1.

Несмотря на отчаянное сопротивление, меня замели. Домашний врач в отпуске, а его молодая заместительница испугалась, прочитав мой «послужной список». Сказала, что нужно сдать анализы крови и сделать рентген. А все это – быстро - могут "сообразить" только в больнице. Она права. В поликлинике тоже могут, но будут делать долго, а вид у меня вялый. Не смогла даже доплестись до "практяйка" домашних врачей.

Делать нечего, поехали в больницу. Для начала из меня выкачали 8 бутылочек крови. Потом быстро сделали рентген. Медленно сделали кардиограмму. Раз пять померили зачем-то давление.

И что, самое непонятное, в «предвариловке» продержали часов пять, вместо былых 1,5-2( в этой больнице я уже в пятый раз). Говорят, правила изменились и теперь они все обследования делают внизу, а не наверху.

Наверх, то есть в палату, все-таки спровадили. В четырехместную палату, где уже лежали: Благородная Старушка, Бритый Кинг-Конг и Стриптизер.

Появление иностранного лица их не вдохновило. Дело было вечером, и сил общаться не было. Я просто кивнула каждому и улыбнулась. Так принято. И уснула.

К моему великому удивлению, соседи не изъявили желания общаться со мной и назавтра. Голос у меня сел, общаться его сиплым подобием желания не было. Не хотят говорить они со мной, и не надо.

Благородная Старушка – существо безобидное, спит, как сурок весь день. Примерно так же, как и я. В остальное время молчит или смотрит телевизор, слушая его через наушники.

Темнокожий Кинг-Конг, расслышав мой акцент, стал нарочито быстро болтать по-голландски, глотая звуки и целые слова. Ужасно гордясь своим великим голландским происхождением.

Хотя его дедушка и бабушка резали сахарный тростник на колониальных голландских Карибах. Кинг-Конг старался меня не замечать. Ну….не любят они иностранцев. И все тут.

Стриптизеру лет 70-75. У него не редкость некрасивое, но при этом какое-то породистое голландское узкое лицо с огромным бугристым носом. И, наверное, неплохая для его возраста фигура. Совершенно не стесняясь меня, он часто садится на стул напротив, закладывает углом одну ногу на другую, полы халата расходятся, являя промежность в плавках. Из промежности торчит набор трубочек, напоминающий доильный аппарат. «Он подобен корове в канун обязательной дойки», на память приходит А. Цветков.… Самая длинная трубочка соединяет что-то, на что я упорно не смотрю и мочеприемник, который он, почему-то, снова развернувшись в мою сторону, упорно демонстрирует. Поправляет на плавках свой пакет с мочой. Не отворачивается, гад. Не заходит за шторку. Здесь у каждой кровати – индивидуальная шторка.

Я не знаю, что это: тот же самый великий национальный наплевизм к иностранцам, который нужно обязательно демонстрировать, Физиологическая потребность, элементарное отсутствие культуры? Не знаю, и не хочу знать.

Третий день я не разговариваю с ним. Могу улыбнуться Благородной Старушке. И все.

Одно хорошо: все трое не храпят. И даже ничем неприятным не пахнут.

2.

День в голландской больнице начинается в 7.30. Тебя обязательно разбудит милая девушка с элегантной тележкой. На которой в специальных стаканчиках –отделеньицах лежат градусники, аппарат для измерения давления, лекарства. Давление здесь меряют часто и очень больно. Стискивают руку чуть ли не до кости. Говорю им: зачем же так сурово, если у меня тромбы в сосудах? И зачем по пять раз в день мерять давление, если я лежу на кровати, почти не вставая? Оно просто не может с такой скоростью меняться. Отвечает: - Инструкция. Что ж, надо пойти навстречу. Я протягиваю руку и морщусь от боли: лента расплющила мякоть руки выше плеча и, по-моему, склеила намертво все сосуды. Как им объяснить, что эта «инструкция» только провоцирует тромбоз? Вспомнилось обидное: мой первый острый тромбоз в Нидерландах. Нога покраснела и по горячему на ощупь пятну я поняла, что это тромбоз (мой медицинский опыт благополучно эмигрировал со мной из Москвы). А мне надо вступительные экзамены сдавать…и, вообще, - воскресенье. Но и по воскресеньям в Голландии работают медпункты при поликлиниках, где обретаются дежурные врачи. Туда-то мы и направились. Пришла врач, выслушала мои московские откровения о пережитом в январе 2001 года тромбозе, и сказала: - Сейчас у вас ничего серьезного нет. Выпейте таблетку парацетамола, ногу вам перевяжут и поезжайте домой. Используйте гепариновую мазь, этого будет достаточно. Побледнев, я попросила кровь разжижающие таблетки. А еще лучше – уколы антикоагулянта. Тромбоз – не шутка. Врач отказала.

