— Туки-туки Марина, туки-туки Слава, туки-туки Леша, — Таня звонко кричала и стучала ладошкой по скамейке — в игре в прятки она второй раз водила. Новенького мальчика Сашу (или Пашу), спрятавшегося за грибок в песочнице, Таня заметила, но застукивать не стала, намеренно пошла в другую сторону. В это время новенький мальчик Саша (или Паша) выбежал из-за грибка.

— Пила-пила, лети как стрела, — громко закричали «застуканные» товарищи новенькому.

Он быстро добежал до скамейки:

— Туки-туки за себя!

В предыдущий раз Таня тоже его не застукала, хотя увидела первым: какой дурак в красной футболке прячется за зеленым ободранным кустом акации?! Новенький мальчик Саша (или Паша) ей нравился, но Таня была девочкой разумной. Она здесь только на каникулах у бабушки, снова появится в лучшем случае, если бабушка будет здорова и если они опять не поругаются с папой, через год, поэтому влюбляться не было смысла.

Новенький мальчик Саша (или Паша) то ли не понял, то ли не оценил Таниной благосклонности. Водить бы ему в игре в прятки уже как минимум два раза — никаких эмоций, симпатий, внимания не проявил. И Таня еще раз подумала: правильно сделала, что не влюбилась в новенького мальчика Сашу (или Пашу)…

…— Подсудимая Крушинская, вы слышали вопрос? — голос судьи грубо выдернул ее из двора детства и «бросил» на место — в зал суда Первомайского района.

Почему вдруг всплыл в памяти этот давным-давно забытый и совсем не значимый в ее жизни эпизод с игрой в прятки и новеньким мальчиком Сашей (или Пашей) из бабушкиного двора — она не знала. Трудно объяснить, что происходило в мозгу в нестандартных ситуациях.

Например, когда рожала своих двойняшек, во время тяжелых долгих схваток, Крушинская, чтобы не потерять сознание от боли, пыталась сосредоточиться и вспомнить стихи, которых знала огромное количество, — наследие бабушки-учительницы литературы. Но ни одной строчки вспомнить не могла. Или напеть какую-нибудь песню из обширного репертуара русских рокеров — все старшие классы и студенческие годы проторчала на рок-концертах. Мозг тоже не смог выдать ничего вразумительно-спасительного. Зато в промежутках между болью невозможной и болью очень-очень сильной в голове вертелась непонятно каким чудом завалявшаяся в памяти формула: если прямая, проведенная на плоскости через основание наклонной, перпендикулярна ее проекции, то она перпендикулярна и самой наклонной. Вот и сейчас сознание больше находилось в каких-то закоулках памяти, переулках фантазий, нежели в зале суда. Отстраненно, вяло воспринимала все, как будто это происходило не с ней или не на самом деле.

Подсудимая Крушинская не смотрела на судью — ей было стыдно перед этим интересным, спокойным, умным мужчиной. Не реагировала на выпады родственников жертвы — понимала их ненависть и агрессию по отношению к ней. Не поворачивала головы в сторону нескольких фотографов и журналистов — неловко и неприятно. Не поднимала глаз на мужа и детей — больно и страшно. Она погружалась в какие-то свои думы, фантазии, воспоминания. Быстрее бы уже это все закончилось…

— Туки-туки Игорь, туки-туки Света, — Таня легко находила ребят, прибегала к заветной скамейке, стучала ладошкой и громко кричала имена. Она была ловкая, быстрая, «тонкая и звонкая» как говорила про нее бабушка. Прятки через час надоели. Мальчишки ушли играть в ножички. Брошенным девочкам ничего другого не оставалось как заняться чисто девчачьей игрой в резиночки. По считалке Тане выпало прыгать второй. И она держала резинку со Светой, пока прыгала Марина. Марина ошибется быстро, она толстовата и неуклюжа. Самое большее до чего могла дойти Марина — это третья высота — резиночка под попой. А Таня может запросто и на четвертой — резинка на талии, и на пятой — на уровне груди. Подол белого в синий горох платья взлетал, так что приходилось его поддерживать, чтобы не демонстрировать трусы тоже белые в синий горошек, длинная коса с синей лентой взмывала верх-вниз.

