Историческая неправда, которой, впрочем, никогда и не было

I.

Ледяные декабрьские волны Балтийского моря методично раскачивали старенький пассажирский пароход. Впереди был порт Данциг, позади оставались годы, прожитые в Риге. Вынужденное бегство в фатерланд казалось неизбежным: немцы должны объединиться и жить на своей родине.

Арнольд Штакельберг неохотно прошел в набитый людьми и вещами небольшой салон старой посудины, которая только каким-то чудом держалась на воде.

– Завтра Рождество. Куда и зачем мы бежим?

На этот вопрос не было ответа ни тогда, отвратительным декабрьским днем одна тысяча девятьсот тридцать девятого года, ни сейчас – одиннадцать месяцев спустя, которые промелькнули одним кошмарным забегом, начавшемся в Данциге, продолжившемся в убогих центрах для вновь прибывших соотечественников и на какое-то время приостановившемся в маленькой съемной комнатушке на окраине Кёльна.

Вчера вечером Арнольд был приглашен на вечеринку в особняк своей троюродной тетки Урсулы фон Штакельберг, которой захотелось поговорить «по душам» со своим дальним родственником, недавно прибывшим в Германию в числе репатриантов. Надо сказать, что Арнольду очень повезло: Урсула, используя свои многочисленные связи, сумела выбить для племянника разрешение на проживание в Кёльне. Так везло далеко не всем вновь обретенным гражданам рейха, так называемым фольксдойче, отношение к которым было более чем настороженным. Большинство репатриантов направлялись в Рейхсгау Вартеланд*, лишь отдельные счастливчики попали на основную территорию Германии, и то только потому, что у них имелись влиятельные родственники.

Вернувшись от Урсулы домой, Арнольд плюхнулся на металлическую койку, долго ворочался, пока не впал в дремотное пограничное состояние между сном и каким-то полубредом: древние кельты, римляне, «колония», преобразовавшаяся в название города Кёльн, существительное «кёльш», под которым понимается либо марка местного пива, либо один из видов диалекта, отличающийся тем, что при разговоре успешно проглатываются конечные буквы и слоги слов, а заодно и пропускается в них буква «р». Непрерывно звучала надоедливая стихотворная строчка «Вершина горы пламенеет над Рейном в закатном огне», строчка повторялась раз за разом и не давала сосредоточиться на чем-то очень важном и нужном.

– Знаю-знаю, эта гора находится где-то в другом месте, но тоже на Рейне, который всё так же стремителен и коварен, как и тысячи лет назад.

Арнольд перевернулся на другой бок, пытаясь избавиться от навязчивого состояния, приподнялся на локтях: в комнате было совсем темно и очень холодно. Вечером не протопил печку, не захотел возиться с розжигом сырых дров. Вот теперь приходится мерзнуть, все-таки уже конец ноября. Конечно, здесь, на западе Германии, теплее, чем в Латвии, но зима – она везде зима. Сравнение с Латвией напомнило о совсем недавнем времени, когда Арнольд Штакельберг жил в Риге в небольшой двухкомнатной квартире на улице Тербатас. Всё у него было хорошо: была работа, подрастал сын, жена Ольга преподавала в гимназии французский язык. Казалось, что так и будет всегда. Но политика уничтожила его маленький уютный мир.

Для Арнольда всё начало рушиться в октябре 1939 года после подписания Пакта о взаимопомощи между СССР и Латвией. С одной стороны, резко ухудшилось отношение к немцам со стороны латвийских властей, подталкивающих остзейцев к возвращению в фатерланд. Как выразился президент Карлис Ульманис: «Латвия становится более латышской», эти слова чуть позже подтвердил министр иностранных дел: «…в Латвии не существует группы немецкой народности… Немечество в Латвии окончилось на вечные времена».

С другой стороны, немцы из метрополии через своих эмиссаров и газеты призывали к немедленному отъезду на родину. И надо сказать, что их слова были вполне убедительны на фоне ликвидации культурной автономии, закрытия немецких газет и школ, прекращения богослужений на немецком языке.

Одновременно с началом политической истерии начали трещать по швам семейные отношения. Ольга заявила Арнольду, что ни в какую Германию она ни за что не поедет. Она почему-то считала, что, будучи русской, ей ничего не угрожает. А раз Латвия теперь дружит с Советским Союзом, то и бояться нечего. Если бы Арнольд мог предвидеть, чем для Ольги и их сына закончится вера в СССР, то он бы силой заставил жену уехать вместе с ним в Германию. Но год назад, рассорившись с Ольгой, господин Штакельберг поднялся на борт парохода, отправляющегося в Данциг.

