Андрей толкнул дверь института. Та не шелохнулась. Естественно. Парень упёрся в асфальт ногами и плечом начал давить на неё изо всех сил. Дверь неохотно поддалась. Она подвинула в сторону ворох газет, которые валялись на полу предбанника. Андрей проник в институт.

По газетам он мягко дошагал до турникета. Охраны не было никакой. Заходи и бери, что хочешь, «И-куб» не обеднеет. Именно так звали свой «Институт издательских итогов» студенты — они просто возвели букву «И» в третью степень.

Андрей выдернул из раздатчика обязательную «входную» газету, и только тогда турникет пропустил его в вуз. Держа в руках убогое детище вечерников «Ещё не вечер», он продолжил своё путешествие по институту.

Коридоры этого небольшого учебного заведения были густо завалены, плотно заклеены и часто завешаны различной печатной продукцией. Здесь можно было ознакомиться с деятельностью всех групп института, так как у каждой была своя газета. Можно, если захотеть. Но Андрей не хотел. Он пока ещё держал в руках номер «Ещё не вечера». «Куда бы это выбросить?» — думал он. Урн в институте не было, как и охранников. Андрей расслабил пальцы и номер, шурша своими бумажными крыльями, уткнулся в таблоид «Нехай четают» факультета альтернативного обучения.

Андрей не раз подумывал ввести в студенческий сленг новое название кафельного пола вуза, который никто уже не помнил. Специальная стенная разметка сообщала, что сейчас толщина бумажного покрова составляет тридцать два сантиметра. Неплохо. В углах уровень бумажного моря доходил до полутора метров, громоздясь вверх нераспечатанными пачками брошюр «Абы что», «Чёрте как» и им подобным. Говорили, что в самом низу, на полу, иногда попадались древние экземпляры местной «ЛитИратурки» трёхмесячной давности. Говорили, но никто этому не верил.

Ещё один миф криминального свойства тоже не сходил с языков студентов. Будто бы в завалах пропал человек. Первокурсник. Что исчез он три года назад в результате обрушения бумажных гор, но деканат не решился признать его без вести пропавшим и каждый год переводил с курса на курс. Говорили, и, что самое удивительное, верили в это.

Стены и потолок института наводили на мысль о начавшемся ремонте — они были аккуратно обклеены газетами. Андрей знал, что раз начавшись, этот «ремонт» не закончится никогда — свежие экземпляры клеили прямо на старые. Коридор, по свидетельствам старшекурсников, уже похудел от этого сантиметров на тридцать. На потолке вуза размещалась «элита»: «Не кисни — тисни», «Нетленка» и «Вся наша дрянь» — самые популярные издания вуза. Тиражи «элиты» колебались у тысячи экземпляров, и её пока ещё брали на свободную раздачу самые одиозные бары и клубы района.

Андрей прошуршал мимо двери ректорского кабинета с красноречивой табличкой «Мне плИвать, что вы пишите, главное — пИчатайтесь!» Причина ошибок была неясна: выпендрёжа и безграмотности у владельца кабинета было поровну.

Дверь кабинета была закрыта наглухо, и стучать в неё представлялось бесполезным. Сам ректор нечасто отваживался соваться в свою институтскую обитель. Открытая дверь встретила бы смельчака бумажным водопадом, и один раз кого-то даже чувствительно зацепило нераспечатанной стопкой «Романа о запятой».

Впрочем, в голову Гения, как называли ректора все студенты, иногда приходила безумная идея снаружи пробить стену кабинета, пропилить стоящий у стены шкаф и сквозь бумажные завалы прогрызть ход к письменному столу. Там Гений около года назад похоронил свои великолепные заметки для новой саги о книгопроцессе в современной России. Но бумага давно и надолго вытеснила его из кабинета к всеобщей радости городских библиотек.

