери.

Вот и ты. На тебе узкие джинсы, туфли на низком каблуке, тонкий свитерок и курточка "дождевик" (на улице – дождь, а ты не любишь носить с собой зонтики). В одной руке – небольшая дорожная сумка на колесиках. Даже в джинсах и дождевике ты выглядишь элегантно и обворожительно. На губах чуть заметная улыбка, глаза сияют, твоя спина прямая, плечи расправлены (сказываются многолетние занятия гимнастикой).

Ты не идешь по вестибюлю, а гордо плывешь, как королева. Твоя походка, улыбка и стройная фигурка не остаются незамеченными. Притихли и одновременно повернули головы в твою сторону трое молодых людей, крутящихся около кофейного автомата, вывернул шею мальчишка – посыльный. Я почувствовал укол ревности. Но ты, как солнышко… Никто не обделен светом твоей улыбки, но ни кому не досталось ни на йоту больше положенного, и я успокаиваюсь.

Пять минут на ресепшене и к лифту. Я знаю: твой номер 706, седьмой этаж, но я не спешу за тобой. Если ты не изменилась, то обязательно спустишься минут через десять, чтобы пройтись по городу. Дождь тебя не испугает. Так и есть: через семь минут и тридцать две секунды ты выходишь из лифта. Я поднимаюсь и медленной, вальяжной походкой иду наперерез тебе. Внутри у меня всё кипит, сердце бухает, как после марш – броска в полной амуниции и очень трудно удерживать бесстрастное выражение лица. Мы сталкиваемся…

– Сережа… Сережа?! – ты на мгновенье замираешь. – Серёженька… Как ты здесь? Я слышала, что ты был в плену…

– Да. Был… – лгу я.

В плену я не был. Меня, раненного нашел солдат миротворческих сил, вытащил на себе и я, не приходя в сознание, долго пролежал в госпитале… Если бы не он, я бы тут не стоял… Пленных на той войне не брали. А я даже не знаю имени своего спасителя. Он исчез так же внезапно, как и появился.

– А потом кто–то говорил, что… что ты погиб… но я не верила и ждала… – ты замолкаешь на время. Знаю, что не спросишь, почему не дал о себе знать, и все же похолодело в груди, но ты резко меняешь тему. – Я живу в этой гостинице. Я в Москве по путевке... наградили на работе… А ты – какими судьбами? – произносишь скороговоркой и вцепляешься в мою руку, будто опасаясь, что я могу исчезнуть.

"Не бойся, малышка, я не исчезну. Семь долгих лет я ждал этого момента и теперь никуда тебя не отпущу…"

– Я здесь по делам, – опять нагло вру я.

У меня квартира в Москве, а в гостинице я только изза тебя, малышка. А твоя путевка… В головной фирме дела нет до начальника отдела какого–то там филиала в Тьму–Таракани. Это я оформил на твоё имя путевку по "Золотому кольцу" в турагентстве и направил в твой филиал через главный офис фирмы как награду за "долгий и плодотворный труд" (небольшая, скажем, услуга за мою неоценимую помощь гендиректору). А дальше уже дело техники. Отправить Кирилла на вокзал, чтоб он тебя встретил как надо и отвез в гостиницу. Попросить девушку на ресепшене, чтоб оформила тебя без проволочек и вежливо, а самому сесть в вестибюле и ждать.

– На работе удивляются, почему мне… столько разговоров в курилке… а, пустое, – машешь ты ладошкой. Такой знакомый жест. Я ничего не забыл. А ты совсем не изменилась.

– Как ты? Где? Рассказывай…

– Что ж мы, так и будем в вестибюле торчать? Может, поднимемся ко мне?

– Давай… – ты прикрываешь веки. Ты всегда так делаешь, когда смущаешься…

Мы поднимаемся ко мне на двадцатый этаж. Ты по–хозяйски осматриваешь номер, выходишь на небольшой балкончик.

– Как красиво! Прямо дух захватывает.

Я выхожу на балкон вслед за тобой, с двумя бокалами шампанского.

– За нашу случайную встречу! – опять вру я.