Холодная сырая комната, которую Арнольд снимал в небольшом частном доме, стала его единственным пристанищем в этой жизни. Но воспринимать нынешнее положение дел следовало как исключительное везение. Урсула помогла устроиться на приличную работу почти по специальности – мастером в авторемонтную мастерскую. В Риге Арнольд работал в должности инженера-электромеханика. Это была высокооплачиваемая работа, которая обеспечивала, помимо всего прочего, достаточно высокий социальный статус в обществе. Здесь же, в фатерланде, надо было учиться приспосабливаться к весьма специфическим условиям жизни в Германии одна тысяча девятьсот сорокового года.

То, что происходило на его бывшей родине, казалось чем-то нереальным. Если верить германским газетам, в Латвии не было больше ни президента Карлиса Ульманиса, ни прочих министров с их идеями национального государства, ни самого государства, зато была советская власть и депортация потенциальных врагов этой власти в Сибирь. Где теперь Ольга Штакельберг и ребенок? Российское дворянское происхождение и наличие, хоть и беглого, но мужа немца, ничего хорошего для Ольги не предполагало.

На будильнике пять часов утра. Пора вставать и отправляться на работу, опаздывать нельзя. По законам Третьего рейха опоздание на работу считается преступлением, а учитывая статус фольксдойче, наказание может быть весьма суровым.

Рабочий день начался как обычно. Привезли пострадавший в дорожном происшествии Wanderer WW23S с откидным верхом. У автомобиля был разодран весь правый борт. Унтер-офицер, доставивший своего железного друга, пояснил, что повреждения были получены при выезде на набережную Рейна в результате наезда на бетонное ограждение, которое он не заметил в темно-те. Унтер чуть не плакал, очень волновался и просил отремонтировать автомобиль как можно быстрее. Как он объяснил, унтер-штурмфюрер пообещал отдать его под суд, если к завтрашнему дню машина не будет приведена в идеальный порядок.

Арнольд внимательно осмотрел автомобиль. Ни о каком ремонте деталей кузова не могло быть и речи – только замена и покраска. Естественно, что необходимых комплектующих в мастерской не было, поэтому пришлось идти в контору и обзванивать всех владельцев автомагазинов, а также знакомых и незнакомых автомехаников. Чтобы не терять время, Штакельберг приказал рабочим начать разборку правого борта автомобиля.

Как назло, нужных деталей ни у кого не было, точнее, не было сегодня. Арнольд заказал доставку с завода, но требуемые железяки прибудут только через три дня. После этого автомобиль, конечно, будет отремонтирован, но вряд ли это поможет унтер-офицеру избежать наказания.

Ближе к обеду позвонил знакомый механик из мастерской на улице Ам Грауэн Штайн и сказал, что к нему привезли такой же Wanderer с заклинившим поршнем, и если Арнольд готов немного заплатить, то можно снять нужные детали с ремонтируемого автомобиля, а затем поставить на их место новые узлы, полученные с завода. Все равно переборка и ремонт мотора займут не менее четырех-пяти дней.

Штакельберг согласился на этот вариант. За деталями он отправил небольшой грузовичок. Ехать предстояло на другой берег Рейна, где недалеко от кладбища располагалась нужная автомастерская. Унтер-офицер вызвался съездить и поработать грузчиком, на что Арнольд сразу согласился: лишь бы не видеть перед собой его страдальческую физиономию.

Ремонт автомобиля был окончен только под утро. Больше всего времени ушло на покраску. Сушили краску специальными электрическими нагревателями – большими металлическими щитами с намотанной нихромовой проволокой, по которой пропускали ток.

К утру автомобиль стоял под навесом и сиял отполированным кузовом. Ровно в шесть часов унтер позвонил своему командиру и доложил, что автомобиль отремонтирован. К удивлению Арнольда, унтерштурмфюрер выразил желание лично прибыть в мастерскую, чтобы принять работу и расплатиться.

Минут через двадцать во двор автомастерской въехал полицейский автомобиль, из которого вышел молодой человек в очень дорогом костюме. Судя по тому, что унтер-офицер застыл в нацистском приветствии с вытянутой вверх правой рукой, Арнольд догадался, что перед ним эсэсовский офицер – владелец отремонтированной машины.

