Солнце уже село за густой ельник, вплотную подступивший к противоположному берегу реки. По, практически, безоблачному небу разливалось закатное золото, тускнеющее на глазах… Зеркало затона прямо передо мной смотрелось продолжением этого роскошного неба, как бы перехваченного иссиня-чёрной стеной леса и ещё более тёмным его отражением. Вечерняя зорька не удалась – утки не прилетели, а так хотелось внести разнообразие в рацион – третий день питаемся рябчиками, добыть которых в амурской тайге дело нехитрое.
   Я уже начал жалеть, что оставил фотоаппарат в зимовье. При полном безветрии отражение зубчатой еловой стены было чётким, будто кто-то аккуратно надрезал ножницами кромку широкой полосы чёрной фотобумаги… Захотелось ещё немного постоять, просто полюбоваться великолепной картиной. Пять минут – не более. Надо поторопиться вернуться к зимовью, пока не стемнело.
   Неожиданно над лесом появилась пара уток, летящих прямо на меня. Они приблизились и исчезли из виду на фоне тёмной стены. «Свалили!» - успел подумать я, но в это мгновение утки вышли из зоны тени и появились метрах в тридцати, круто снижаясь. Выстрел совпал с моментом касания воды. Попал! Утка дёрнулась и застыла на воде метрах в двенадцати от берега… Вторая ушла. Подать некому – придётся самому лезть в воду! Быстро разделся, поплыл. Вода просто обжигала – ни за что бы не полез в реку, но как бросить добычу! Достал. На берег выскочил – зуб на зуб не попадает, середина сентября, однако… Кое-как оделся, схватил утку и рванул бегом, согреваясь на ходу…
   Добежал, переоделся в сухое, друзья спиртику поднесли, посетовали, что одной утки маловато на четверых... Сели поближе к костру, стали рассматривать добычу. Селезень оказался инвалидом! Вместо левой лапы – культя… Что с ним стряслось, одному Богу известно. То ли дробиной отшибло, то ли хищник оттяпал… Надо же, второй раз в жизни я подстрелил птицу-инвалида!
   * * *
   Дело было в середине 50-х. Я и два друга-одноклассника решили приобрести вскладчину пневматическую винтовку потихоньку от родителей. Надо было набрать 150 рублей, тех – дореформенных. Растрясли свои копилки – маловато… Попытались продать кое-что из коллекций марок, монет сверстникам, но немного заработали – карманные деньги у пацанов невеликие были тогда… Третьей статьёй дохода стала часть сдачи, утаённая от родителей. Немало удивились они нашей готовности бежать в магазин за чем угодно по нескольку раз на дню. Так - по пятачку, по гривенничку и собрали мы нужную сумму.
   Винтовку и коробку свинцовых пулек (1000 штук) купил для нас в магазине спорттоваров знакомый парень из нашего двора на пару лет постарше нас. Мы-то в шестом классе учились… Арсенал устроили в дровяном сарае – ряды таких сараев были тогда в каждом дворе, газ в квартирах появился года через три-четыре.
   Вернувшись из школы, наскоро перекусив и изобразив выполнение домашнего задания, мы встречались во дворе, забирали завёрнутую в брезент винтовку и отправлялись на своё стрельбище, оборудованное на пустыре за сараями. Стреляли стоя, лёжа и с колена… Стреляли на скорость… Проводили испытания на дальность стрельбы… Стреляли по настоящим мишеням, принесённым из школьного тира, по консервным банкам, по спичечным коробкам, по бутылкам. Наиболее увлекательными были ночные стрельбы по зажжённым электрическим лампочкам! Стрелять приходилось издалека, из укрытий. После хлопка выстрела проходила секунда-другая, потом (в случае удачи) хлопала лампа… Если бы мы попались, то худо бы было… Не попались – хватило ума оставить лампы в покое.
   Дальше началась охота на дичь! От ворон пули просто отскакивали… Голубей и воробьёв, которые крутились под ногами, мы договорились не трогать, но, начиная с расстояния в 15 метров, они попадали в разряд «дичи». Голубей наши пульки тоже мало беспокоили, а в шустрого воробья было попасть не так-то просто… Но – попадали! Добычу приносили домой, подкармливали кошек. Должен признаться, что не так уж много мы птичьих душ загубили – полдюжины, не более… Последнего воробья подстрелил я. Его мы не отдали кошкам, а похоронили за сараями и дали друг другу слово больше по птицам не стрелять.
   Того воробья я выцелил на нашем стрельбище. Небольшая стайка клевала крошки хлеба, принесённые нами и рассыпанные на расстоянии 15 метров от позиции стрелков. Стреляли по одному разу, и в случае промаха винтовку брал следующий. Мимо, мимо, мимо… Я попал! Пошли за добычей. Увиденное потрясло нас. Вместо одной лапки у воробья была культя… Но он ничем не выделялся из стайки, прыгал как и все, чирикал.
   Прыгал на одной ножке и чирикал… А я его убил!
   Воробей-инвалид. Именно он оказался последним.
   Стрелять мы продолжали и дальше. Тренировки не прошли даром – в тирах из таких же воздушек мы били без промаха, ловя на себе восхищённые взгляды подружек. Потом занимались в секции, участвовали в соревнованиях, получали спортивные разряды… Птиц больше не трогали…

   * * *

   Пока ощипывали селезня, я пересказал эту историю из детства своим друзьям. Мы, четверо офицеров, прилетели из центральной России в тайгу, провести отпуск, поохотиться в тех местах, где когда-то проходил Арсеньев. В его книгах, готовясь к поездке, вычитали и про реку Яй, в которую я отважился полезть за уткой, и про сопку Шаман, из-за которой как раз медленно выкатывалась жёлтая Луна.

24.03.2010.