Не знаю зачем, но меня пригласили в процедурную и начали бинтовать….если это можно было назвать бинтованием …сперва мою ногу обмотали синтетическим утеплителем, хотя это противопоказано при тромбозе. Затем намотали очень слабый и тонкий бинт, хотя полагается наложит тугой и эластичный, чтобы не дать тромбу подняться наверх. Бинтовать начали выше щиколотки, хотя полагается со стопы. Пришлось учить медсестру на ходу, чтобы все это слоистое, как торт-Наполеон, сооружение не спало при первых же шагах. А потом….потом и я, приняв вертикальное положение, и мой муж-голландец пытались раза три уговорить врача, аптекаршу, секретаршу из приемной продать мне нужное лекарство. Отказали.

Надо сказать, что парацетамолом в Голландии лечат все – от гриппа до рака, им пичкают при головной боли и рожениц. Дают детям и древним старикам. По-моему, сами голландцы других медикаментов не знают. Пока не скрутит.

Через два дня, когда я начала синеть и задыхаться, прибежал домашний врач, каким-то чудом понял диагноз и быстро выписал направление в больницу. Лёгочная эмболия. Я сдавала с ней вступительный экзамен в институт – три с половиной часа… В тот раз меня прокрутили на всех аппаратах очень быстро, если не сказать моментально и положили на койку – спасать. Кислородным аппаратом, уколами, таблетками, полным покоем…с тех пор я в лёгочном отделении - постоянный житель. Даже голландский паспорт получила там, хотя это запрещено инструкцией, мэр нашего городка пошёл навстречу.…Так я выжила, стала голландкой и , заодно, голландской студенткой – в один день. Повезло…

3.

Возвращаюсь в повествование. На второй день мне принесли компьютер. Интернет сейчас доступен прямо в палате (не то, что раньше!)и жизнь вселилась в меня. Я нашла фильм отца от 59 года – «Колыбельная». Папы еще нет в титрах, он на этой картине администратором работал. Фильм режиссера Михаила Калика, черно-белый, очень тёплый и музыкальный. Там есть съемки Кишинева 59 года, когда моя молодая мама ходила по родному городу, беременная мной. Снимали кино в 59 году, а в прокат сдали аккурат в 1960, в апреле, после того, как я родилась. Вот такая Колыбельная от папы – мне.

Поставила фильм, приглушила звук, сижу-смотрю и балдею от восторга. Светло улыбаюсь… Фильм, надо сказать, очень хороший, смотрится до сих пор.

Тут ко мне, не приближаясь, обращается Бритый Кинг-Конг(громко): Мефрау, что вы тут кино без наушников смотрите? Я ему спокойно так отвечаю, с улыбкой: Наушники предназначены для телевизора. А это не телевизор, а мой личный ноут-бук. К нему у меня наушников нет. Больничные наушники не подходят. Звук я приглушила, он минимальный. Скоро фильм закончится. Кинг-Конг, похоже, удовлетворился ответом и отстал. Куда-то слинял по своим кинг-конговским делам. Надо сказать, человек я по натуре миролюбивый. Все нарушают правила в палате. И родственники приходят в неположенные часы. И в количестве более, чем допускается правилами (по правилам – не больше двух). И громко говорят, а если ты хочешь при этом спать, то приходится особенно трудно. Терплю веники цветов, при том, что я легочная больная и при мне цветы в палате не положены. Много чего терплю и ничего никому не говорю.

Когда фильм подходил к концу и оставалось минут 5 до финальной сцены, Кинг-Конг возник снова и начал орать. Хотя на часах было около восьми вечера. Просто орать: прекратите, мол, смотреть ваше кино без наушников. А там в конце у Калика гармошка играет русские популярные песни, типа «Коробейники».

Терпеть не могу, когда на меня орут.

Я выставила вперед два пальца в строну Кинг-Конга и заорала в ответ по-голландски: Если ты сейчас же не прекратишь на меня орать, то я вызову помощь! Кинг-Конг не ожидал такого отпора и повел свою атаку дальше: я тебя не понимаю! Я тебя тоже не понимаю! – заорала я немедленно в ответ своим сиплым голосом. Это правда: он говорит в ужасающе быстром темпе, глотая звуки и целые слова. Его и голландцу трудно понять.

Выражение моего лица было, видимо, таки свирепым, что после минуты моего сиплого ора Кинг-Конг ретировался на свою койку, задернув занавеску.

Компьютер показал «Конец фильма».

Назавтра и Кинг-Конга и меня выписали. Моего противника – чуть раньше, что, почему-то, было приятно.