Мы чокаемся. Пузырьки, выскакивая, приятно щекочут нос. Я чихаю. Ты заливаешься колокольчиками. Твой смех, малышка, мне как бальзам на душу.

Мы идем в комнату, я усаживаю тебя на диван, забираю из твоих рук бокал, с так и не выпитым шампанским, и ставлю на журнальный столик, рядом с моим. Ты снова прикрываешь веки.

Сухими губами я начинаю целовать твою ладошку. Провожу языком по каждой линии, по каждому пальчику. Твои пальчики. Они такие тоненькие, нежные и немного дрожат. Внутри меня словно очень упругая пружина, готовая распрямиться. Напряжение такое, что, кажется, ещё чуть–чуть и я взорвусь, рассыплюсь на мелкие кусочки.

Ты молчишь. Сидишь напротив меня и молчишь, закрыв глаза и вцепившись в мою руку. Я прижал твои пальчики к своей однодневной щетине.

– Посмотри на меня, – прошу нежно и в то же время требовательно.

Ты открыла глаза и… Я собираю в кулак свитерок на твоей спине и притягиваю к себе, а потом наклоняю голову медленно–медленно, чтобы ты смогла понять и остановить… если захочешь. Ты не останавливаешь, а наоборот, ахаешь и начинаешь лихорадочно расстегивать пуговицы на моей рубашке. И я уже больше не сдерживаюсь…

***

Мы лежим на кровати. Твоя рука в моей руке. Обнаженные тела целомудренно прикрыты легким пуховым одеялом. Ты всё такая же скромная, моя малышка. Я хочу смотреть на тебя, но… потерплю. Я и так увидел много. Без одежды ты ещё прекраснее. Бархатистая кожа, упругая грудь, тонкая талия… даже родив ребенка, ты не изменилась, всё такая же хрупкая стройная девочка. Моя девочка. Я зарываюсь носом в твою макушку, вдыхая аромат твоих волос. Ты даже духи не сменила. Все тот же чуть уловимый запах "Champs–Elysees".

– Я распутная женщина, – шепчешь ты.

– Ты о чем, глупенькая? – пытаюсь я закрыть эту тему, но ты предупредительно прикрываешь ладошкой мой рот.

– Молчи! Ты не знаешь… я – замужем… Только ты не подумай обо мне плохо, Серёженька. Я никогда… ни с кем… только с тобой, – шепчешь ты, зарываясь носом мне в подмышку. – Ну, и с мужем… – добавляешь чуть тише.

– Знаю, – говорю я, успокаивая.

– Откуда? – ты подозрительно щуришься.

"Вот идиот! Чуть не спалился…"

– Просто я хорошо знаю тебя, – отвечаю уверенно.

На самом деле я знаю о тебе всё, малышка. О тебе и о твоем муже. Наверное, только для этого я открыл в твоем городе своё частное сыскное агентство. М–да. Целое агентство, работающих на меня обормотов.

– Я всегда любила и люблю только тебя.

"Я знаю, малышка, иначе бы ты не лежала сейчас здесь, со мной, в моей постели".

– А ты? Ты – женат?

– Нет.

"Я всегда любил и люблю только тебя, малышка. И только ты будешь моей женой".

Ты удовлетворенно вздыхаешь и прижимаешься ко мне, поднимая во мне новую волну желания. Мы сливаемся в поцелуе.

***

– А помнишь, как ты подрался из-за меня?

– Да.

"Один против троих. Что тогда произошло, я не видел. Заметил только, что один из этой троицы тебя толкнул. Несильно, но ты упала в грязь и заплакала, а после драки… твоя улыбка на запачканном личике растопила лёд в моей душе".

– Тебе ещё штаны порвали, и мы пошли ко мне их зашивать.

"Потом оказалось, что мы оба новенькие (ты приехала из другого города, а я остался на второй год) и нас посадили за одну парту".

– После этого случая ко мне даже подходить боялись.

"Ты была самой маленькой в классе. С двумя забавными косичками. В то время я и решил, что буду твоим защитником. Я заходил за тобой утром, провожал до дома, таскал твой портфель".

– А выпускной помнишь?

– Конечно.

