Разговор

— Я просто старая дура…

— Ну, какая же ты старая, тетушка!

— Значит, просто дура. Ты это хотела сказать? Да, я сентиментальная безвольная дура, из которой ты вьешь веревки, и мне давно пора на них повеситься. Вот уж воистину, благими намерениями… Хотела заменить тебе родителей — и потакала во всем. Ты ни в чем не знала отказа. Хотела побыть Дюймовочкой — пожалуйста. Русалочкой — я, как идиотка, иду на поводу, договариваюсь, чтобы сначала зашили, потом разрезали… А эта рыбная вонь! Потом твой каприз пожить падчерицей. Чего мне стоили крокусы в декабре! А туфельки от Сваровски на этом балу! И бал тоже я спонсировала. А результат? Где все твои принцы? Пока ты ищешь себя, они нашли других. Хочешь повторить мою судьбу? Чтобы некому было в старости стакан подать?

— Тетушка, роднулечка моя, стакан ты себе сама прекрасно наливаешь, подаешь и выпиваешь. Ну последний разочек, хорошо? Обещаю, что буду вести себя как примерная девочка, найду чего-нибудь венценосное, выйду замуж, нарожаю тебе  кучу наследников…

— Ты? Ты хочешь сказать, что женихов сейчас ищут в этом? Раньше это называлось бельем! Ты выглядишь как маркитантка после… Да.

— Что же делать, сейчас у людей так ходят. А что? Удобно. Поддувает. Ну, не делай такое лицо. Я тебя люблю знаешь как? Вот как! И еще! И в губки! Не отворачивайся. Честное фейное, все будет хорошо. Я скоро вернусь. Как твои римляне говорили, с принцем — или на принце! Мне пора.

Старая фея и Синди подошли к границе ее сказки. Осталось перешагнуть черту. Из складок платья фея достала тыкву и мышонка. Взмах палочкой — и вместо тыквы возник порыкивающий мощным двигателем кабриолет.

— И помни, Синди… — торжественно начала она.

— Помню, помню… Только грызуна забирай обратно. Я его знаю. В прошлый раз он полкареты у дворца сожрал. До аэропорта я как-нибудь сама доеду.  Не забудь про лекарство. Три капли на ночь, три утром. И режим не нарушай. Стакан некому налить… Ух, хулиганка. Ну, не плачь, лапочка моя. Буду писать. Обязательно. Каждый день. Дай еще разочек. И еще. Старушечка моя сладенькая, пока-пока!

Письмо

«Тетушка-бабулечка! Свершилось! Он не принц, он лучше! Мы познакомились случайно. И теперь мы бродим по этому огромному, весеннему, прекрасному городу, и цветет сирень, и соловьи будят меня на рассвете, и я просыпаюсь, зная, что меня ждет еще один день счастья! Тысяча четыреста сорок минут счастья! Он рассказывает мне об этом волшебном городе (да-да, и в мире людей есть, оказывается, волшебный город), а я – о нашей сказочной стране, стране добра, справедливости и любви! Да-да, уже немножко говорю на этом странном красивом языке!  А еще я постоянно говорю о тебе. Ведь это ты создала наш славное сказочное королевство. Кто он? Он гениальный ученый и мечтает написать книгу о нашем мире. И я стараюсь помочь ему во всем. Ах, как он хочет познакомиться с тобой! Я до сих пор не верю, что это случилось, что она пришла – настоящая любовь. А завтра мы поедем в Академию наук, и я буду выступать на Ученом совете с рассказом о нашем королевстве. Он говорит, что это будет сенсация!.. Ах, тетушка, я сижу у раскрытого окна, пишу тебе письмо и знаю, что эту ночь проведу без сна! Разве можно спать в такие ночи! Все-все, заканчиваю, чувства переполняют меня, и, кажется, сейчас я способна только на глупости. Ведь от счастья глупеют, да?»

