1.

- Пётр Ильич, почему у вас такие грустные глаза?
- Это от бесконечного, непоправимого одиночества. Мне никогда не удавалось скрыть этого чувства, а теперь и подавно ничего уже не поделаешь...
- А рука у вас, Пётр Ильич, маленькая, как у женщины. Вот почему вам трудно было играть на фортепиано. Поэтому он смеётся вам в лицо.
- Кто? Кто смеётся мне в лицо?
- Антон Рубинштейн. Я видела его в Александро-Невской Лавре. Он там  напротив вас – улыбающийся и уверенный в себе ...  Какие холодные у вас пальцы! Словно вы руку только что из проруби вытащили... Хотя это так и должно быть... Вы же умерли? Я помню вашу могилу и памятник на ней из чёрного мрамора. Худенький обнажённый торс с выступающими ключицами. Сморщенный лоб, словно застывшие дюны... И страдание на лице. То же, что в финале Патетической...
- Отчего же вы вдруг заплакали, друг мой, Надежда Филаретовна?
- Нет-нет, я не Филаретовна... Мы с вами, к моему великому сожалению, не знакомы. Но знайте, я никогда и никому не позволю вас обижать! Я клянусь вам!
- Ну что вы! Вам вовсе не надо меня защищать. Вы помните, какой чудный ангел у меня за спиной? Помните его крылья? Они меня хранят от всех бед и напастей...
- Пётр Ильич, я так счастлива! Даже не знаю, что лучше – переписываться с вами в течение нескольких лет или один раз быть рядом, как сейчас. Вы так по-доброму смотрите на меня... А можно я вас о чём-то попрошу?
- Пожалуйста. Только вряд ли я смогу вам чем-нибудь помочь.. При моём-то нынешнем положении...
- Вам не надо ничего делать! Я только прошу разрешения полагать, что ваша «Серенада» написана для меня. Точно так же, как Четвёртая симфония для Надежды Филаретовны. Но могу ли я до такой степени осмелиться, чтобы получить этот подарок?
- Конечно! Пусть моя «Серенада» будет вашей. Мне совсем не жалко!

2.

Я жду тебя каждый день, каждый миг... Вернее, я жду не тебя, а сам момент твоего появления. Мне не нужно длительное нахождение с тобою, мне важен исключительно момент встречи, как подтверждение действительности невозможного. Я не хочу находиться с тобою в течение долгого времени, мне достаточно всего лишь одного дня и одной ночи. Быть с тобою дольше, значит  привыкнуть и скучать. Oднажды ты сказал, что когда мы встретимся, между нами произойдёт подобие извержения вулкана или солнечного затмения. И я поверила в это,  представив нашу встречу в мельчайших деталях... Ты сбежишь от себя и своих бесконечных дел. Сорок пять минут на такси из Аэропорта пролетят как одно мгновенье, пока будешь думать, что скоро, очень скоро положишь свою лохматую голову ко мне на колени. Я буду гладить твои волосы, а ты будешь повторять, что другого счастья тебе не надо... Ты снимешь квартиру в центре города, потому что в чужом городе все размещаются в центре. Я прибегу к тебе дождливым вечером и останусь на всю ночь. Ты будешь называть меня своим ангелом, смотреть в мои глаза и целовать в коротко стриженный затылок. Будешь гладить ладонью мои ноги от паха до ступней и слегка сжимать тонкие щиколотки.  

3.

Сегодняшний день похож на вчерашний и на завтрашний. От посетителей и  зевак нет отбоя. Задирают головы вверх, когда рассказываю им о куполе театра. Говорю, что известный итальянский художник Николас Орланди выполнил эту роспись в начале прошлого века и посвятил её окончанию Первой мировой войны. Одновременно краем глаза замечаю, как в затемнённом холле появляется мужчина ростом выше среднего, в костюме из габардина цвета хаки. Вижу, как он короткими шагами идёт по длинному, устланному ковровым покрытием проходу, и моё сердце замирает от сладкого ощущения, что однажды точно также появишься ты...Незнакомец становится чуть поодаль и смотрит в мою сторону. Когда группа посетителей расходится, спрашиваю:
- В чём могу быть вам полезной?...
- Вы знаете, я не смогу объяснить почему и как оказался в лифте и зачем  нажал кнопку второго этажа, но сейчас, когда услышал ваш голос, понял, что я здесь из-за вас... Можно я зайду за вами после работы?..
Соглашаюсь пойти с ним. Соглашаюсь, потому, что представляю, будто пойду с тобой. У меня достаточно доводов, чтобы так считать. Он живёт там же, где и ты, его имя начинается с той же буквы, он вырос в том же городе, он разговаривает на том же языке и, наконец, он родился на следующий день после тебя... А ещё он смотрит на меня так, что от его взгляда у меня внутри образовывается пространство, похожее на пропасть, над которым порхают разноцветные бабочки.

4.

Он снимает квартиру в самом центре города, на Реколете, рядом со старинным аристократическим кладбищем. Большие до пола окна  выходят на крыши склепов и мавзолеев. На них безмолвствуют гранитные фигуры ангелов с длинными католическими крестами в руках. Я внимательно осматриваю незнакомую комнату и подмечаю, что на столе не достаёт букетика живых цветов. Может быть жасмина. За окном затевается весенний вечер – один из тех, при котором легко и беззаботно мечтается. Темнота спускается на город медленно и погружает тихое кладбище ещё в больший покой. Неслышно идёт мелкий дождь.  
Мы сидим на диване, рассказываем друг другу о себе и пьём Мальбек. Я всматриваюсь в его лицо и пытаюсь найти схожие с тобою черты. Но не нахожу. У него голубые глаза, светло-рыжие борода и усы и небольшая кисть. Когда в комнате появляются дорожки света уличных фонарей, поднимаюсь и подхожу к окну. Утыкаюсь лбом в прохладное стекло, исчерченное пунктирными линиями дождя, и рассматриваю молчаливых ангелов напротив. Впервые близость к кладбищу нисколько не пугает меня и не заставляет думать о смерти. Мне вдруг становится смешно – все ангелы повёрнуты ко мне спиною... Нет, вон там, вглубине, есть один, стоящий в полоборота...
Жду его приближения. Он подходит тихо, словно не касаясь ногами пола, и обнимает за плечи.
-  Почему у тебя такие холодные руки? - спрашиваю.
- Я только что помыл их холодной водой, - отвечает, улыбаясь.
Осторожно начинает расстёгивать пуговицы на платье и целовать мои шею и грудь. Я беру его голову в ладони:
- Ты поразительно похож на Чайковского! – говорю, ожидая в ответ: «Если бы я был Чайковским, я бы посвятил тебе «Серенаду для струнного оркестра», но в ответ слышу другое:
- Чайковский очень любил Флоренцию... Как ты смотришь на то, чтобы в следующий раз мы встретились с тобою в Италии?
- Положительно, - отвечаю, с радостью припомнив секстет «Сувенир из Флоренции» моего дорогого Петра Ильича...