"Я дышать перестал, когда тебя увидел, малышка. Все девчонки нарядились как на подиум. Длинные платья. Открытая спина. Оголенные плечи. Высокие прически, залитые лаком. Лишь ты выглядела естественно в коротком пышном платьице с распущенными волосами. Моя фея, моя малышка. Тогда я понял, что люблю тебя. Каждую твою черточку".

– А помнишь нашу ночь после выпускного?

– Да… – мой голос стал неожиданно хриплым.

"Мне ни с кем так хорошо не было, как с тобой, малышка. Никогда".

– Я так хотела тебя, а ты… ты так и не решился…

"Я тоже очень сильно хотел тебя, малышка, но я не мог. Я знал, что скоро меня заберут в армию. Я же старше тебя на два года (второгодник – одно слово). Военкомат только и ждал, чтобы я школу закончил… и я догадывался куда меня направят… Не мог я поступить с тобой так! Я целовал твоё обнаженное тело, каждую клеточку. Я изнывал от желания, но… не мог сорвать нежный цветок твоей невинности и бросить его, затоптав солдатскими сапогами".

– Расскажи, как ты жила… без меня...

– А что рассказывать… Отец не принял перемены, происходящие в стране, не смог смириться. Всё чем жил, во что верил, рухнуло в одночасье. Он потерял ниточку, которая связывала его с жизнью. Стал чахнуть на глазах. Ни мама, ни я его уже не радовали. Однажды лег спать и не проснулся.

"Да. Пришло время таких, как я. Беспринципных, напористых, наглых, жестких, а порой и жестоких. Никаких поблажек никому. Никаких бонусов. Только так или тебя раздавят, съедят. Выживает сильнейший".

– Нам с мамой тяжело стало без отца. Мы как стержень потеряли… На очередной встрече выпускников кто–то сказал, что видел тебя в Питере с длинноногой блондинкой.

"Это когда же? В Питере… Так это меня, наверное, с Хельгой видели. Партнер по бизнесу. Ох, и намаялся я с ней тогда. Но не хотелось выгодный контракт терять. Такой стервой мне казалась, а потом ничего, сдружились".

– И я решила, что ты меня разлюбил… а тут Павел. Ты должен помнить. Из параллельного. Блондин… высокий такой, худощавый. Он мне никогда не нравился. Высокомерный, заносчивый. Самовлюбленный, как нарцисс. Но… стали встречаться, и мне показалось, что он изменился. Обходительный стал, вежливый. Предложил замуж, и я согласилась, думала: "Стерпится – слюбится". Мама его к себе замом устроила. А потом его как подменили…

"Он женился не на тебе, малышка, а на твоих деньгах, квартире, даче за городом. Ты же у меня – невеста богатая. А ещё он очень хотел устроиться работать в филиал, где твоя мама была начальником. Нефть в нашей стране – это деньги и власть. Он хотел быть поближе к нефти. Ты вовремя оказалась у него на пути. А дальше всё пошло, как по писаному. Твоя мама устроила его своим замом и он "отблагодарил" её, подставив на одной сделке. Руководство решило, что Дина Сергеевна уже не справляется со своими обязанностями, и назначило начальником его – молодого и перспективного".

– Ох, Серёженька, если бы я знала…

"Не кори себя, малышка. Как получилось, так получилось. Мы снова вместе и это главное. Прошлое не изменить…"

Ты вздыхаешь и смотришь на меня с нежностью и какой-то тоской.

– Всё-таки, Серёженька, как много зависит в нашей жизни от случайностей. Или это никакие не случайности и как предопределено судьбой, так всё и будет. Как бы человек себя не вел, чтобы бы не делал, если ему суждено – разбиться, то он не утонет, хоть и плавать не умеет. И сколько соломку не подкладывай, все равно упадешь на каменный пол, если так в книге судеб записано…

***

Да. Как же ты права, малышка.

В госпитале (уже в России) со мной лежал парень. Плох он был очень, последние дни доживал, может, поэтому я и рассказал ему о тебе. А он: "Забудь. Не любит она тебя. У неё отец – генерал. Если бы любила, отмазала бы тебя от армии, а уж в горячую точку, не отпустила бы точно".