Таня незаметно поглядывала на мальчиков, но новенький мальчик Саша (или Паша), увлеченный игрой, даже и не пытался смотреть в сторону девочек. Так что гороховый подол можно было не придерживать, а косу завязать узлом, чтобы не мешала. Другие мальчики ее не интересовали. Позапрошлое лето ей нравился самый старший из ребят Славка, да что там нравился — Таня влюбилась в него до слез, до дрожи в коленках и еще долго после возвращения от бабушки Славка ей снился. Таня даже хотела написать ему письмо, но вовремя одумалась и не стала этого делать. А в прошлое лето Таня, увидев Славку, надеялась на воскрешение своих чувств, но чувства не воскресли. Славка Таню ничуть не взволновал. Тогда Таня поняла, что чувствами управлять нельзя и контролировать их тоже нельзя. Но из упрямства решила этой наукой овладеть. Вот и сейчас Таня убеждала себя и тренировала силу воли плюс характер, что новенький Саша (или Паша) ей нисколько не нравился. «Не дождешься!» — мысленно бросала вызов Таня, как будто новенький мальчик Саша (или Паша) только об этом и мечтал…

… — Подсудимая Крушинская, вы слышали вопрос? — судья Климук снова обратился к подсудимой. Женщина как будто нехотя оторвалась от своих мыслей и стала отвечать на вопросы. Она вообще вела себя так, словно заседание суда ее не касалось, и сейчас решалась чужая судьба.

За столько лет работы в суде Первомайского района судья Климук кого только не видел на этой скамье: от сопливой глупой тварюшки, выбросившей своего новорожденного сына в полиэтиленовом пакете в мусорный бак, до отмороженной продуманной твари — главаря преступной группировки, криминальные, экономические связи и влияние которой распространились по всей стране. Судью Климука уже ничем было не удивить, не поразить: жестокий маньяк, которого он судил, работал клоуном в фирме, организующей детские праздники. Человеческая жизнь потеряла свою ценность и значимость: родственники убитой мужем молодой женщины прямо в зале суда устроили между собой скандал, как будут делить оставшуюся квартиру, машину и имущество. Человеческая натура давно перестала быть для него тайной и загадкой. Теперешнее дело тоже не из ряда вон.

Мать с дочкой были на своем участке в коллективном саду, задержались до позднего вечера. Женщина ненадолго отлучилась — ушла к сторожу о чем-то с ним договориться, а когда вернулась, застала на своем участке дикую картину: двое невменяемых парней, промышлявших по садовым домикам, напали на ее 15-летнюю дочь, один держал девчонку, второй уже порвал на ней майку, разбил лицо. Женщина схватила первое, что попалось под руку, — садовую тяпку — и несколько раз так тяпнула этого парня по голове, что раскроила ему череп. В результате чего он умер. Второго она тоже не пощадила: пробила ему тяпкой голову, рассекла лицо, нанесла удары по всему телу, но он смог убежать. У погибшего наркомана оказалась более чем успешная семья, и они решили убийцу «утопить» по полной.

Муж подсудимой Крушинской, работавший главным инженером на одном из крупных предприятий города, нанял жене дорогого и известного адвоката. Положительных характеристик Крушинской притащили кучу: с работы, с места жительства, из гимназии детей. Даже садовое товарищество более чем положительно охарактеризовало женщину.

Сама Крушинская уже несколько лет возглавляла отдел кадров другого крупного предприятия — руководство ценило, коллеги уважали. Соседи хором подтвердили, что семья более чем порядочная, Крушинскую нетрезвой никто ни разу не видел, криков-ругани из их квартиры никогда не доносилось, одинокой больной пенсионерке Крушинская привозила из магазина продукты, на субботники во двор выходила, машину парковала правильно, собаку выгуливала в положенном месте. Педколлектив гимназии вообще дружно исполнил осанну Крушинской как матери 15-летних двойняшек Кати и Кости — дети воспитанные, учатся на «пятерки», Катя представляет гимназию на всех городских творческих конкурсах, Костя — победитель олимпиад по физике и математике, Крушинская все годы в родительском комитете класса, в попечительском совете гимназии. Даже садовое товарищество более чем положительно охарактеризовало Крушинскую: взносы платила исправно, участок ухоженный, никаких компаний на участке не бывало, с другими садоводами доброжелательна, никогда не отказывала в помощи.

Таких дел у судьи Климука было за всю карьеру не одно и не два. Все ясно и понятно: кто бы в такой ситуации, не приведи господи, поступил по-другому, а то, что не рассчитала силы и убила отморозка, так тоже — когда ей было раздумывать и рассчитывать.

Что-то в этой Крушинской его цепляло — Климук сам не понимал что. Красивая, привлекательная, но такая неживая, пустоглазая. Обеспеченная, но выращивает лук и морковку на старом садовом участке. Положительная и примерная — характеристики и отзывы коллег-соседей-учителей такие, что хоть к награде представляй, а жестоко расправилась с двумя парнями: убила одного и сделала инвалидом другого.