При мысли о ректоре Андрей кисло улыбнулся. Разговор с Гением предстоял весьма серьёзный. Целый семестр под различными предлогами Андрей отказывался печататься в местной прессе и до последней возможности избегал публикаций в окружных изданиях. Они легко брали ту лабуду, которую он писал, когда бредил.

Разговор с ректором стал бы критически неприятным, если бы Андрей к нему заранее не подготовился. Собственно для этого он и пришёл сегодня в «И-куб».

Андрей убрал от лица гирлянду «Водопада» и шагнул к стенду дневного отделения.

«Публикация во внутриуниверситетских сборниках публикацией не считается», — гигантские красные буквы занимали весь стенд. Очередной учебный приказ висел здесь не для обсуждения. Андрей покачал головой. Больше на стенде не было ничего. Микроиздания «Скандальчик», «Интрижка», «Новостишка» и другие, словно листья, облепившие каждый клочок свободного пространства между красными буквами, не в счёт. Андрей отступил назад и поскользнулся на глянцевой обложке. Падение получилось мягким, Андрей сумел извернуться в воздухе и приземлился на живот. Спецтехника, висевшая на нём, не пострадала. Он вытащил из кармана случайно залетевшие туда номера «Вот вам» и «Нате». Даже здесь эти два идентичных бумажных листка друг с другом конкурировали.

Звонок, похожий на писк старого матричного принтера (ректорова идея), застал Андрея в удобном лежачем положении. Звонок подсказал об окончании мастер-класса «Публикация насильно». Но Андрей не шевельнулся. Опасений быть затоптанным бегущими с пары студентами у него не было. Обычно после «насилия» все эвакуировались через окно, удачно выходившее на тротуар перед вузом. Испытание проходом через весь «И-куб» позволяли себе немногие. Трудностей не боялся только ректор. Именно он читал «Насилие».

— Здравствуйте, Юрий Дмитриевич! — поздоровался Андрей, когда глава вуза, зашуршал по коридору мимо него.

Гений остановился и аккуратным «шурх» навернулся недалеко от Андрея. Облачко газет и листков взметнулось вверх и на пару секунд покрыло место его «погружения». Гений любил эффектно падать, взмучивая дно и подбрасывая в воздух нижние издания. Но вот он вынырнул на поверхность и, разметая руками недельные тиражи «Пятистрочника», «Буквы» и «Новостей шельфа», поплыл к Андрею.

— Приет, Пушкин! — Гений любил называть студентов именами и фамилиями великих. — Очень ты мне в самый раз попался кстати вовремя.

Андрей взбил подушку из «Новостей шельфа», прильнул к ней головой и кивнул ректору. Тот выдернул из бумажного плена фалду своего пиджака, на лацкане которого висела зависть всех неуспевающих — значок «Удавись, но издайся!» — отличительная метка обладателя тысячной публикации. Два других значка Гений хранил дома. Хотя, многие ехидно фантазировали, что тот забыл их в ящике стола в кабинете.

— Я те чё говорил, Сергеич Александро, печатайся, — изрёк ректор. Пальцы его беспокойно двигались.

Первокурсники поначалу пугались этого «нервного тика», пока не узнавали, что движения пальцев Гения всегда системны. Разговаривая с кем-то, занимаясь повседневными делами, находясь в состоянии сна, Гений непрерывно работал. Перчаточная клавиатура, почти невидимая на ладонях, но оттого не менее эффективная, позволяла ему создавать свои многочисленные «шедевры», от которых стонали провинциальные книжные магазины нашей страны. В неделю Гений легко набирал двухтомник. Равных ему в умении виртуозно продуцировать текст без участия мозга не было.

— Все пишут, а ты чё? — спросил Гений.

— А я писатель, а не машина, — ответил Андрей.

— Чё? Писатель? — тело Гения завозилось среди бумажного болота. — Я пишу, пишут все, а ты жмёшь абзац обществу лишний.

