В лунном мареве смерть я встретил.
Неживая земная равнина.
Очертанья маленькой смерти.
Смерть и я - на виду у смерти.
Человек одинокий, и рядом
очертанья маленькой смерти.
Человек - и что же? Всё это:
человек одинокий, и рядом
смерть. Равнина. Дыханье света.
Федерико Гарсиа Лорка
из «Песни о маленькой смерти»
Нас было пятеро неразлучных друзей. Валерка, Юрка, Саня, Серёга и я. Мы были отчаянными сорванцами, и кодекс дружбы чтили превыше всего. Не раз нам доводилось попадать во всякие переплёты и ни разу мы не бросали друг друга в беде. Мы были настоящими друзьями, готовыми друг за друга, как говорится, и в огонь, и в воду. Многие нам завидовали и хотели с нами дружить.
Мы с упоением зачитывались книгами Фенимора Купера и Александра Дюма и хотели быть похожими на их героев, бесстрашных первооткрывателей и неутомимых борцов за справедливость. Мы стремились во всём быть первыми и лучшими и у нас это получалось. Мы незаметно взрослели и становились мужчинами. Хотя в душе мы оставались прежними озорными мальчишками.
Нам не терпелось поскорее окончить школу и всем доказать, на что мы способны и чего мы стоим. А когда прозвенел последний звонок, и пришло время расставаться, только тогда мы поняли, как привязаны друг к другу. Но ничего не поделаешь.
Валерка уехал поступать в Киевский политех, Саня в Сумскую артягу, Юрка с Серёгой в Харьковский юридический, а я в Полтавский пед на филфак.
Вот и закончилось детство, радостное и беззаботное, полное надежд и мечтаний. Мы с головой окунулись в суровую взрослую жизнь. И лишь только тогда стало понятно, что никому ничего доказывать не нужно, никого ничем не удивишь, никто ничего от нас не ожидает. Всё давным-давно уже доказано и сделано другими. И жизнь движется по замкнутому циклу. И все вокруг точно так же движутся по замкнутому циклу. И лишь только избранные способны вырваться из этих оков.
Осознание собственной беспомощности и безысходности пугало и порождало протест. Я не хотел быть, как все, и не хотел жить, как все, но я не знал, что делать, и поэтому плыл по течению, куда вынесет.
Поначалу я очень сильно переживал разлуку с друзьями. Но со временем всё прошло. Я свыкся с этим и чем дальше, тем всё меньше и меньше вспоминал о них. Учёба в университете захлестнула меня с головой, и я старался больше не думать о плохом.
Пять лет пролетело, как один день. Когда мы окончили университеты, мы были уже совершенно чужими людьми. Дальнейшая жизнь не сблизила нас ни на йоту.
Валерка остался в Киеве, Саню направили служить в Среднюю Азию, Юрка устроился адвокатом в контору, Серёга – в суд, а я по распределению поехал в какую-то забытую всеми деревушку учить детей грамоте и месить сапогами родной чернозём. От нечего делать, я организовал школьную газету и стал потихоньку пописывать.
Через год была Валеркина свадьба. Он женился первым. За ним, друг за другом, женились Серёга и Юрка. А спустя ещё год женился и Саня на смуглой, как южное солнце, таджичке.
Один я не торопился с женитьбой. Я ждал ту единственную, которую полюблю всей душой и сердцем. Вот так я и жил в забытой всеми деревушке, преподавал в деревенской школе, вместе с ребятами издавал школьную газету и продолжал потихоньку пописывать.
После свадьбы Саня получил назначение в Афган. Мы узнали об этом, когда он вернулся из Афгана в цинке. Его похоронили на Аллее Славы, где хоронили всех героев афганской войны. От былой привязанности не осталось и следа. Поэтому горечи утраты я совершенно не ощутил. Но страх перед смертью, перед неизбежностью, перед предопределённостью я ощутил в полной мере, вместе с собственным бессилием противостоять пугающему зловещему фатуму.
Я долго хандрил, но монотонная, тягучая, как жевательная резинка, деревенская жизнь незаметно затянула меня в однообразную спираль похожих друг на друга чередующихся дней, и со временем я перестал думать о грустном.