Еще письмо

«Тетушка! Я почти не верю, но хочу верить, что ты получишь это письмо. Я очень надеюсь. Надеюсь, что оно дойдет, хотя и не должно дойти. Пишу коротко, потому что… Ну, ты поймешь. Рано утром мы приехали в Академию, и он привел меня в какой-то кабинет. Человек в кабинете показал мне бумаги, велел прочитать. Я сказала, что не умею читать на их языке. Тогда он сам стал их читать. Там были записаны наши с ним разговоры. Ты понимаешь, с кем. Человек прочитал и спросил: «Это ваши слова?» — «Да», — ответила я. И тогда он сказал, что я шпионка, что я занимаюсь идеологическими диверсиями. Я сказала, что не понимаю. И тогда… тогда он ударил меня. Он ударил меня! И стал кричать, все время повторяя неизвестное мне слово «…». Я поняла, что это и есть мое преступление. А потом в кабинет вошел он… Да, он. И я поняла, что это не Академия, а он не ученый… Потом они велели мне подписать еще какую-то бумагу. Я была так напугана, что подписала, и меня повели в другой кабинет. Там мне сказали, что меня надо «расстрелять». У них это значит казнить. Больше я ничего не помню. Кажется, я заплакала, а потом упала. Тетушка, я все-таки счастливая. Меня не расстреляли. Меня отправили в «лагеря». Там меня постригли, переодели в уродливое платье и поселили в большом сарае вместе со многими женщинами. Некоторые были очень грубы со мной. Но некоторые меня пожалели и спросили, почему я здесь. Я сказала: не знаю, но, наверно, потому, что я «…» Все стали смеяться, и после этого ко мне стали лучше относиться. И тогда одна женщина, с рисунками на груди, сказала, чтобы я написала письмо родственникам, а она его передаст. Должно быть, это хорошая женщина. Она даже поцеловала меня. А утром нас всех повели в болото. Там добывают торф, а мы возим его на тачках. Я очень устала и хотела отдохнуть. Но солдат, который нас охранял, стал меня бить. И он тоже все время повторял слово «…» Но за меня заступилась женщина с рисунками. А когда нас вечером привели назад в сарай, она дала мне вкусной еды и стала целовать. Она очень ласковая, хотя и очень большая, и с рисунками, и пахнет табаком. И вот теперь я, наконец, пишу это письмо. Тетушка! Помоги мне! Я знаю, что ты далеко, что это очень трудно, но я умоляю: помоги мне! Я, твоя маленькая Синди, погибаю! Спаси меня, тетушка!» 

И еще одно письмо

Сладкая моя, великолепная моя, добрая моя тетушка! Я никогда не смогу выразить тебе мою любовь — мне не хватит слов, я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала – ну вот если только отдам свою жизнь, чтобы ты жила вечно… но кому я нужна – капризная избалованная дурочка? Ты снова спасла меня. И теперь — теперь уж точно в последний раз. Прокляни меня, если я еще раз тебя ослушаюсь! Не знаю, дошла ли до тебя моя малява – думаю, что нет, меня услышало твое бесконечно доброе сердце, оно способно кентовать и без слов. Твоя помощь пришла, когда наступал уже конкретный душняк и я готовилась мочить рога. Но вот, когда мы были на торфе, и я уже думала амнистироваться самым ужасным и недостойным образом, твой волшебный жезл коснулся меня, и я приняла свой истинный, настоящий облик. Вертухай даже ухом не повел. А я спокойно поскакала в болото. Представляю, какой в лагере был шмон!

А сейчас в этом уютном болоте я отдыхаю измученной душой. Комаров здесь великое множество, так что о хавке ты, милая, не беспокойся. У меня даже появились подруги. С ними, правда, скучновато. У них только и разговоров, что об икре. Почему-то они считают, что в этом смысл жизни и настойчиво советуют мне сарканить фраера. Но я об этом даже не думаю. Я думаю только о тебе, моя бесконечно любимая маруха. Но почему-то мне кажется, что принц моей жизни вот-вот  появится, что он уже реально канает за мной… Ах, прости меня, тетушка! Я совершенно не слежу за метлой. И все-таки… Только что рядом со мной упала стрела. Что бы это значило, моя прекрасная фея?..»

Это точно последнее письмо

«Тетушка! Забери меня отсюда! Этот урод сжег мою кожу!»