Глупость, конечно. Я же твоего отца знал отлично. Он бы даже за единственного сына не стал пороги отбивать. И в тебе, твоей любви не сомневался. Но зерно сомнения он во мне посеял. Я стал думать. Кто я и кто ты. Я – сирота. Ни отца, ни матери. Гол как сокол. А ты – генеральская дочка. Приеду. Здрасьте… На всё готовенькое. Ты примешь меня таким, какой есть и родители слова не скажут.

Не мог я так! Пусть я – безродный найденыш (мать родила и бросила в лифте многоэтажки), но с головой, с руками и мозги на месте (спасибо твоему отцу – вовремя вправил). И я решил сначала заработать много денег, а потом уж к тебе – свататься. Первое время – тяжело было. Никому не доверял. Всё сам. И за менеджера и за бухгалтера и за грузчика, бывало. Уставал, как чёрт. Вагон придет с товаром – я на железную дорогу. По магазинам товар сам развозил. Первый миллион и не заметил…

Три года пролетели, как один миг. Но думал только о тебе. Квартиру купил в престижном районе. Обустроил её так, чтобы не стыдно было тебя – мою королеву – привести. Машины, яхта, дом на море... Можно и к тебе. Я уже и кольцо купил и билеты на самолет заказал… но не бывает так, чтобы всё хорошо, всё гладко.

Меня начали жестко прессовать бандиты. Куда я тебя привезу? Пока с бандитами разбирался – ты замуж вышла.

Я волосы на себе рвал… потом сын у тебя родился и я как с цепи сорвался… Девочки пошли чередой. "Одноразовые" – на одну ночь, чтоб больше никакой привязанности. Ни одной сейчас не вспомню, ни на лицо, ни как зовут (я каждую твоим именем называл). Даже квартиру купил специально для этого. Так и жил там. А на работе уволил весь женский персонал, чтоб никаких деловых отношений. Даже уборщиц, даже секретарем – парня молодого взял... Все знали: если на деловые переговоры со мной привести женщину… всё, считай, сделка не состоялась. Меня и раньше "одиноким волком" называли, а после этого и вовсе у виска стали крутить. Слухи поползли, что я – гей, а мне было плевать. Никаких женщин. Только девочки для секса, длинноногие, фигуристые, с томными голосами, ресничками "хлоп–хлоп" и с интеллектом, как у куклы.

Года через три такой круговерти зашел (уже и не помню, зачем или просто на автопилоте) в квартиру, которую оборудовал как наше с тобой гнездышко и… будто обухом по голове: "Что я делаю? За свою любовь надо бороться, а я… тряпка, слюнтяй, трус, мальчишка. Веду себя как страус. Спрятал голову в песок. От кого хочу убежать?" Ясно осознал, что ты мне нужна и только ты, что я не могу без тебя. Я должен был тебя увидеть, переговорить с тобой. Так и решил: увидеть тебя и если скажешь, что не нужен… тогда смирюсь… лишь бы ты была счастлива.

Приехал, увидел тебя и понял, что ты так же несчастна, как и я. Но… подойти не решился. Муж (скотина!) к тебе охрану приставил – водителя с машиной. Со стороны смотрелось, как забота о жене (машина всегда под рукой: и в магазин отвезет, и в парикмахерскую, и к матери за город). Но не любовь и даже не ревность им двигала, а жадность до чужого, которое уже могло бы стать его, если бы не твоя мама. Умная женщина, после размена обе квартиры на себя оформила, живите, мол, а там посмотрим, но он надеялся всё заграбастать со временем, вот тебя и стерёг… Тогда и родился у меня этот гениальный план…

***

– Выходи за меня замуж.