Судья Климук с интересом изучал материалы дела и не только с профессиональной точки зрения. Муж Крушинской, когда давал показания, сказал, что у них есть большая дача за городом, и старый садовый участок, доставшийся Крушинской от бабушки, им вообще ни к чему. Почему жена от него никак не отказывается — Крушинский не понимал. Одежду Крушинской отдавали на экспертизу, там была кровь жертв: рваные джинсы, черная майка с изображением рок-группы «Алиса». Когда Климук смотрел снимки с места преступления, стена домика, что попала в кадр, была изрисована в духе а ля Василий Кандинский, а между грядок виднелись какие-то доморощенные инсталляции, выполненные из всякого хлама и неликвида, но вполне интересные. Судья Климук был уверен, что на большой загородной даче Крушинская не рисовала на стенах, не ваяла свои странные скульптуры и не ходила в рваных джинсах и майке с «Алисой». Муж подсудимой Крушинской не понимал, а судья Климук, понял, зачем этот участок Крушинской. Туда Крушинская сбегала побыть собой, ненадолго отдохнуть от миссий идеальной жены-матери-хозяйки-сотрудницы. Морковка с луком были прикрытием и на самом деле ей были не нужны.

Климук удивлялся, как Крушинский не видел, когда женился, что его жена — живая, активная, творческая натура?! Надо ж было так «потушить» ее глаза, что сейчас даже заседание суда женщину мало трогает. Хотя, скорей всего, Крушинский и сам когда-то был заядлым рокером, с длинным хвостом в рваных джинсах — он закончил местный политехнический вуз, который, несмотря на качественное техническое образование, «выпускал» массу рокеров, квн-щиков и других творческих натур. Наверняка Крушинский вместе со своей красивой подружкой, затем женой, таскался по рок-тусовкам, а может там и познакомился с ней, но, потом, как многие взрослые мальчики, увлекся другими «игрушками» — карьерой, автомобилями, компьютерами, женщинами или еще чем-нибудь.

Странно, но судья Климук думал об этом деле больше, чем о других. И думал не столько о нем, а сколько вообще о жизни, чего не делал давно — так было легче и удобней жить. Да что уж — только так (как ему с некоторых пор казалось) и возможно жить — не задумываясь…

…Оправдательный приговор, несмотря на все старания адвоката и смягчающие обстоятельства, конечно, был невозможен. Когда судья Климук зачитал приговор, громко заревела дочь подсудимой, заморгал и сжал зубы сын, муж ударил кулаком спинку стула. В Крушинской же резко и заметно произошли перемены. Красивое, но неживое лицо вдруг стало живым. В глазах отразилась такая гамма чувств: боль, обида, смятение, страх, тоска. Все это одновременно читалось не только в облике женщины, но в нервных руках, в дрожащих коленках, в опущенных плечах — во всем.

Она стала совсем другой, чем была на протяжении заседаний. Крушинская заревела, растерянно и жалобно глядя то на судью, то на мужа.

В этот момент она вдруг напомнила Климуку его сына, не теперешнего подростка, а совсем маленького, трехгодовалого. Как-то они гуляли на детской площадке, сына обидели, он подбежал, протягивая руки к отцу, плача и прося защиты. А Климук не только не защитил, но еще и строго отчитал: мальчик не должен плакать и жаловаться. Сын стал плакать тише, но еще от одной нанесенной обиды горше. Сердце разрывалось от жалости к малышу, но Климук был тверд и непреклонен в своих принципах воспитания. Удивительно, но взрослая Крушинская в этот момент была похожа на обиженного маленького ребенка, и ее очень хотелось пожалеть.

Кстати, судья давно не испытывал жалости ни к подсудимым, ни к их родственникам, ни к жертвам. Как и положено в его профессии, он ожесточился, но, пожалуй, даже слишком ожесточился.