На вид молодому человеку можно было дать не более тридцати лет. Волевое красивое лицо в сочетании со спортивной фигурой вполне могли бы принадлежать киноактеру, привыкшему играть супергероев.

– Доброе утро, господа! Кто отвечает за ремонт автомобиля?

– Здравствуйте, за ремонт отвечаю я – мастер Арнольд Штакельберг. Надеюсь, что унтерштурмфюрер останется доволен качеством работ.

Вместо ответа офицер задал вопрос:

– Почему вы говорите с прибалтийским акцентом?

– Я репатриант из Риги.

– Понятно. Покажите автомобиль.

После осмотра машины офицер потребовал предоставить ему счет с указанием стоимости деталей и ремонта. Получив документ, расплатился с точностью до пфеннига, не забыв взять расписку в получении денег.

– Благодарю вас, господин Штакельберг, за проделанную работу. Кстати говоря, кем вы работали в Латвии?

– Я был инженером-электромехаником, работал на предприятии по обслуживанию генераторов для электростанций.

– Какое учебное заведение вы оканчивали? Что-нибудь в Риге?

– Нет, господин унтерштурмфюрер, я оканчивал Берлинскую высшую техническую школу.

– Ясно. И попрошу вас господин Штакельберг, обращаясь ко мне в дальнейшем, использовать применительно к моему имени Магнус фон Платен титул барон, разумеется, если наша следующая встреча когда-либо состоится. Всего хорошего, до свидания.

Наступивший декабрь был наполнен предрождественскими ярмарками и обычной для этого месяца суетой. Пришлось нанести обязательный визит Урсуле фон Штакельберг, подарить ей плетеную корзинку с шоколадными конфетами и фигуркой ангела, которого предполагалось разместить на праздничной елке.

После Нового года жизнь, которая только-только вошла в привычную колею, была нарушена самым непредсказуемым образом. Утром, как только Арнольд вышел на улицу, чтобы в темноте, практически ощупью, добраться до работы, он внезапно был освещен фарами припаркованного автомобиля. Когда вышедшей с пассажирского места человек в военной форме подошел ближе, стало понятно, что это полицейский.

– Господин Штакельберг, доброе утро. У меня приказ доставить вас к нам в управление.

Арнольд прекрасно понимал, что спрашивать у полицейского о причинах задержания не имеет никакого смысла. Во-первых, не ответит, а во-вторых, вряд ли что-либо знает, он просто выполняет приказ.

За несколько минут, проведенных в полицейской машине, Арнольд успел мысленно перебрать все причины, по которым его могли везти в управление. Единственным возможным поводом для привода в полицию ему казалось наличие русской жены. Но не еврейка же! В конце концов, он ничего плохого не совершил и не стоит волноваться. Скоро всё выяснится.

В управлении, несмотря на ранний час, было множество народа. Арнольда провели по коридору вглубь здания. Здесь было тихо, около кабинета стояли стулья. Сопровождающий полицейский попросил присесть и подождать.

– Господин унтерштурмфюрер скоро вас вызовет.

Действительно, буквально через две минуты из кабинета вышла девушка в эсэсовской форме.

– Заходите, пожалуйста, вас ждут.

II.

За столом сидел уже знакомый Арнольду владелец автомобиля Wanderer. На этот раз унтерштурмфюрер был облачен в безукоризненно подогнанный по фигуре мундир. Увидев входящего Арнольда, фон Платен встал.

– Labdien, kungsinzenieris. Paldiesparlieliskodarbu.

– Sveiki, barons kungs**! Вот уж не ожидал услышать от вас латышскую речь. Судя по всему, вы ознакомились с моим досье и знаете, что я владею языком.

– Вы совершенно правы, господин инженер, я просмотрел личное дело и, возможно, предложу вам работу по специальности. Но только в том случае, если ваша реальная квалификация окажется соответствующей диплому. Присаживайтесь к столу. Предлагаю немного поговорить о деле. Скажите, вы слышали что-нибудь об уравнении Мещерского?

– Если речь идет о движении тел с переменной массой, то я знаком с этим уравнением.

– Хорошо. Возьмите чистый лист, карандаш, напишите уравнение и поясните его.

Арнольд быстро начал писать формулу, одновременно объясняя значение каждого символа. При этом он никак не мог взять в толк, зачем офицер СС решил проэкзаменовать его на знание классической механики. Наверное, просто не верит, что я тот, за кого себя выдаю. Ну конечно! Поэтому он и проверял, говорю ли я по-латышски.