– Господи… – шепчешь ты. – Да. Я хочу стать твоей. Но… муж. Год назад я предложила ему развестись. Сказала, что не люблю его, что мы уже давно – чужие друг другу, даже не спим вместе, а он как заорет: "Признавайся! У тебя появился любовник? Подумай о сыне. Ему нужен отец", – шлюхой обозвал и сказал, что я могу катиться на все четыре стороны, но сына он мне не отдаст…

"Отец! Ха… дерьмо он, а не отец! А сын у тебя замечательный. Такой умный и рассудительный… я разговаривал с ним. Ты же не знаешь, малышка, как твой муж гуляет с ребенком. Минут пять покачает на скрипучей качели во дворе и отводит в кафе напротив дома твоей свекрови, оставляя там мальчишку под присмотром Инны – буфетчицы. Платит ей, само собой. А сам – в объятья очередной любовницы. И твоя свекровь в курсе всех его похождений и прикрывает его".

– Я сумею убедить твоего мужа дать развод.

"Когда он узнает то, что знаю я, он не только развод тебе даст, но и ежемесячно на добровольных началах будет мне кругленькую сумму выплачивать. Я думаю, что многим будет интересно, на какие средства твой муженек купил и огромную квартиру в центре и дом за городом в три этажа, с высоким каменным забором, с подвалом, бассейном и теннисным кортом".

***

Два дня мы никуда не выходили, заказывая еду прямо в номер. Мы любили друг друга, упивались друг другом и… разговаривали. Правда, говорила больше ты, а я – слушал. Я слушал и молчал. Я знаю больше, намного больше, чем ты, малышка. И лучше будет, если ты никогда не узнаешь того, что знаю я.

Через два дня ты не выдержала. Ты как была, так и осталась непоседой, маленькой, любопытной девочкой.

– Сереж, давай хоть в книжный сходим. Я куплю большой альбом про города «Золотого кольца». На работе покажу.

– У меня есть предложение получше. Мы сейчас встаём, завтракаем и отправляемся на машине по «Золотому кольцу» и ты увидишь всё сама: белокаменные храмы Владимира и Суздаля, Ростовскую звонницу, набережную в Ярославле, музеи Мышкина, попробуешь медовухи…

– Здорово, – ты выскакиваешь из кровати, и хлопаешь в ладоши… и тут противно звенит телефон. Ты замираешь. Медленно протягиваешь руку.

– Свекровь, – шепчешь, догадавшись по трели… – Ало… да… не–еет… Как? – твое лицо сереет. – Когда? …Почему… не было же…

– Пи–пи–пи…

Ты отключаешь телефон. Смотришь остекленевшими глазами в стену мимо меня.

– Павел… погиб… похороны сегодня… в два.

– Как это случилось? – вырывается у меня и одновременно циничная мысль, что всё к лучшему, проблем меньше.

– Он шел на обгон, а у фуры колесо отвалилось и… его машину всмятку… Ужасно… Я не успею на похороны, а она… специально не позвонила раньше… чтобы потом попрекать…

– Успеем. Одевайся, – я уже набирал номер аэропорта.

Через несколько минут ты выходишь из ванны, одетая и слышишь мои последние слова: "… два билета".

– Ты летишь со мной? – на лице смущенная улыбка.

– Да.

"Да, чёрт возьми. Чтобы видеть твою улыбку, я готов лететь хоть к чёрту на рога…"

– Возьми только документы. Самолет через сорок минут.

Набираю Кирилла – моего охранника и по совместительству водителя. Пока спускаемся в лифте – даю инструкции.

***

В десять по Москве (двенадцать – по–вашему) мы уже звоним в дверь квартиры твоей мамы.

– Леночка! Почему так рано? Путевка сорвалась? А это… Серёженька… – Дина Сергеевна повисает на моей шее. – Живой…

Приятно, что есть люди, которые помнят и ждут тебя: "Дурак! Столько лет потерял".

"Нет, – возражаю сам себе. – Потерял несколько лет, зато приобрел бесценный опыт. Сейчас свою малышку буду беречь пуще глаза".

За спиной Дины Сергеевны замечаю шевеление.

– Мамоська плиехала! – слышится восторженный крик.

– Сыночек! – Лена хватает сына на руки, кружит его и сообщает скороговоркой. – Мама, мы ненадолго. Я только переоденусь. Мы на похороны. Паша погиб.

– Как? – Дина Сергеевна, наконец–то, отцепляется от меня.