Что-то не то происходит в этом мире – подумалось ему. Среди его многочисленных знакомых был беспринципный журналист, ради сиюминутной сенсации готовый и маму родную продать, и чужое горе на всеобщее обозрение выставить; циничный хирург, печально делившийся, как на операционном столе умирают жертвы ДТП, а близкие не дают разрешения использовать их органы как донорские — такой материал зря пропадает; зажравшаяся депутат Законодательного собрания, привыкшая, что все в этом мире вершится по одному ее телефонному звонку; наглая учительница, каждый год неплохо наживавшаяся на ЕГЭ. Это теперешние выпускники зачастую выбирают те профессии, какие престижней или в какой вуз легче поступить. Но ведь их с Крушинской поколение еще выбирало профессии по душе. Крушинская, работая всю жизнь кадровичкой на крупном предприятии, наверняка недрогнувшей рукой подписывала приказы на увольнения, списки на сокращение. И, он точно знал по себе, поначалу ей это давалось тяжело, со слезами, с бессонными ночами, со стыдом. А затем вошло в привычку. Опять он думал об этой женщине — запала же она в голову… Смотрел на ее мужа, детей. Почему она сбегала от них на старый бабушкин участок и иногда брала с собой только дочь? То, что Крушинская сильно любила свою семью, сомнений не было — недаром же, защищая ребенка, бросилась на эти парней как разъяренная львица. Напади эти наркоманы на саму Крушинскую, навряд ли она бы смогла так расправиться с ними — даже той же тяпкой.

Что же такое с нами происходит?.. Климук подумал о себе, о том, что на пятом году семейной жизни по просьбе жены отказался от своего большого увлечения — перестал участвовать в любительских гонках. Жену винить было не в чем: для семейной жизни это финансово затратно, отнимает много времени и сил, к тому же очень опасно. Наверное, с той поры он стал таким же пустоглазым, как Крушинская. Климук выключал телевизор, если там показывали любые гонки. Пытался играть в покер, кататься на горных лыжах, участвовать в военных реконструкциях — все интересно, но не его. Скорость, риск, вкус победы, злость на себя после поражений ничто и никто не мог ему заменить. По ночам часто снилось, как он летит по трассе.

После заседания судья Климук поехал домой. Купил по дороге жене цветы. Он не помнил, какие она любит цветы, поэтому покупал, а делал это два раза в год — на ее день рождения и на 8 марта — беспроигрышные розы. С женой, как считал Климук, ему повезло. Она была примерной женой, хозяйкой, матерью: у судьи Климука всегда чистая, выглаженная рубашка, горячий ужин на столе, воспитанный сын. За это у жены есть все: дом — полная чаша, машина, отпуск в теплые края, шуба, абонемент в дорогой фитнес-зал, косметологи-парикмахеры. Как она живет, воспитывает сына, о чем думает — судья особо не интересовался. Да жена и не нуждалась, для этого у нее был психолог и какие-то подружки. Порой Климук сравнивал себя со старым комодом в их большой квартире, к которому все привыкли и знали, что в среднем ящике слева всегда лежат деньги.

Попутно отправил смс любовнице: «Я по тебе скучаю». Не делал этого давным-давно, с той поры, когда ухаживал за ней. Ее искренность, живость и непосредственность очень нравились Климуку. Но основная часть жизни девушки оставалась «за кадром», он узнавал, а больше догадывался об этом по обрывкам фраз, брошенных кому-то по телефону, по новым фотографиям на ее страничке в фейсбуке. И судья Климук ощущал себя экспонатом на ее полке где-то между плюшевых медведей и кубков с соревнований по спортивному альпинизму.

Климук ехал и думал о своих женщинах — когда и как вышло так, что из главы семьи, отца, любимого мужчины он превратился в привычный придаток, когда он проморгал это свое превращение? Он думал о Крушинской — как она выживет в тюрьме, как дети будут расти без нее? Мысли скакали туда-сюда. Тут же примешались воспоминания о гонках, о студенческой жизни. Суд над Крушинской странным образом всколыхнул в нем целую бурю эмоций. Отрывочные воспоминания из детства: школа, походы, игры во дворе…

…— Туки-туки Марина, туки-туки Слава, туки-туки Леша, — девочка Таня (или Аня) — Саша Климук был новеньким во дворе и не знал еще всех по именам — застукивала игравших. Она второй раз водила. Его она то ли не видела, то ли специально не замечала. Скорей всего специально, потому что других она находила на раз-два. Девочка Таня (или Аня) в белом платье в синий горошек с длинной косой с синей лентой ему понравилась сразу. Но она была не из здешних, мальчишки сказали, что это внучка старой училки из второго подъезда. Она здесь только на каникулах у бабушки, появится в лучшем случае через год, поэтому влюбляться не было смысла. Оно так и вышло: на следующее лето девочка Таня (или Аня) не приехала, а потом их дом пошел под снос и всех жильцов расселили в новостройки, он никогда никого из того двора больше не встречал…

Странно, что память вдруг подкинула этот давнишний и не имевший никакого значения в его жизни эпизод.