– Ну что же. Всё правильно. Раз вы справились с этим заданием, то вот следующее: опишите, пожалуйста, с помощью дифференциальных уравнений поведение астатического гироскопа, закрепленного в карданном подвесе, при воздействии на него однократного возмущающего импульса.

– Вы шутите, господин барон!

– Нисколько. Если не можете сразу, то напишите исходную систему уравнений, затем ее решение и конечный результат. Пишите, а я пока займусь своими делами. Через полчаса посмотрим, как вы сумеете справиться с этим заданием.

– Вряд ли я справлюсь.

– А вы постарайтесь, только очень постарайтесь, господин фон Штакельберг! – барон встал и направился к выходу. – Да, чуть не забыл сказать. Если решите задачку, то я приглашу вас сегодня на ужин в один неплохой ресторанчик.

Предлог «фон» непривычно резанул слух, уже много лет никто так не обращался к Арнольду. В Латвии лучше было не акцентировать внимание на аристократическом происхождении рода. Да и в Германии это не очень приветствовалось, если не рассматривать моменты кратковременного пребывания в доме тетки Урсулы.

Но в данное время было не до выяснений причин употребления предлогов. Предстояло что-то делать с задачей про астатический гироскоп. Не случайно же барон попросил очень постараться. Он хоть и выглядит молодо, и звание у него совсем невысокое, но судя по тому, как все лебезят перед ним, этот эсэсовец совсем не прост, и дело не в его баронстве. Взгляд Арнольда скользил по стенам кабинета, по столу, наконец остановился на застекленном книжном шкафу. Книги! Это не просто книги – это учебники и научная литература на немецком и французском языках: термодинамика, механика сплошных сред, астрономия, математика и многие другие разделы физики и химии. В углу полки расположилась фотография. Очень знакомые лица. Ну конечно же, это всесильный рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер и штандартенфюрер СС Мюллер, а чуть сзади за ними – в штатском и со шляпой в руках киношный красавец и хозяин этого кабинета барон Магнус фон Платен. Вот это да!

Рука как бы сама рисовала гироскоп, вписанный в кардан.

– Так, стрелочками обозначим действующие силы, запишем уравнения для случая Эйлера-Пуансо, теперь рассмотрим проекции моментов сил, которые действуют вокруг рамок подвеса кардана. Это надо сделать как для внутренней оси, так и для наружной. В результате получаем уравнения движения астатического гироскопа для варианта подвижных осей координат.

Арнольд крупным почерком быстро заполнял листы бумаги. Он уже почти закончил вывод формулы, когда в кабинет вошел унтерштурмфюрер.

– Ну что же, полчаса истекли, показывайте, что вы нарисовали, – барон взял в руки исписанные листы.

Фон Платен быстро просматривал уравнения.

– Почти все правильно, вот здесь в третьем уравнении пропустили значок второй производной, но это не принципиально. Так, не написали последнее уравнение.

– Господин барон, я просто не успел. Это элементарно следует из написанной системы.

– Да, но вы не уложились в отведенные полчаса. Тем не менее поздравляю. Не зря вы учились в Берлинской технической школе. Жду вас сегодня ровно в шесть вечера в ресторане «У старого Августа», это недалеко от собора на улочке, параллельной реке. Найдете?

– Найду. Я сегодня не был на работе. Не могли бы вы выдать документ, подтверждающий мое пребывание в управлении полиции?

– Нет, такой документ я не выдам. Он не нужен, забудьте о своей работе, появляться там нет необходимости и, я бы даже сказал, нежелательно. Но обо всем поговорим сегодня у «Августа».

Ресторанчик «У старого Августа» занимал первый этаж перестроенного старинного дома. Полумрак помещения лишь слегка разбавлялся горящими свечами, стоящими на столиках.

При входе в зал Арнольда встретил пожилой метрдотель.

– Господин желает поужинать в нашем ресторане? Столик на сколько персон позволите предложить?

– У меня на шесть часов назначена встреча.

– Позвольте уточнить ваше имя.

– Арнольд Штакельберг.

– Да, вас ждут, я провожу.

Фон Платен расположился в отдельном кабинете. В ожидании гостя он просматривал свежие вечерние газеты.

– Добрый вечер, господин инженер. Присаживайтесь. Предлагаю для начала что-нибудь поесть и немного выпить. Надеюсь, вы не откажитесь от хорошего коньяка, – барон нажал на кнопку на столике. Не успел он ее отпустить, как вошел официант.