Уроки в школе, работа над стенгазетой, детвора, слякоть и грязь разбитых просёлочных дорог, осень, зима, весна, лето закручивались в бесконечном круговороте, закручивали и увлекали за собой, освобождая от страха и дурных мыслей.
В свободное от работы время, оставаясь наедине с самим собой, я продолжал потихоньку пописывать, выкладывая на бумагу всё то, что было на душе и в сердце, всё то, о чём думал и мечтал.
В основном я писал для себя и для школьной газеты. Поэтому все мои оконченные рукописи невостребованно пылились в столе. Литературные занятия, как чудодейственный бальзам, исцеляли меня и зарубцовывали все мои душевные раны.
Так прошло три года. А через три года умер Валерка. Причём умер бессмысленно и глупо. По нелепой случайности. Из-за халатности и невнимательности врачей. От обычного, легко излечимого гриппа. Причиной смерти была болезнь, от которой давно уже никто не умирает. И я снова с панической остротой ощутил свою беззащитность и слабость. И страх перед пугающей предопределённостью и неизбежностью снова овладел мной. И я снова захандрил. Захандрил надолго и беспросветно.
И снова меня спасла и исцелила литература. Желание освободиться от гнетущих оков обыденности и движущейся по замкнутому циклу жизни уносило мою фантазию в сказочные эмпиреи несбыточного, где я был свободен, как птица, и выплёскивалось на бумагу строками радости и счастья. Это отвлекало от угнетающей действительности и наполняло меня эфемерным ощущением лёгкости и силы.
Время шло и уносило с собой все тревоги. Я не сказал бы, что работа в школе и общение с детьми не приносили мне особого удовольствия. И не сказал бы, что серый убогий пейзаж деревенской жизни очень уж угнетал меня. Нет. Я любил своих ребят, и мне нравилось жить вдали от тесного и душного города на лоне природы. Но для полного счастья мне чего-то не хватало. А чего я и сам не понимал.
Я жил, как отшельник, и ни с кем из своего прошлого не поддерживал никаких отношений. В городе я бывал очень редко, только лишь, когда приезжал проведать родителей. С городом меня больше ничего не связывало. И с Юркой, и с Серёгой тоже. Я ничего о них совершенно не знал.
Как потом оказалось они продолжали общаться и дружили семьями. Об этом мне рассказали на их похоронах. Они погибли в автокатастрофе, когда возвращались из командировки домой. Их смерть была такой же глупой, нелепой, бессмысленной и преждевременной, как и у Сани с Валеркой.
После этого я просто сдался. И впал в депрессию. Я не нашёл в себе силы сопротивляться и бороться со страхом. Осознание собственной слабости и обречённости уничтожало. И ничего не могло мне помочь. Даже литература. Я перестал писать. Работу в школе выполнял автоматически, бездумно, без интереса. Детвора меня больше не радовала и природа не приносила прежнего эстетического наслаждения. Я стал чахнуть и таять на глазах.
К жизни меня вернула Людочка. Она появилась в нашей деревне, когда пришла весна. И я влюбился в неё, как школьник. До безумия, до беспамятства. И однажды признался ей в этом. И сдуру даже предложил замуж. И что бы вы думали? Она согласилась. Не мешкая, мы обвенчались в деревенской церквушке.
Да, теперь она моя жена. Мало того, у нас родилась двойня. Два чудных таких карапуза. Мы их назвали Егором и Севой. Я их постоянно путаю. Они похожи, как две капли воды. И очень забавные и потешные. Я их обожаю не меньше, чем Люду. И только теперь, наконец-таки, понимаю, чего мне так не хватало и ради чего стоит жить.
Кстати, забыл сообщить. Скоро в продаже появится моя книга. Не поленитесь. Пролистайте, как-нибудь, на досуге. И тогда, наверняка, поймёте меня.
Вообще-то, жизнь прекрасна. И этот мир не так уж и плох. Я учусь получать удовольствие от каждого прожитого дня. Я хочу быть счастливым. |