Лена уходит переодеваться. Я протягиваю руку Сережке.

– Ну, давай знакомиться, тёзка.

Тот серьезно протягивает мне ладошку. Маленький мужчина. Твой сын. Моё сердце на миг сбивается с ритма.

– Дина Сергеевна, можно я у вас поживу, не прогоните?

"Я, конечно, могу в гостиницу, но так хочется с тёзкой своим поближе познакомиться. Он очень похож на тебя и… на твоего отца. Тот же нос, те же брови, тонкие губы и упрямый подбородок".

– Живи, конечно. Правда, квартира двухкомнатная, – оправдывается Дина Сергеевна. – Я тебе на лоджии постелю. Лето. Тепло. Я сама люблю спать на лоджии.

***

Прощание с телом организовано в фойе филиала. Я отвожу тебя туда. Прохожу с тобой. Усаживаю на скамью вместе с близкими родственниками. Сам становлюсь сзади. Мы привлекаем внимание твоей свекрови – она зло и неодобрительно смотрит на тебя и с интересом косится на меня. Подходят незнакомые люди, выражают соболезнования. А вот и наши одноклассники. Меня или не узнают или просто не замечают. Я изменился, и в черном, дорогом костюме от Версаче выгляжу представительно и совсем не похож на обормота Сережку Волкова – их бывшего одноклассника.

Ну, пора и честь знать… Я наклоняюсь к тебе:

– Мне надо уехать.

Ты вздрагиваешь, напрягаешься, но молча киваешь и шепчешь, что после прощального ужина заедешь к себе домой.

– Хорошо. Так и договоримся. Я заберу тебя оттуда часов в десять.

Вижу, что к нам направляется твоя лучшая подруга – Ира Славная и спешно удаляюсь (Ирка меня точно узнает), но теперь я за тебя спокоен, моя малышка. Ирка тебя в обиду не даст, и защитит и поддержит.

***

Сначала – в сыскное агентство. Надо "обрадовать" оболтусов, что халява закончилась и лично мне их услуги больше не нужны, пусть дальше плывут самостоятельно. Потом в налоговую – переоформить документы.

Первая часть моих планов на редкость удачна. Обворожительная улыбка и небольшой "презент" способны творить чудеса. Теперь – в кафе напротив дома твоей свекрови. Познакомиться поближе с Инной.

Посетителей в кафе немного и я прошу Инну присесть со мной за столик. Протягиваю ей фото Сережки и… получаю неожиданную реакцию…

– Я буду разговаривать только в присутствии своего адвоката.

– М-мм, э-ээ… – я немного ошарашен. – Я не понимаю… я просто хотел предложить вам работу.

– Так вы не из полиции? – она облегченно вздыхает.

– Нет, – и тут до меня доходит. – С вами Милена Рафиковна пообщалась…

– Да, приходила вчера, трясла какими-то бумагами, договором. Павел Зоревич мне уже три месяца не платил… Орала, что если я заикнусь об оплате, то подаст на меня заявление в полицию. Вот я и подумала… простите… а что за работа?

– У вас два высших образования. Правильно? – женщина кивнула. – Вы одинокая, живете в квартире с подселением. Так? – опять кивок.

– Но откуда вы это… – я делаю упреждающий жест, останавливая её, и продолжаю:

– Вас в этом городе ничто не держит. Я предлагаю вам перебраться в Москву. Мальчика вы хорошо знаете и он – вас, а мне нужна няня. Если справитесь – останетесь, если нет – ваша комната в коммуналке никуда не денется…

Я готов к длительным уговорам, но женщина светлеет лицом и на одном дыхании выпаливает.

– Я могла бы набивать себе цену, взять время на "подумать", но… вы мне симпатичны и к Сережке я прикипела всей душой. Я согласна на любых условиях.

– Вот и славно. Готовьте чемоданы. Мы уезжаем завтра или, в крайнем случае, послезавтра. И сбросьте мне на почту свои паспортные данные, чтобы я мог купить билет на самолет.

