Восемь часов утра. Ещё бы поспать часок-другой, но увы, не наше счастье. Это у "них" в офисы приходят к десяти, а у нас - нельзя. Наша страна – на марше. «Цель светла и ясна, цель светла и ясна!» - как поётся в «Оде КПСС» Владислава Соколова. Утреннее солнце щедро бьёт в окна и смеётся над нашим бессмысленным упорством. В кабинете финансового отдела тесно, но уютно: четыре письменных стола, четыре стула, шкаф с бумагами, пишущая машинка. Сейчас достанем шариковые ручки, платёжные документы и всё пойдёт-поедет по накатанной колее.

- Вера! Опять ты чеснока наелась! Не продохнуть! – с порога, без приветствия, начинает начальница, недовольно дёргая носом. Приближается к своему столу и начинает нервно дёргать стул. Между ним и книжным шкафом совсем мало места, и ей требуется добрых пять минут, чтобы расположить объёмное тело.

- Сколько раз надо твердить, что чеснок можно есть только в пятницу после работы, чтобы к понедельнику запах выветрился! – продолжает она, не меняя тона.

Вера Григорьевна недовольно ворчит себе под нос:

- Вам, Зинаида Антроповна, конечно, проще: поели свекольного маринада – и никакого запаха!

В отделе знают, что начальница страдает запорами, поэтому питается исключительно свёклой и черносливом.

- Что-то ты, Вера, разговорилась. Смотри, а то до пенсии не доработаешь!

Вера Григорьевна на угрозу не реагирует и намеревается завтра сделать то же самое.

- Ну, вот что, дорогие мои, - продолжает шеф, - месяц кончается, надо ехать долги выколачивать. Давай–ка, Людмила, собирайся в командировку! – обращается она к другой сотруднице.

- Да что вы, Зинаида Антроповна! Вы же знаете, я не могу! – чуть не плача, отвечает Людмила Яковлевна.

Она уже полгода кашляет. Врачи ничего определённого ей не говорят, и та подозревает самое худшее.

- И почему опять я? У нас и помоложе финансисты есть!

Это на меня намекается.

- А что? Это идея! Сам Александр Маркович как-то сказал, что Надюша наша девушка способная и активная. Обязательно справится! - начальница смотрит на меня так, будто дело уже в шляпе. Перспектива ясна: если сам зам.директора оказал мне доверие, значит сегодня же мне закажут билет и выдадут командировочные деньги.

До Джезказгана еду на поезде. Часами стою в узком проходе, чтобы не находиться в душном купе, где соседи без устали травят анекдоты и поедают колбасу.

- Девушка, а вы куда едете?

Справа появляется молодой человек в трико с вытянутыми коленками. Долго разговариваем о пустяках и переходим на "ты".

- А ты – невезучая.

- С чего это ты взял?

- У тебя глаза такие же зелёные, как у меня! А я ужасно невезучий. «У беды глаза зелёные...» Помнишь? Вот, возьми-ка адрес одной бабули в городе. На случай, если в гостинице мест не будет...

В гостинице мест не было. «Ну, точно, этот чёрт в трико накаркал!» - чертыхаюсь я и отправляюсь по адресу бабули. Стучу в квартиру безликой «хрущёвки» в центре города. Вырисовывается хлипкая, худенькая старушка - хозяйка 29-ти квадратных метров, на которых она проживает с постояльцем. Внимательно меня осматривает и пускает меня на постой. В квартире нет ничего, кроме стола, стульев, диванчика и старого серванта. Единственная роскошь - чёрно-белый телевизор. Постоялец - мужчина лет тридцати, молчаливый и уравновешанный. Обращается ко мне:

- Пойдёмте в кино, а то вы здесь до понедельника с тоски умрёте.

Название у фильма интригующее – «Париж-Техас», а на деле такая бодяга, что кажется конца никогда не будет. Сплошное занудство! (Измученная ревностью мужа, жена убегает из дома и забирает с собой сына. Муж скрывается от близких в глуши штата Техас. И только через четыре года они вновь встречаются.)

По дороге обратно постоялец признаётся мне, что его тоже жена бросила. Смотрю на него с жалостью. А чем я ему помогу?

До полуночи сидим вдвоём на кухне, пьём водку: он – по привычке, я – за компанию.

- Я на нашем Джезказгансом ГОКе с восемнадцати лет работаю. Может быть уже в следующем году квартиру получу, - говорит с надеждой и занюхивает корочкой хлеба очередную стопку.

- А хозяйка? Она тоже на ГОКе работала?

- Всю жизнь. Здоровье там оставила, а ничего не заработала. Перебивается с горем пополам между нищетой и тараканами.

- А что, много тут тараканов? – с ужасом спрашиваю я.

- Тьма! Ночью включишь телевизор, а они по светящейся дорожке так и шастают бандами туда-сюда.

Лежу на кровати с провалившейся панцирной сеткой в одной спальне с бабушкой. Голову обмотала полотенцем, чтобы ни один одуревший от майской жары таракан не забрался бы мне в ухо. А хозяйка то и дело подскакивает к окну, да шепчет что-то невнятное. Оконные рамы с зимы протыканы ватой, из-за чего в комнате душно и муторно, вот старушка и терзается вопросом - когда же начать эту вату доставать: сейчас или утром?

От жары и панической боязни тараканов всю ночь не смыкаю глаз. Лежу, жду рассвета и размышляю над словами храпящего за стенкой постояльца: «А что наша жизнь? Монотонная работа, мизерная зарплата, одиночество. Хорошо, если однажды повезёт встретить любимого человека. А без этого – тоска. Без этого сплошной "Париж-Техас" получается!» И мне вдруг ужасно захотелось, чтоб ему повезло. Чтобы нам всем повезло...