– Карл, можешь приступать.

Официант молча поклонился и вышел. Появился он минуты через две с тяжелым подносом, уставленным всевозможными салатами и закусками, которые тут же перекочевали на стол. Такая роскошь казалась чем-то невозможным в Германии, все силы которой были сосредоточены на задаче создания мощнейшей армии в мире, что требовало от населения жертв в виде всевозможных ограничений, в том числе и максимальной скромности в выборе еды.

Пока Арнольд рассматривал стоящие на столе блюда, Карл извлек откуда-то бутылку коньяка, показал этикетку барону. Тот кивнул, после чего официант откупорил бутылку и налил немного напитка на дно рюмки, стоявшей перед бароном. Фон Платен посмотрел через коньяк в рюмке на пламя свечи, затем слегка пригубил напиток.

– Прекрасно, Карл, благодарю, – затем, обращаясь к Арнольду: – Это настоящий выдержанный французский коньяк. Господин инженер, предлагаю немного выпить за наше знакомство.

При этих словах Карл наполнил коньячные рюмки и бесшумно исчез.

– Знаете, господин Штакельберг, сегодня у меня очень удачный день. Во всяком случае, мне хочется надеяться, что это именно так. И моя надежда, как ни странно, связана с вами.

– Чем же моя скромная персона могла заинтересовать офицера СС?

– Прежде чем ответить, предлагаю попробовать блюдо под названием Anguille au Vert – это угорь в зеленом соусе. Понимаю, что вас, латышей, этим не удивить, но мы, немцы, считаем это блюдо деликатесом.

– Благодарю, барон, но я не латыш, а немец.

– Это правильный ответ. Давайте еще немного выпьем, съедим Anguille au Vert и перейдем, наконец, к деловой части нашей встречи.

Возникший из ниоткуда Карл молча поставил блюда, наполнил рюмки и вновь исчез.

– Теперь можно перейти к сути нашего разговора. Хочу сразу предупредить, что до того, как я начну излагать мое предложение, вы можете встать, поблагодарить меня за ужин и уйти. Но если вы выслушаете хотя бы малую часть того, что я собираюсь сказать, то у вас будут совершенно другие варианты, а именно: либо безоговорочно согласиться с моим предложением, либо отправиться в места не слишком располагающие к уюту и нормальному существованию. Итак, выбор за вами, а пока предлагаю отведать осетровой икры. Ее нам поставляют русские, говорят, что осетр водится в Каспийском море, интересно было бы посмотреть на российскую природу, возможно, скоро представится удобный случай. Кстати говоря, вы случайно ничего не знаете о том, где сейчас находится ваша семья?

– К сожалению, все контакты с Латвией утеряны. Вряд ли стоит пытаться писать письма, это может привести к нежелательным последствиям.

– Вы правы. Тем более что вашей жены уже нет в Риге. Мы провели проверку по своим каналам. Ольга Штакельберг и ваш сын были депортированы в Россию. Более точной информации нет, но предположительно в один из отдаленных восточных регионов. Но хватит о грустном. Вы готовы выслушать мое предложение?

Арнольду очень хотелось расспросить поподробнее об Ольге, но он сдержался: понятно, что барон сказал ровно столько, сколько счел нужным, и не более того. К тому же пришла пора принимать решение. Фон Платен вряд ли потерпит неопределенность в ответе.

– Барон, я готов вас выслушать.

– Ну ничего другого я и не ожидал. В таком случае сразу перейдем к делу. Я предлагаю вам потрудиться на благо рейха, которому сейчас очень требуются квалифицированные ученые и инженеры для работы в области новых технологий. Более детальный разговор предлагаю провести где-нибудь в другом месте. Сегодня мне было важно получить ваше принципиальное согласие. Итак, вы согласны?

– Да.

– Прекрасно! И последнее. Я забыл вас предупредить, но теперь это уже не важно, что весь наш разговор прослушивался, стенографировался, и ваше заключительное «да» является официальным согласием работать на службу СС. Вы какой кофе предпочитаете?

– Черный с сахаром.

– Карл, принеси, пожалуйста, два черных кофе и сахар.

* Reichsgau Wartheland (нем.) – имперский округ. Административная единица Третьего рейха на вновь присоединённых территориях (с 1939 по 1945 г.).

** – Добрый день, господин инженер. Благодарю вас за прекрасную работу. – Здравствуйте, господин барон! (латышский).