***

После встречи с Инной я зашел в магазин игрушек и купил железную дорогу. У меня ещё есть время, и я хочу провести его с пользой. Хочу поближе познакомиться с твоим сыном. Заигравшись, я не заметил, что уже без четверти десять. Узнал у Дины Сергеевны адрес, помчался за тобой. У дверей твоей квартиры притормозил на мгновение. Дверь приоткрыта и из неё доносится… шипение Милены Рафиковны.

"А она-то здесь каким местом?"

– …ах, вот, значит, как… какая же ты – дрянь… шлюха! - звук пощечины. Я ногой открываю дверь и… вижу тебя, прикрывающую ладошкой алую щеку.

На полу в прихожей – чемодан с раззявленной пастью, из которой свисают бретельки бюстгальтера, трусики. В дверях гостиной (руки в боки, грудь вздымается от "праведного" гнева) стоит твоя свекровь. Из кухни выглядывает вечно жующий Зорий Прохорович – твой свекор, с довольной, ухмыляющейся физиономией, предвкушая интересное представление.

"Не радуйся прежде времени, мразь. Представления не будет. Будет жесткий разговор, но сначала…"

– Леночка, спускайся вниз. Серебристая Тойота. Водителя ты уже знаешь.

Ты немного медлишь, бросая взгляд на чемодан, и приходится сказать немного жестче.

– Лена. Выйди.

"Прости, малышка, но то, что я собираюсь сказать твоим родственничкам, не для твоих ушек".

Как только дверь закрывается за тобой, малышка, я медленно подхожу к женщине и легко забираю у неё ключи от квартиры. Она просто не ожидала такой наглости.

– Что это вы здесь раскомандовались, Милена Рафиковна? И зачем вам ключи от чужой квартиры?

Она подскакивает ко мне, намереваясь отобрать ключи, призывая своего мужа.

– Зорий!

Но у того руки заняты: в одной – бутерброд, в другой – чашка горячего кофе и она решает действовать самостоятельно, отводя руку для удара, но я не Леночка. Со мной такие трюки не пройдут. Я захватываю её руку и выворачиваю назад. Потом, убрав ключи в карман, я прижимаю её грузное (от многолетних обильных возлияний) тело к дверному косяку, и почти не разжимая губ цежу:

– Слушайте меня внимательно. Вы оба! Вы прямо сейчас забыли, что у вас когда-то была сноха и внук. Вам известно, что в аварии вместе с Павлом погибла девушка – очередная любовница вашего сына. Её так и не опознали. Пока. Лицо – сплошное кровавое месиво. Никаких особых примет, никаких документов. И это для вас хорошо, потому что её муж думает, что она сейчас на курорте в Греции косточки греет. А когда он узнает, где она проводила это время, то разворошит всё ваше осиное гнездо. Он немаленькая шишка в городе. И всем станет известно, что происходит в доме за высоким забором.

– Кто ты? – хрипит женщина, а мужчина – замер с открытым ртом, из которого падают на пол крошки хлеба.

– Неважно. Но я знаю эту девушку и… могу помочь следствию. В органах обязательно заинтересуются необычно оборудованным подвальчиком…

– Что вы хотите? – интересуется твоя свекровь.

Да. Ей не откажешь в здравом смысле.

– Только одного. Чтоб я вас никогда больше не видел и никогда о вас не слышал. Никогда. Понятно?

Оба кивают, как китайские болванчики. Я выпроваживаю твоих "милых" родственничков. Застегиваю чемодан. Выхожу. Закрываю квартиру. От стены отделяется мужчина. В сером костюме он слился с серыми стенами, и я его сразу и не заметил. Ох уж эти современные многоэтажки! Столько темных закоулков, где можно спрятаться. Но я не пугаюсь. Это мой человек и он один стоит целого сыскного агентства. Можно было обойтись только им, но для прикрытия пришлось содержать десяток оболтусов.

Я отдаю ему ключи:

– Дверь замени завтра с утра. Ключи отдашь Дине Сергеевне.

– Хорошо. Сделаю. Остальное – как договорились?

– Да. Отправь материалы в прокуратуру. Пусть ответят по закону и… – я крепко жму протянутую руку. – Спасибо.

– Брось. Это – то малое, что я могу для тебя сделать. А я привык платить по счетам.