— Я не хочу… — начал Андрей, но ректор прервал его взмахом руки. Звонил мобильник. Он засучил ногами, пытаясь лёжа вытащить сотовый. В стороны полетели «Три довода» и «Желтяк». Телефон ему достать удалось.

— Да, я. Пре-ет! Подогнал, говоришь? Ну, эт прекрасно. Эй, слышь… слышь меня? Нижний слой бери. Тока нижний, десять сантиметров. Верхний не трожь. Лады!

Андрей сообразил, что звонил мусорщик, и очень скоро начнётся опасная и трудоёмкая операция послойной утилизации. Нижний слой газет отвезут на фабрику вторсырья. Гений подозрительно легко расставался со своим богатством. «Освобождает место под новые издания», — догадался студент.

— Ну, ты, эт, чё делать буишь? — Гений закончил разговор с водителем мусоровоза и продолжил его с Андреем. — Я ж тя выгоню, Кафка ты наш!

— Я решил… — начал Андрей.

— Бум печататься? — выплюнул Гений.

— Ну…

— Да что ты «ну», как фиг кто знает? — махнул рукой ректор. — Вона все пишут и печатают отличные тиражи…

— Юрий Дмитриевич, — заметил Андрей, — это же ваше издательство!

— И чё? — Гений раскинул руки. Пальцы продолжали двигаться. На поредевшей макушке ректора проступили капельки пота. Гений не любил витиеватых разговоров.

Андрей промолчал.

— И пусть! — Гений протёр голову мягким экземпляром «Сидичитайки». Сел. — Пишут. Я печатаю. Лады у меня. Проблем нету. Ты-то чё? О тебе щас.

— Буду! — согласился Андрей. Он знал, что к этому всё и придёт.

— Ну, ты, эт, молодец, Сергеич! Вот терь я тя уважаю, — облыбился Гений. — На подарок!

Он сомкнул вместе большой палец и мизинец левой руки. Откуда-то из-под пиджака ректора раздался тихий шум принтера. Из нагрудного кармана Гений вытащил свежий номер «Литки», приложения к «Литиратурке».

— Вота она, «Литка», — подтвердил он. — Про тя вся. Владей!

Он по специальным перфорациям сложил из листка самолётик и кинул его Андрею. Тот поймал и развернул листок. Единственная статья «Литки» называлась «Нерадёха». Статья, действительно, была об Андрее. И его последнее слово «Буду!», произнесённое всего полминуты назад было выделено внизу страницы жирным шрифтом.

Ректор наслаждался произведённым эффектом. Это была его новая фишка, которой он любил поодиночке удивлять своих студентов. Андрей тем временем свёл вместе носки своих кроссовок и задержал их на три секунды. Из-за его спины, похожий на крыло ангела, совершенно беззвучно вылез белый печатный лист.

— А это от меня подарок, — сказал он, взяв с плеча ещё тёплую принтерную копию.

Ректор принял подарок и на секунду даже перестал перебирать пальцами.

— «Инструкция послойной утилизации», — удивлённо прочитал он. — Эт чё такое?

— Лучший способ борьбы с завалами, — улыбнулся Андрей. Он вытащил из кармана маленькую коробочку. — Мои друзья-кибернетики разработали. Семейка нанороботов. Выпускаете их наружу, задаёте программу и не вызываете никаких мусоровозов. Эти роботы разрушают бумагу, а энергией жизнедеятельности подогревают воздух лучше любого отопления. Сами они настолько маленькие, что их не видно, да и зарплаты они не потребуют.

Андрей кинул в руку гению заветную коробочку. Тот цепко поймал её, секунду подумал, пока смысл сказанного не сложился в его голове столбиком сэкономленных средств.

— Ты, эт, можешь! — авторитетно сказал он.

Но Андрей его уже не слышал. Он полз по коридору к классу «насилия». Ещё семестр форы он у Гения вырвал. И теперь срочно эвакуировался через окно, пока эйфория ректора не переросла в какое-нибудь творческое задание. На это у Андрея был абсолютный журналистский нюх.