***

Леночка купает сына. Из ванны доносится плеск воды, повизгивание, смех. А мы с Диной Сергеевной пьем чай на кухне с неизменными, тающими во рту, маленькими пирожками с мясом и с капустой. Дина Сергеевна называет их "посикунчиками".

– Дина Сергеевна, мы сначала в Москву. У меня срочные дела на недельку. А потом – в Болгарию, на море. У меня там дом. Надоело это дождливое лето. Хочу море и солнце. Может, с нами?

– Нет. Отпуск у меня по графику – в сентябре, да и солнце мне противопоказано южное. Я уж тут отдохну. Дома.

– А вот это, – я протягиваю ей визитку. – Телефон хорошего юриста, моего доверенного лица в этом городе и просто очень хорошего человека. Я за него ручаюсь, как за себя. Обращайтесь к нему с любыми проблемами и любыми вопросами. И подумайте над моим предложением. Перебирайтесь поближе к нам, в Москву. Я вам квартиру подыщу.

– Спасибо, Серёженька, но я здесь останусь. У меня здесь могилка Глеба, да и родители здесь похоронены. Братья, сестры – здесь. Я лучше к вам в гости приезжать буду, а вы ко мне.

Я качаю головой.

– Как знаете. Свадьбу, думаю, сыграем ближе к Рождеству. Обязательно вам приглашение пришлем.

– Серёженька, – Дина Сергеевна кладет свою руку на мою и тихонько её сжимает. – Я так рада, что вы с Леночкой встретились случайно в Москве. Так рада…

***

Эпилог.

Спустя три года моя малышка родила мне дочек. Я очень хотел девочку, а получилась двойня. И если Сергей – похож на мать, то эти две егозы – копия я. Мать в них души не чает, балует озорниц. А мне этого и надо. Пусть. Девочкам нужна материнская нежность, ласка. А у меня есть мужчина! Мой сын. Сергей – младший. И надо отдать мне, Сергею – старшему, должное: он смотрит на всё это безобразие (на все эти суси-пуси, поцелуйчики, тряпки, безделушки, цветочки, сердечки) свысока: "Я – мужчина. Я буду как папа".

Первое время ты охала, ахала и хваталась за сердце, когда я брал с собой Сергея – младшего в походы, в лес за грибами и на охоту, летал с ним на планере с гор, уходил в открытое море охотиться на акул. А когда мы зимой три дня следили за семейством волков, спали на снегу и потом тебе снимки привезли, ты даже сказать ничего не смогла от потрясения. А как ты ругалась, когда сын приходил с тренировок с синяками, подбитым глазом или когда сломал лодыжку, сорвавшись на полосе препятствий. Даже запрещать пыталась, но кто ж тебя послушается, малышка. Ты – женщина. А предназначение женщины – создавать в доме уют и чтоб муж и дети всегда были ухожены, накормлены и обласканы. А всё остальное – удел мужчин: защищать, заботиться, побеждать.

Поэтому я и хотел, чтоб родилась дочка. А получилось ещё лучше – две сразу. Вот над ними и трясись, малышка. Разводи телячьи нежности, закутывай им горло теплым шарфом, пои горячим чаем, покупай зайчиков, заплетай косички с бантиками, вышивай мишек на фартучке, пой колыбельные и рассказывай сказки на ночь. На то они и девочки.

А мужчинам нужно другое. Нам нужна победа. Победа в спорте, победа в бою. Победа во всём и прежде всего над собой. Над своими страхами, обидами, болью.

Только ты не подумай, малышка, что нам не нужны твои любовь, ласка и нежный поцелуй. Нужны. Ещё как. Но мы их ещё больше будем ценить, если сначала победим свой страх, свою боль, свои неудачи. И пусть у твоего сына синяк под глазом, но он победил! Победил более сильного соперника. И пусть слезы из глаз и щека в зелёнке, но он победил! Победил свой страх.

***

– Папа, – сказал мне недавно сын. – Если вы с мамой решите завести ещё одного мальчика, то я тебе помогу воспитать его, как настоящего мужчину.

– Конечно, сын!